Джемми слушал все это, округлив глаза и ничего не понимая. Но теперь его внимание вернулось к пакету, который Лора раньше начала открывать.

— Это портрет мамы, который принесла Морган Ле Фей, — сказал он отцу. — Давай, Лори, открывай.

Лора взглянула на Уэйда, и он кивнул. Она освободила картину от оберток и прислонила к стулу. Это была только часть картины, так как пришлось отрезать фон над головой сидящей фигуры и из-за безобразного пореза, проходившего по пышной юбке платья, пришлось оставить только голову и плечи, но и в таком виде портрет представляя собой законченное произведение. Губы Вирджинии мило улыбались, а мечтательный взгляд устремлялся за пределы картины, так что видны были только три четверти лица.

— Портрет выглядит лучше, чем я ожидала, — произнесла миссис Тайлер. — Но теперь я не знаю, куда его повесить.

Помня прежнее заявление старой леди о том, что картина будет висеть в гостиной, Лора с удивлением посмотрела на нее. Не похоже было на маму Тайлер так смягчаться в отношении ранее принятого решения. Прежде чем кто-нибудь мог сделать какое-либо предложение, Джемми почти воинственно схватил картину.

— Это моя мама, и я хочу, чтобы она была у меня в комнате.

Уэйд решил дело:

— Она будет у тебя, если тебе хочется, мальчик.

— Тогда пошли, — обратилась Лора к Джемми. — Посмотрим, как она будет там выглядеть. — Она не взглянула снова на Уэйда, боясь увидеть его реакцию на портрет.

Джемми понес картину наверх, и Лора поспешила вслед. Пока он сидел на кровати и смотрел, она примеряла портрет в разных местах на стене. После нескольких попыток он решил, где ему нравится больше всего, и она пометила место, чтобы повесить его завтра. Потом она поставила картину на его туалетном столе и, повернувшись, увидела, что глаза его затуманены слезами.

— Ты уверен, что хочешь, чтобы картина была здесь, Джемми? — с сомнением в голосе спросила она.

Он кивнул, сильно моргая.

— Пожалуйста, Лори. Так я никогда ее не забуду. Иногда я все-таки забываю немного. Тогда, знаешь, что я делаю? Я иду к озеру в лесу и смотрю на воду, пока не вспомню.

Она села рядом с ним на кровать и обняла его за плечи.

— Ты не должен делать этого, Джемми. Нет плохого в том, чтобы забыть горе. Если картина поможет тебе помнить счастливые времена, тогда замечательно, что она будет здесь. Но если тебе смотреть на нее больно, мама не захотела бы, чтобы ты смотрел на нее. Подумай об этом, Джемми. А теперь я выйду, чтобы ты приготовился ко сну. Позови меня, когда будешь готов, и я приду подвернуть тебе одеяло.

Дверь была приоткрыта, и, выйдя в коридор, она обнаружила, что Уэйд ждет ее. Лицо его плохо различалось в сумерках, и она не могла прочесть его выражение. К ее удивлению, он взял обе ее руки и поднес к своим губам.

— Ты очень добра к моему сыну, — сказал он. — Ты не знаешь, как я благодарен тебе, дорогая.

Но ей не благодарность была нужна от него, и она была рада сумеркам, которые мешали ему прочесть выражение ее глаз.

— Джемми стал мне очень дорог, — сказала она. — А как насчет тебя? Если ты обедал, я могу хотя бы преложить тебе чашку чая.

Он не отпускал ее руки и держал их как-то неуклюже в своих, пока она осторожно не забрала их.

— Твоя мама снова ходит, — продолжала она. — Обязательно покажи ей, как ты рад, когда она станет тебе демонстрировать. Она как ребенок радуется этому достижению, очень гордится.

— Это тоже твоя заслуга, Лора. Ты для всех нас что-то сделала. Мы никогда не сможем достаточно отблагодарить тебя.

Опять в его голосе звучала ненужная ей благодарность, но она не успела уйти, голос Джемми окликнул ее.

— Я готов, Лори.

— Пойдем со мной, — во внезапном порыве сказала она Уэйду и втянула его в спальню Джемми.

