Все ее мысли были заняты случившимся — внезапным и неожиданным нападением. Кто-то, должно быть, поджидал, спрятавшись в тени камней, хотя эта обычно пустынная тропинка казалась неподходящим местом для грабежа.

Она рассеянно сняла плащ и вывернула карманы, чтобы очистить их от табачной трухи. Несколько кусочков какого-то твердого материала упали на ковер, и она встала на колени, чтобы собрать их. Теперь на ее ладони лежало четыре или пять твердых гранул. Они имели тусклые цвета — желтый, черный и темно-зеленый — и были похожи на кусочки камней величиной меньше чем горошина. С возрастающим вниманием она достала из корзины выброшенную сигару и стала измельчать ее. Когда сигара превратилась в порошок, она собрала кучку крошечных камней. Они неподвижно лежали на ее ладони, заключая в себе пугающий скрытый смысл.

Заслышав на лестнице шага Вилли, она быстро завернула табачную труху вместе со своей находкой и положила обратно в карман плаща. Вилли сообщила, что мистер Гогенфильд сейчас приедет, и осталась у двери с вопросительным видом.

— Со мной все в порядке, — заверила ее Сюзанна. — Меня толкнули на тропинке и накинули сетку на голову, но серьезных повреждений нет.

Когда девушка ушла, Сюзанна быстро окинула взглядов комнату в поисках подходящего укромного места. Затем она засунула сверток с измельченным табаком и камнями в носок ботинка, стоявшего в калошнице, и загородила его сапожной колодкой. Сигары предназначались для ее отца, и данное обстоятельство встревожило ее. Она не хотела рассказывать ни Дэрку, ни кому бы то ни было о своем открытии, пока как следует все не обдумает.

Дэрк приехал через несколько минут. Он заставил ее пересказать случившееся несколько раз и со всеми подробностями. Затем он позвонил в полицию. Он был явно обеспокоен и не напоминал ей о своем совете не ходить по тропинке через ущелье.

Когда прибыла полиция, последовали бесконечные расспросы, хотя она сразу сказала, что не могла разглядеть человека, напавшего на нее. Офицер-африканер покачивал головой, неодобрительно отнесясь к ее прогулке в сумерках по пустынному ущелью.

На тропинке были проведены поиски, и была найдена сетка от картошки и ее брошенная сумочка, но уже без денег. Подобные сетки использовались повсюду, и она не давала ключа к разгадке. Тропинка была истоптана так, что на грязных местах были хорошо видны следы нескольких человек. С другой стороны, человек, бегущий по траве вдоль тропинки, едва ли мог оставить отпечатки. Офицер решил, что это мог сделать какой-нибудь кафир, заинтересованный только в деньгах. Ей повезло, что она так легко отделалась. Пусть это будет ей уроком.

Сюзанна вспомнила о табачной трухе, спрятанной в ботинке у нее в шкафу, и ничего не сказала. Она могла только надеяться, что это никак не связано с нападением. Не мог случайный налетчик знать о ее сигаре.

Когда полиция уехала и они принялись за поздний ужин она с трудом могла есть. Шок немного прошел, но она все еще не могла расслабиться. Мысль о крошечных зловещих гранулах, спрятанных наверху, не давала ей покоя. Она не хотела говорить об этом Дэрку. В первую очередь она должна поговорить с отцом. Немедленно, сегодня же вечером. Она решила увидеться с отцом сразу после ужина и объяснить ему, что случилось. Дэрк не должен слышать, когда она уйдет из дома.

Он был ласковее, чем в последнее время, но твердо советовал ей лечь спать сразу после ужина.

— В таких случаях бывает медленная реакция, — предостерег он. — Я уже позвонил и договорился с врачом чтобы он приехал сегодня вечером и осмотрел тебя.

Это сообщение раздосадовало ее, но, хотя она была раздражена хлопотами Дэрка, делать было нечего, оставалось только подчиниться.

Когда он, подоткнув под нее одеяло, сошел вниз, она, лежа в кровати, неотступно думала о сигаре и о крошечных камнях, спрятанных в ней. Сюзанна никогда прежде не видела ничего подобного, но не могла сомневаться в их значимости. Она очень хорошо представляла, что это за камни. И ее первая надежда, что не существует связи между ними и нападением на тропинке, становилась все призрачней по мере того, как она проигрывала все варианты.

Кто-то в Проти-Хилл был замешан. Кто-то, кто знал о том, что она уронила коробку с сигарами, которые рассыпались. Кто-то, кто подозревал, что она могла поднять сигару и положить в сумочку. Было только четыре человека, знавших об этом, и кто-то из них спустился раньше нее по тропинке и устроил засаду.

