Люк спрыгнул на просеку и побежал вверх по холму на запад, к Гриффит-парку. Он методично пробирался по крутому лесистому склону за домом. Время шло неумолимо. Вся надежда на то, что удастся запутать следы. Наверное, копы до сих пор прочесывают местность, которую он отметил сломанными ветками и примятой травой. Несколько минут передышки не помешают.

Угольное небо стало фиолетово-серым, однако солнце по-прежнему скрывалось за холмом. Легкие горели, но останавливаться нельзя — нужен отрыв хотя бы в полмили. Он должен рассредоточить их, заставить расширить район поиска. Если справится, тогда сможет превратить скудное преимущество в победу. Потому что умеет воспользоваться тенью раннего восхода, чтобы спрятаться и ускользнуть. Как свои пять пальцев знает территорию, в которой можно незаметно раствориться.

Пока он бежал вверх по холму, эхо прошлой жизни набирало силу. Люк чувствовал, как заряжается внутренний стержень темных сил, словно на тлеющий костер плеснули бензин. Волна за волной накатывался и страх. С ним тоже приходилось бороться.

Вдалеке послышался рокот вертолета. Так быстро его, конечно, не найдут. Но через пять минут в небо поднимется уже целая эскадрилья.

Выступающие зубчатые края скал ранили голые ступни. Превозмогая боль, он удлинил шаг. Пока отрыв не увеличится, надо оставаться на тропинке.

Скорость и расстояние — вот что главное. Остальное не важно.

Люк придерживался правильной мысли, пока тропинка не повернула. Впереди, глухо рыча и оскалив зубы, его поджидал черный доберман.

Люк нырнул в сторону, покатился вниз по склону, цепляясь за острые камни и сухие стебли. Высокая трава на краю небольшой канавы задержала падение. Он сполз на дно и тщательно изучил склон холма. Затем промокнул футболкой болезненное место на шее сзади. На ткани появилось красное пятно.

Собака посмотрела вниз, злобно рыча и скребя лапами по гравию на обочине дорожки. В канаву полетели камушки вперемешку с песком.

В трех метрах направо от Люка над невысоким выступом торчала труба бетонного коллектора. Он быстро подполз и укрылся под навесом. Грудь вздымалась, он пытался отдышаться.

Раздался женский крик:

— Самсон… Самсон, назад!

Рычание усилилось.

Хруст гравия под ботинками с твердой подметкой.

— Самсон, что на тебя нашло? Успокойся, мальчик.

Хлоп-хлоп-хлоп. Из ниоткуда донесся громоподобный стрекот тяжелого вертолета. Через минуту воздушный поток от лопастей винта накрыл беглеца песчаным облаком.

— Стоять на месте!!! — донеслось из громкоговорителя.

Люк поднял руки, защищая голову от летящего мусора. Поглубже прячась под навес высотой в полметра, он уперся в выступ. Направление шквалистого ветра изменилось — вертолет двигался по узкому кругу.

Если в полицейском вертолете есть термодатчики — а они должны там быть, — на фоне влажной земли и холодного утреннего воздуха он засветится, как 500-ваттная лампочка. У охотников было все, чего ему так недоставало: поддержка авиации, материально-техническая база, коммуникации. Но пока вертолет строго вертикально над ним, сенсоры беспомощны и не найдут его за термической изоляцией из толстого бетона.

Пока они не сменят позицию, инспектируя склон холма, и не заглянут под углом в дренажную канаву — он невидим.

Ударные волны ослабели. Вертолет набирал высоту.

Громкоговоритель снова ожил:

— Мы ищем мужчину… Рост метр восемьдесят, темные волосы, светло-зеленая или серая одежда…

Люк попытался открыть глаза. Кусающий песок держал веки на замке. Где-то вдалеке испуганно заскулила собака.

— Мэм, возвращайтесь по дороге на запад. Всем, кого встретите, передайте то же самое. Если увидите человека, по описанию похожего на то, что вы слышали, не приближайтесь… Повторяю: не приближайтесь к нему.

Вертолет улетел на восток, в сторону особняка. Несколько секунд Люк сидел задумавшись. Далеко уйти не удалось, а тропинка стала недоступной. Что еще хуже, над холмом брезжила заря. Совсем скоро он потеряет возможность спрятаться в сухом кустарнике.