Свеча на столике потрескивала от ветра из окна, и мотылек влетел и начал кружиться вокруг пламени.

— Мы пришли пожелать доброй ночи, Джемми, — непринужденно сказала Лора.

Когда она натянула простыню и нагнулась, чтобы подвернуть ее вокруг него, он вдруг поднял руки и притянул ее к себе, быстро поцеловав в щеку. Он сделал это впервые, и глаза ее увлажнились. Она повернулась к Уэйду, без слов умоляя его. Он наклонился над постелью и прикоснулся пальцами к щеке мальчика.

— Я не сказал тебе, — произнес он, — как я рад, что ты назвал Хэмлина в честь героя моего рассказа. Спокойной ночи, сын. Спи хорошо.

Больше ничего, но Лора видела, как в глазах Джемми вспыхнули счастье и любовь к своему отцу. Она задула свечу, и Уэйд вышел за ней из комнаты.

— Теперь я сделаю тебе чай, — бесстрастным тоном сказала она. — Верхняя гостиная уже готова, так что я принесу тебе чай туда. Ты, должно быть, устал.

— Замечательно, — согласился он, так же бесстрастно, как она.

Лора быстро спустилась на кухню и приготовила поднос, как в тот раз, когда она ждала его поздно ночью. Поднявшись на второй этаж, она увидела, что дверь новой гостиной открыта и в комнате зажжен свет.

Уэйд сидел в старом удобном кресле, которое Питер принес с чердака, и оглядывал комнату с видом иностранца, попавшего в чужую страну и не нашедшего там ничего знакомого. Лора подвинула столик и поставила на него поднос.

— Конечно, в комнате еще не совсем все в порядке, — оживленно сказала она, наполняя его чашку. — Пока что я обставила ее чем придется, но если она окажется полезной, возможно, мы сможем добавить что-нибудь новое и сделать ее по-настоящему уютной.

Он ничего не ответил, и она не знала, что он думает или чувствует.

— Расскажи мне побольше о своей поездке, — сказала она. — Что слышно о войне в Вашингтоне?

Он задумчиво помешивал чай.

— С середины месяца армии Ли выступили в поход. Они перешли Потомак и вошли в Пенсильванию. Опасаются наступления на Гаррисберг, но, как я понимаю, армия Мида на подходе, чтобы остановить его. Все людские резервы, какие только возможно, посылаются отсюда на поддержку Штатов.

— Конечно, мы его остановим, — сказала Лора. У Уэйда был грустный вид.

— Ужасно быть беспомощным. Понимая обстоятельства, как сейчас, я знаю, как нужен в армии каждый человек. Мне надо быть там, со своей ротой.

Она очень тихо сидела у окна, допивая свой чай. Ветер стих, жара становилась гнетущей. От горячего напитка ей стало еще жарче, она обмахивалась платком и пыталась найти слова, чтобы утешить Уэйда. Они оба знали, что ему никогда не вернуться в армию.

— Эдгар Лорд приезжал домой на два дня, — произнесла Лора. — Вчера он уехал, чтобы присоединиться к своим в Пенсильвании. Серина ужасно боится, что он попадет в большое сражение. Но она держится прекрасно. Она постоянно что-нибудь придумывает, чтобы занять нас всех.

— У нее есть причина волноваться, — сказал Уэйд. Но Лора знала, что он сожалеет о том, что ему нельзя участвовать в военных действиях.

Немного спустя он пожелал ей доброй ночи и отправился спать. Когда он ушел, Лора переставила чайную посуду на поднос, а потом постояла, оглядывая комнату. От тех, прежних дней не осталось ни следа. Она даже пригласила обойщика, чтобы заменить обои на новые с приятным рисунком в желто-зеленых тонах. Не было ни малейшего запаха розовых лепестков, и прежняя затхлость уступила место свежим ароматам сада. Но, может быть, память о Вирджинии всегда будет преследовать эту комнату. Невозможно было знать, что чувствует Уэйд. Если раньше он легко проявлял свои чувства, теперь он скрывал их, и она никогда не знала, что он думает.

В ту ночь она долго лежала без сна, беспокойно ворочаясь во влажной духоте, не в состоянии заснуть.