Первым ее в холле увидел Томас, затем Мара. Затем она прошла в кабинет и сообщила Дэрку и отцу о том, что случилось. Слепой вряд ли мог спуститься по тропинке, чтобы подстерегать ее, даже если бы очень захотел. Но он мог послать кого-нибудь еще. Ей не хотелось верить в это, и она быстро переключила свое внимание на более приемлемые для нее варианты. Что, если Мара? Она знала совершенно точно, что Мара способна на мстительные действия против нее. Сила того грубого удара в спину могла быть вызвана ненавистью. Или, может быть, это был Томас? Она прикрыла глаза, загораживаясь от света лампы, стоявшей на туалетном столике, и задумалась о Томасе. Поскольку это был цветной, то ей особенно не хотелось подозревать его. Те действия, которые были предприняты налетчиком, были слишком просты и слишком очевидны, чтобы это мог сделать белый человек, — таково было мнение полиции. Затем к ней неожиданно вернулись вполне отчетливые воспоминания. Она увидела его таким, как в тот день, на ступеньках библиотеки, поглощенного книгой, которую он быстро спрятал, заметив ее. В тот день она его сфотографировала. Этот кадр был на уничтоженной пленке. Она до сих пор не вспоминала об этом кадре. Она начинала, все еще с большой неохотой, понимать, куда вела эта ниточка.

Доктор опаздывал, и Вилли поднялась наверх с чашкой горячего чая и подбадривающими словами. Сюзанна наблюдала, как она тихо передвигалась по комнате, задергивая на окнах шторы.

— Вилли — сказала Сюзанна таким тихим голосом, который мог быть слышен только в этой комнате, — это ты порезала пленку?

Девушка снимала покрывало с кровати Дэрка, ее руки вдруг замерли на сатиновом одеяле.

— Я не желаю тебе зла, Виллимина, — сказала Сюзанна — Но я должна знать правду.

Цветная девушка оставила свою работу и, подойдя, остановилась возле кровати Сюзанны.

— Да, миссис Гогенфильд, — сказала она — Я уничтожила ее.

— И это Томас попросил тебя об этом?

Еще секунду девушка хранила молчание. Затем слова хлынули из нее потоком. Она говорила одухотворенно, показывая скрываемую прежде независимость в суждениях. Когда она выражала раскаяние, то делала это с чувством собственного достоинства. Она ненавидела себя за этот поступок, тем более что в доме к ней так хорошо относятся. Теперь она должна будет, конечно, уйти. Ей следовало сделать это раньше. У нее нет права оставаться, после того, что она сделала.

— Но почему Томас захотел, чтобы ты уничтожила эту пленку? Не из-за снимка ли, который я сделала на ступенях библиотеки? Если ему не понравилось то, что я его сфотографировала, почему он просто не попросил меня не печатать фотографию или не попросил отдать ему негатив? Почему нужно было уничтожать всю пленку?

Вилли снова замолчала. Момент откровений прошел. Ее глаза встретились с глазами Сюзанны без страха, но она стояла молча, ничего не объясняя. Она могла сознаться в собственных действиях, но было ясно, что она не будет обвинять Томаса.

Внизу раздался звонок, и Вилли повернулась к двери спальни. Сюзанна вдруг поняла, что не хочет терять ее несмотря на то, что случилось.

— Подожди секунду, — позвала Сюзанна, и девушка остановилась. — Не уходи от нас совсем. Пожалуйста, останься у нас.

В глазах Вилли отразилось удивление и промелькнула неожиданная теплота. Она серьезно кивнула и, поблагодарив, пошла открывать дверь.

Дэрк поднялся наверх вместе с врачом и оставался, тока тот не осмотрел спину Сюзанны и не сделал заключение, что имеется небольшое повреждение.

Успокаивающее лекарство, которое дал ей врач, сразу не подействовало, и когда Сюзанна осталась одна, она начала обдумывать, что ей следует предпринять. Она должна поговорить с кем-нибудь, и как можно скорей. Слова Джона Корниша, настолько загадочные тогда, снова вспомнились ей. Он советовал ей быть осторожнее, хотя и не сказал — как. «Расскажите тому, кому вы доверяете», — внушал он. Тому, кому она доверяет полностью. Но кому? Она все еще съеживалась при мысли о разговоре с Дэрком, хотя она не хотела до конца осознать причин своего отчуждения. К отцу она также не хотела идти. Она не знала, насколько серьезно он в этом замешан. Она не хотела судить его, но она не могла и довериться ему.