Изучить маршрут по Кейптауну было нетрудно. Улицы нижнего города были прямыми и пересекались как на шахматной доске. Эдерли-стрит — главная улица — спускаясь к бухте, где пересекалась со Стрэнд. Сюзанна раньше уже спускалась к нижнему городу для осмотра магазинов и знала маршруты автобусов и троллейбусов.
Но этим утром она хотела пройтись пешком. Когда вскоре после завтрака она вышла из дома, подул свежий ветер, и она была рада, что накинула на себя просторное пальто. На плече у нее висели фотоаппарат и большая кожаная сумка, в которой лежали экспонометр и запасные рулоны пленки.
Она не раз останавливалась для фотографирования: фруктовой палатки на тротуаре, двухколесной овощной повозки с запряженным пони, нагруженной высокой пирамидой светло-оранжевой морковки и зеленой капустой, домика с красивой железной кружевной решеткой, напоминавшей ей о Новом Орлеане. Она остановилась посмотреть на мальчиков, идущих в школу, одетых в форменные короткие брюки или шорты, и сфотографировала их, увлеченных игрой в лошадки. Цветные дети также шли в школу с независимым видом, поскольку заботы взрослых еще не легли на их плечи. Они тоже были одеты в аккуратную униформу. Однако было заметно, что обе группы детей игнорируют одна другую, как бы не замечая друг друга.
Улицы выглядели спокойными под лучами утреннего солнца, и, хотя это была Южная Африка, кричащие заголовки газет, казалось, не имели к этому отношения. Но она знала, что, несмотря на видимое благополучие, режим апартеида действует. Первые наметки искомой темы зашевелились у нее в мозгу, и она продолжала шагать, наблюдая за окружающим с нараставшим интересом.
Она добралась до верхней части того, что в Кейптауне называли «авеню». Гавмент-авеню вела свою историю от самого зарождения Кейптауна, когда Яном Ван Рибеком были разбиты первые огороды на месте нынешних.
Широкая тропа на красноватой земле была закрыта для автотранспорта, и на протяжении всего дня пешеходы использовали ее как приятную и оживленную улицу, ведущую прямо к Эдерли-стрит. По сторонам были высажены дубы, и когда-нибудь их ветви обещали образовать длинную аркаду, но пока еще это были молодые деревья, не способные соперничать с гигантами Паблик-Гарденз. Этим утром вылетели два десятка благородных голубей с полоской вокруг шеи, и их воркование слышалось повсюду Если какой-то звук и был действительно типичен для Кейптауна весной и летом, так это повсеместное воркование голубей, когда они прохаживались или перелетали с места на место в скверах и на авеню.
Пройдя шумный птичий базар, Сюзанна остановилась среди ярких цветочных клумб, на которых можно было найти все, начиная с обычных английских и американских цветов и кончая ослепительными экзотическими цветами Южной Африки. Тропинки пролегали под громадными деревьями, привезенными сюда из разных отдаленных частей света. Она обратила внимание на беломбрабум с огромными, выступавшими из земли корнями и на отдельно стоявшую группу папируса. Повсюду расхаживали голуби, внимательно следя своими яркими глазами, не бросит ли им кто-нибудь земляной орех. Время от времени с деревьев спускались белки, чтобы получить угощение из рук маленьких ребятишек, вышедших на раннюю прогулку со своими английскими нянями. Все это радовало глаз Сюзанны еще с детства, и она целенаправленно фотографировала тихие, мирные сцены.
Продвигаясь дальше и миновав фонтан с фигурой мальчика, обнимавшего дельфина, она подошла к памятнику Джону Сесиль Роудзу. Его поднятая рука указывала в направлении бухты, и на каменной дощечке были выгравированы слова: «Там находятся твои внутренние территории».
Это было для нее загадкой. Бухта выходила к океану, и там, на западе, не могли находиться внутренние территории Южной Африки. Она, размышляя, дважды обошла вокруг памятника, когда заметила человека, наблюдавшего за ней. Она видела его краем глаза, но поскольку он продолжал смотреть в ее сторону, то бросила на него быстрый взгляд и узнала Джона Корниша.
Первым ее подспудным желанием было быстро уйти прочь. Этот человек уже доставил ей достаточно неприятностей, и разумнее было бы вообще не разговаривать с ним. Но он направился к ней, и ей некуда было деться.