Надо уходить, не дожидаясь, когда солнце поднимется над вершиной холма. Но напряженное тело выделяло тепло, которое термодатчики зарегистрируют в радиусе пятисот метров.

Люк сложил ладони лодочкой и стал обливать себя холодной жижей, вытекавшей из коллектора, пока тело не содрогнулось от холода.

Через минуту он затерялся где-то на склоне холма.

— Вы, индейцы, просто убиваете меня. И ведь отлично об этом знаете, — еле вымолвил старик, глядя на смуглого напарника.

Он привалился к огромному валуну на обочине тропинки, пытаясь отдышаться.

Старика звали отец Джо. Он был католическим священником-миссионером. Никогда раньше Меган не целовала священника, но сейчас готова была расцеловать, как родного, когда тот предложил доставить ее в Санта-Лючину. Отцу и его помощнику Пако оставалось посетить еще две деревни. После чего, обещал он, все трое покинут джунгли.

Старик положил руку на плечо спутника.

— Что скажешь, если мы бросим эту работу и займемся гольфом?

Пако кивнул. Как всегда, когда священник что-то говорил на языке, столь же незнакомом, как и обратная сторона Луны.

Старец засмеялся, но почти тут же закашлялся. Он выхватил из кармана ингалятор и трижды быстро впрыснул в горло. Когда дыхание успокоилось, отец повернулся к Меган и ответил на вопрос, которого она еще не задавала:

— Легкий приступ эмфиземы.

Словно врезавшиеся в гранит морщины обрамляли улыбку священника. Казалось, взгляд голубых глаз просвечивал рентгеном и читал чужие мысли, как раскрытую книгу.

Меган мучилась чувством вины за то, что бросила Джо Халена и Стива Далтона. Как будто ударила палкой по осиному гнезду, а расхлебывать последствия оставила коллегам и жителям Тикар-Норте.

С этим чувством она через два часа добралась до первой деревни. Хикаль — одна из почти шестидесяти aldeas, которые входили в сферу деятельности отца Джо. Каждую деревню он посещал не чаще чем три-четыре раза в год. Видимо, этим объяснялись восторженный прием в их честь и праздничные приветствия.

Через час Меган сидела на задней скамейке в кустарной церкви, наблюдая, как отец Джо служит мессу. Рядом, вылизывая друг друга, лежали собаки. Стоило ей пошевелиться, и кусочки илистой грязи отваливались от одежды, как кожа насекомых в период линьки. На джинсах проступали контуры промокшего паспорта и бумажника.

Она чувствовала себя просто жабой по сравнению с женщинами Хикаля, одетыми в цветные яркие блузки с безукоризненно белыми воротничками и юбки-парео, из-под которых виднелись голые лодыжки. Женщины словно двигались в невидимых воздушных коконах, непроницаемых для пыли и грязи.

И только голые ноги цвета ржавого железа выдавали жизненные передряги.

Казалось, в большой деревянный дом втиснулась вся деревня: около восьмидесяти мужчин, женщин и детей, все деревенские собаки, дюжина свободно разгуливавших куриц и два петуха. Перед алтарем в сплетенной из веток клетке сидели две мыши.

В наполненную горячими углями нишу в камне человек у алтаря плеснул фимиам. Клубы дыма, поднимаясь вверх, окутали отца Джо густым белым облаком. Задохнувшись на полуслове, он прервал молитву, разразился приступом кашля и замахал руками в поисках свежего воздуха. Едва облако рассеялось, хранитель благовоний как ни в чем не бывало повторил ритуал — отцу Джо, наверное, не помог бы сам Господь.

Еще почти полчаса, с интервалом в пять минут, сценка повторялась: новая порция фимиама и священник в приступе кашля.

Меган не поняла ни единого слова мессы: отец Джо служил на диалекте майя.

Прихожане внезапно грянули песню под аккомпанемент огромной маримбы, с которой управлялись пятеро мальчиков с колотушками. Они выстроились вдоль инструмента и выстукивали ритм по параллельным рядам деревянных брусков. С точностью и скоростью жонглеров ножами.