— Мне жаль, — сказала она, испытывая гордость, что за внешней легкостью ей удалось спрятать столько горя. — Но, конечно, ты должен ехать. Нет никакого смысла дальше терять здесь время.
Он беспокойно сделал круг по комнате и подошел к ней с неожиданным блеском в глазах, полный жизненной энергии, до сих пор до конца не раскрытой. Он возвышался над ней, как и в то первое свое посещение, и владел ее вниманием с той же самой силой.
— Поверь мне, Сюзанна, я не хотел, чтобы так случилось, — сказал он, — Это сильно усложнит, мою жизнь. Я не уверен, что не буду жалеть. Но думаю, что понял неотвратимость этого в тот первый день, когда стоял на путях и увидел, как ты упала на рельсы с камерой, почти такой же по размерам, как ты сама.
Она с изумлением и испугом посмотрела на него, не понимая, к чему он клонит, а он вытащил что-то из кармана и почти небрежно бросил ей на колени. Это была маленькая, голубая с позолотой шкатулка; она смотрела на нее, не прикасаясь.
— Открой это, — приказал он.
Она нажала пальцем на металлический замок и подняла крышку. На белом атласе лежало кольцо, тонкое золотое кольцо с полированным розовым камнем в высокой оправе.
— Ювелир сказал, что это неслыханно — ставить неограненный камень, — сказал Дэрк. — Но я подумал, что он тебе понравится в таком виде, Для лучшего вида его немного отполировали. Огранка для меня сейчас — непростое дело. Я полагаю, возражений не будет? Оно сделано в расчете на очень тонкий палец.
Она взглянула на него, не в силах поверить в то, что происходит, напуганная его очевидной тревогой, которую он пытался скрыть за внешней бесстрастностью. Он был напряжен и слегка напуган, а совсем не доволен контролируемостью эмоций, как думала она. Она обнаружила, что смотрит в его лицо более нежно, чем когда-либо, и протянула руку.
— Надень на мой палец, пожалуйста, — сказала она.
Все его яростное нетерпение вырвалось наружу, нерешительность покинула вдруг помолодевшего, по-прежнему привлекательного Дэрка, каким она его помнила. Он сел рядом с ней, вынул кольцо из шкатулки и надел ей на средний палец левой руки. В его взгляде были только нежность и мольба,
— Теперь мое счастье в твоих руках, дорогая, — сказал он. — Обращайся с ним нежно.
Только оказавшись в его объятиях, она поверила наконец в то, что происходит.
— Я купил два билета на рейс до Южной Африки, — сказал он ей, — и два места на самолет до Нью-Йорка. Хотя я очень боялся, что зашел слишком далеко. Теперь дело за твоим паспортом и прививками, свидетельством о браке и всем остальным. Давай полетим в Нью-Йорк и уладим со всем этим. Не будем терять время.
Они не стали терять время. Она бы никогда не поверила, что может порвать все нити, связывавшие ее с привычной жизнью, с такой быстротой и такой радостью. К счастью, она уже упаковала или раздала большую часть вещей матери, Квартира была сдана товарищу из редакции. Дэрк перевез ее через границу штата для более быстрой регистрации брака, и Сюзанна летела на самолете в Нью-Йорк уже со своим мужем.
Несмотря на поспешность, с которой все было проделано, у них оставалось время предаваться нахлынувшему счастью. Это было именно то, чего она так ждала долгие годы одиночества. Это был ответ на ее тоску по родине, на ее чувство чего-то незавершенного. Она знала, что в ней жила какая-то охраняющая ее сила, более мудрая, чем сознание и разум, которая ждала только Дэрка. Теперь она была готова встретить все, что бы Южная Африка ни преподнесла ей, потому что Дэрк был частью ее жизни, а она — его. Это было самое важное — его потребность в ней, такая нежная и светлая.
Только когда она вспомнила о Никласе Ван Пелте, то попыталась немного поторговаться с ним.
— Если ты женился на мне только для того, чтобы привезти домой к отцу, ты совершил ошибку, — сказала она, немного поддразнивая. — Ты знаешь, я же не давала обещания увидеться с ним.
Дэрк отреагировал быстро.
