– С какой стати? – поинтересовался Меткалф.

– Потому что скоро произойдет еще одно похищение. Кроме того, жители города начинают косо смотреть на меня. Так что я бы предпочла находиться под вашим наблюдением. Ходить в подозреваемых мне не хочется.

Лукас вскочил со стула:

– Как? Еще одно? Так что же ты все это время молчала?

– Потому что она еще пока вне опасности.

– Откуда тебе это известно?

– Видение, – просто ответила Саманта. – Я видела ее привязанной к стулу, в крошечной комнатке без окон. Рядом с ней стоял стол, а на нем лежала газета, датированная будущим четвергом. Думаю, запросив выкуп, он пошлет в газету ее фотографию как доказательство, что она жива. После того как Митчелла Кэллогана нашли убитым, он почувствовал, что ему перестают верить.

– Ты думаешь, он похитит ее в четверг? Почему бы ему не похитить ее сегодня или завтра? – Лукас вопросительно посмотрел на Саманту.

– Но ведь он так никогда не поступает, верно? Он похищает своих жертв в среду поздно вечером или ранним утром в четверг, а выкуп требует только в четверг. Тем самым давая семье возможность собрать деньги.

– Да, схема действий у него именно такая, – мрачно заметил Лукас. – Не подскажешь, откуда тебе известны такие детали?

– Подожди, – вмешался в разговор Меткалф. – А ты знаешь, кто станет очередной жертвой? Кто она? Как выглядит?

– Я узнала ее.

– Как? – опешил Лукас.

– На ней была майка с названием местного футбольного клуба. Это помощница тренера, Кэрри Воган. Она живет в двести двадцать первом доме на Хайвей-стрит. Я ходила к ней пару дней назад и пыталась убедить ее принять меры предосторожности, но похоже, она не придала моим словам большого значения.

– Срочно пошли кого-нибудь туда, – проговорил Меткалф, поворачиваясь к Линдси. – Уж лучше выглядеть дураком, чем потом локти кусать.

Линдси кивнула и торопливым шагом направилась к двери.

Лукас снова обратился к Саманте:

– Ответь все-таки, откуда тебе известна схема действий преступника?

– Просто догадалась. – Она криво улыбнулась.

– Не смешно.

– Ошибаешься. Как раз очень смешно. Все, что с нами происходит, – одна жуткая игра, затеянная ради последней минуты, которую нам предстоит увидеть.

– Откуда ты знаешь про его схему действий?

Она долго разглядывала его. Лицо ее было неподвижно, взгляд застыл. Затем она сказала:

– Мы остановились в маленьком мотеле, прямо возле парковки, напротив нашего цирка. Можешь заехать туда…

– А я думал, ваша братия со своими прицепами обычно располагается в кемпингах, – перебил ее Меткалф.

– Как правило – да. Но знаешь, иногда так хочется принять душ и полежать в ванне. Поэтому мы сворачиваем в мотели. Ты не возражаешь?

Шериф пожал плечами:

– Какое мне дело? Я только поинтересовался.

– Места себе мы бронируем заранее, если ты это имеешь в виду.

– Именно. Но я и так бы догадался, без твоего напоминания.

– Перестаньте язвить, – вставил Лукас. – Давайте вернемся к делу. Так что там в твоей комнате, Сэм?

Девушка едва не вздрогнула, услышав свое уменьшительное имя, но все так же неподвижно и прямо сидела на стуле.

– В верхнем ящике тумбочки лежит платок, завернутый в небольшой пластиковый пакет. Он обронил его у нас, возможно, вчера. Я нашла его вчера же, поздним вечером, подняла, и в ту же секунду у меня было видение.

– И что дальше?

– Я уже все вам рассказала.

– Ты хочешь сказать, что видела что-то еще?

– Да. Вспышки. Жертвы. Десять – двенадцать. Мужчины и женщины разных возрастов. Между ними нет ничего общего. Если не считать его. Тогда же и увидела схему его действий. Я поняла, почему он так делает.

– И почему же?

– Ты действительно хочешь это знать, Люк?

– Разумеется.

Саманта поежилась.

– Хорошо, скажу. Я увидела шахматную доску с несколькими фигурами. Это был эндшпиль. За доской сидели два человека. Сначала я видела только их руки, переставлявшие фигуры. Затем я увидела лицо одного из них.