— Доброе утро, миссис Гогенфильд, — приветствовал он ее.
Она ответила на его приветствие и повернулась, чтобы продолжать прогулку, но он, видимо, не для того появился здесь, чтобы только наблюдать за ней.
— Я надеюсь что не очень обременил вас на днях, — продолжал он. — Боюсь, ваш муж был огорчен, застав меня у вас.
Она не имела намерения обсуждать эту тему, но, несмотря на очевидное неодобрение Дэрка, она испытывала некое любопытство по отношению к этому человеку. Недолгий, из вежливости, разговор не мог принести большого вреда. Она взглянула вверх на Сесиля Родза, как бы ища поддержки.
— Почему он показывает на океан? — спросила она — Ведь там нет внутренних территорий.
Корниш подарил ей мрачную неспешную улыбку, в которой почти не было тепла.
— Как и многие уитлендеры, вы повернулись кругом. Впервые прибывшие сюда забывают, что Кейптаун, так же как и гора, смотрит на север. Атлантический океан на самом деле в другой стороне, слева от вас, за Головой Льва. За бухтой к северу лежит Африка.
Ей захотелось объяснить ему, что она не уитлендер, но она вовремя вспомнила, что он не знает о ее происхождении. Любопытство по отношению к этому человеку все еще удерживало ее от того, чтобы уйти.
— Удалось ли вам повидать Никласа Ван Пелта? — спросила она напрямик.
Он отрицательно покачал головой:
— Нет еще. Но я не оставил своего намерения. Случай еще подвернется.
Позволив себе зайти так далеко, она продолжала развивать эту тему:
— Но почему это так важно для вас? Почему вы не можете написать о нем, пользуясь доступным материалом и тем, что вам известно о нем?
— Возможно, потому, что прошлое — это такая вещь, которую я хочу знать из первых уст, — сказал он.
Она поняла, что представляется хорошая возможность узнать то, о чем отец запретил Дэрку ей рассказывать, в то время как ее желание знать это все возрастало.
— Вы не объясните мне, что произошло? — спросила она. — Есть вещи, которые Дэрк отказывается обсуждать. Несомненно, из-за того, что он работает у мистера Ван Пелта. Но я действительно хочу их знать.
Он изучал ее из-под крутых бровей, как будто проводя измерения. Она ощущала в нем глубокую силу, находившуюся под надежным контролем. Он жестом пригласил ее присесть на ближайшей скамейке, освещенной прорывавшимися сквозь листву солнечными лучами.
— Присядем ненадолго? Мне хотелось бы поговорить с вами. Возможно, если вы услышите эту историю, вы не будете думать обо мне как о подлеце, в чем так убежден ваш муж.
Она присела на согретый солнцем край скамейки. Голуби с надеждой топтались у ее ног, а белка негодующе заверещала, когда обнаружила, что у Сюзанны ничего для нее не припасено. Скалистый склон был спрятан за деревьями этих чистых садов, и она нашла, что временами постоянное присутствие горы действует несколько угнетающе.
Джон Корниш сложил костлявые ладони, тесно переплетая пальцы и глядя вдаль на внутренние территории Роудза. Сюзанна ожидала, когда он начнет.
— Все сводится к алмазам, — проговорил он наконец. — К алмазам и их власти над человеком. Никлас Ван Пелт попал в тюрьму потому, что был осужден за кражу алмазов.
Это противоречило тому, что говорил ей Дэрк, и она Нахмурилась.
— Вы имеете в виду крупный алмаз, который пропал? Тот, который называется Королем Кимберли?
— Приносящий несчастье камень? — спросил он. — Нет, не Король Кимберли. Это другая история, хотя у меня есть собственная версия того, что могло случиться с этим необычным камнем. В тайнике, найденном в доме Ван Пелта в Йоханнесбурге, были обычные драгоценные камни — намного мельче.
— Найденном в доме Ван Пелта? — повторила Сюзанна, не вполне понимая.
— Это правда. На войне меня вывели из строя, — похлопал он по своей вытянутой правой ноге, — И мне пришлось работать в йоханнесбургской газете. Мне поручили подготовить материал об алмазной контрабанде — всегда популярной теме в Южной Африке. Я взялся за это серьезно и хотел написать хороший очерк. В процессе своих поисков я напал на горячий след, по которому шел довольно долго, опровергая авторитеты. Детали этого дела не важны, но след привел к Никласу Ван Пелту.