— Мы поговорим об этом, когда придет время. Я написал дяде Никласу о наших изменениях в планах и отправил письмо авиапочтой. Хотя, если бы я был уверен, что ты серьезна в тех обвинениях, которые выдвигаешь…
Она нежно поцеловала его, показывая, что она не была серьезна. Его ответ на обвинения вряд ли был необходим. По его глазам, по его прикосновениям было ясно, как сильно он любит ее.
Дни, проведенные в Нью-Йорке, сверкали сквозь туман, как розовый алмаз на ее пальце. Она светилась счастьем и умиротворенностью, и Дэрк заметил, что она становится прелестнее с каждым днем.
Единственное, что она взяла с собой из своей жизни, был ее собственный 35-миллиметровый фотоаппарат, и Дэрк потакал ей в ее увлечении.
— Итак, я женился на высокопрофессиональном человеке, не так ли? — смеялся он, когда она настаивала, чтобы камера и экспонометр сопровождали ее на их дневных прогулках. Она мягко, но с определенной долей твердости объяснила ему, что не видит причины, почему бы не продолжить продавать фотографии для американских и британских журналов и газет. Внимание всего мира в эти дни было приковано к Африке.
Особенное удовольствие ей доставляло делать фотографии Дэрка, запечатлевавшие его светлые, улыбчивые черты и скрывавшие некоторую озабоченность, порой появлявшуюся в неподходящий момент. Иногда ей казалось, что его что-то тревожило, что он что-то от нее скрывал — видимо, те проблемы, которые ждали его в Южной Африке. Она предполагала, что это может касаться ее отца. Возможно, он не одобрит эту внезапную женитьбу своего подопечного на дочери, которую он не знал, дочери женщины, которая покинула его. Ей не хотелось думать, что это повредит Дэрку и поставит его в трудное положение, Но в тот момент она могла только всем сердцем стараться развеять это настроение Дэрка и воздержаться от расспросов. Однако она не хотела запечатлевать даже тень озабоченности на фотографиях. Те дни были солнечными и должны были такими оставаться.
Стоял сентябрь, все еще весна в Южной Африке, когда они сели на борт американского самолета в Нью-Йоркском международном аэропорту. Даже на реактивном самолете это был трудный и утомительный путь, и Дэрк согласился на остановки в Аккре и Браззавиле. Они покинули Французскую Экваториальную Африку ранним утром и приземлились в Йоханнесбурге в середине дня. Йоханнесбург был воротами города Золота. «Goli», как чернокожие называют эту сравнительно молодую и быстроразвивающуюся столицу огромного богатства и величайшей бедности.
Пройдя паспортный и таможенный контроль, они уселись в суете зала ожидания перед огромным застекленным оконным пролетом и наблюдали за самолетами, отлетающими в различные части Африки и всего света. Теперь они по настоящему находились на южноафриканской земле, и Сюзанна увидела знаки Slegs vir Blankes, которые переводились как «Только для европейцев», «Европейцам», что означало «Для белых». Она содрогнулась при виде этих знаков, так же как содрогалась при виде подобных знаков на американском Юге.
Все знаки давались на двух языках страны, как и объявления из громкоговорителей. Сюзанна забыла африкаанс, но когда она начала вслушиваться, звучание этого языка постепенно стало вспоминаться и он уже не казался незнакомым.
Однажды, к ее удивлению, имя Дэрка было названо по громкоговорителю, и он поспешил за пришедшей на его имя информацией. Когда он возвратился, то выглядел немного рассерженным.
— Это информация от моего отца? — спросила она. Нет, — покачал он головой. — Это было только предупреждение.
Слово напутало ее.
— Предупреждение?
— О, ничего страшного, — сказал он, изображая улыбку. — Кое-кто думает, что я обязан знать, что Джон Корниш собирается в Кейптаун. Он будет на борту нашего самолета.
Он больше ничего не добавил и, казалось, задумался, оставив ее в недоумении. Почему было необходимо дать знать Дэрку, что Корниш летит тем же самолетом? Если когда-то давно Джон Корниш навредил ее отцу, то какое это имело отношение к его нынешнему пребыванию в южной Африке? И почему Дэрк употребил слово «предупреждение»?