– Кто это был? – спросил Лукас.

– Ты, Люк. Ты понял, о какой шутке я говорила? Ты находишься здесь только потому, что он хочет, чтобы ты здесь находился. Ему безразличны деньги, не ради них он похищает и убивает людей. Для него все его действия – просто ходы, часть игры. С каждым ходом мастерство его совершенствуется, а преимущество растет. Он предлагает тебе сыграть партию. Вызывает тебя на единоборство. Только тебя. И он не остановится, пока ты не признаешь, что он победил.

Меткалф, затаив дыхание, слушал мрачное пророчество цыганки. Затем еле слышно чертыхнулся и громко произнес:

– Если ты думаешь, что я поверил хоть единому твоему слову…

– Я думаю, что ты ничему не поверишь, шериф, – перебил его Лукас.

– Как это? – спросил Меткалф, но Лукас уже отвернулся от него и продолжил разговор с Самантой:

– Зачем ему это нужно? Почему он нацелился именно на меня?

– Потому что ты лучший. За последние годы ты стал знаменитостью, раскрыл несколько похищений. А поскольку такие преступления и выполнить, и раскрыть очень сложно, о тебе много и часто говорили – по телевидению, радио, в прессе. Ты всегда был на виду. Я думаю, он следил за тобой.

– Нет, – возразил Лукас. – Не верю.

– Может быть, ты просто не желаешь верить. – Саманта немного помедлила, затем медленно проговорила: – Зачем, по-твоему, он их убивает?

– Он не всех убивает.

– Да, первую свою жертву он не убил. – Саманта кивнула. – Отпустил ее сразу после получения денег. Показал, какой он милашка. Хотя женщина, его жертва, заявила, что он собирался убить ее. Но он передумал. В дальнейшем он уже не отступал от намеченного плана – он убивал всех.

Лукас молчал.

– Но зачем убивать, Люк? – продолжала гадалка. – Ведь никто из жертв не видел его лица и не смог бы опознать его. Они ничем ему не угрожали. Он почти всегда получал деньги. С какой целью убивать, Люк? Подумай, раз ты такой сильный психолог. В чем причина? Выкуп получен, жертва на свободе и неопасна…

Меткалф непроизвольно повернулся к федеральному агенту и, несмотря на антипатию, смотрел на него даже с некоторым сочувствием.

Не отрывая взгляда от Саманты, Лукас откинулся на спинку стула, с минуту помолчал, затем произнес:

– По официальной версии, он убивает своих жертв из страха быть впоследствии опознанным.

– А по неофициальной? Может быть, у тебя есть какие-то свои идеи на этот счет? Должны быть. Только не уверяй меня, что вы с Бишопом не говорили на эту тему.

– Убедительно.

– Еще как убедительно, особенно с точки зрения психологии. Я психологию не изучала, поэтому меня ты можешь не слушать. Но даже мне совершенно ясно, что поврежденный рассудок работает не так, как нормальный. На то он и поврежденный.

– Поврежденный рассудок, – эхом повторила Джейлин. – Хорошая характеристика.

– Он не стал бы похищать и убивать людей, если бы разум его был в полном порядке.

– Я на это надеюсь, – откликнулся Лукас. – Пока можно сказать, что наша версия основана на том малом, что мы о нем знаем. Он боится быть опознанным и потому убивает своих жертв.

– Но если он знает, что убьет их, зачем он надевает им на глаза повязки?

– Пока у нас нет уверенности, что он всегда так делает.

– А я тебе говорю, что всегда. И снимает он их прямо перед самым моментом убийства.

– Почему я должен тебе верить? – резко спросил Меткалф.

– Я уже говорила тебе, шериф, что даже и не надеюсь, что ты мне поверишь. Но я права, и Люк это знает.

Покосившись на федерального агента, Меткалф произнес:

– Мне кажется, вы знакомы, и довольно давно. Ты веришь ей?

Последовавшее молчание тянулось слишком долго. Присутствующие начали испытывать неловкость.

– Да. Я верю ее словам и ее видениям, – наконец сказал Люк.

Услышав его слова, Саманта устало улыбнулась.

– Зачем ему держать своих жертв в повязках, если он с самого начала знает, что убьет их? Зачем ему вообще убивать? Что он от этого получает? – Она снова обратилась к Лукасу.