Бабуины. Ищут друг у друга блох, ссорятся, нежничают и спариваются. Это зрелище стало фоном моего ночного тет-а-тет со Слимом: Павлов сдержал обещание и оставил нас наедине. Теперь мой брат опустошал наверху бачки и наполнял водой раковины, пока мы двое искали способ сдвинуться с мертвой точки.

— Кстати, насчет обезьян, — произнес Слим, кивая на экран. — Есть теория, что некоторые из них составляют пары на всю жизнь, но обычному человеку такое и в голову не придет при виде того, как порой ведут себя самцы.

Я обернулась к телевизору, не желая присаживаться рядом со своим другом на диван, и увидела, как один из самцов свисает с ветки, вцепившись в нее пальцами ног. Я знала точно, что это самец, потому что вниз также свисали его яички, и животное казалось совершенно завороженным этим зрелищем: оно то и дело протягивало лапу, чтобы потеребить их туда-сюда, издавая при этом истошные крики, чтобы все прочие видели, на что ему повезло наткнуться. Пусть я первой холодно усмехнулась, но ведь это Слим нарушил молчание.

— Точно, это уже один раз показывали.

— Слим, я…

— Прости меня за прошлую ночь, — сказал н. — Я здорово тебя подвел и прошу прощения. Павлов открыл мне глаза, рассказав, как ты расстроилась из-за нас с Мисти. Могу сказать одно: с этими веб-камерами Картье всех нас обвел вокруг пальца.

— Ты сам не знаешь, насколько прав.

— Нужно срочно поговорить с хозяином, уговорить его выключать камеры хотя бы после шести. Обыкновенные виртуальные дома не держат двери открытыми все двадцать четыре часа в сутки, так почему мы должны быть исключением?

— Думаю, у него есть на то свои причины. — Я испустила вздох, надеясь, что Слим сейчас заткнется и даст мне возможность заговорить, а вовсе не покинет диван ради нового осмотра прилегающей территории. Глядя, с какой осторожностью Слим высовывает нос из-за портьеры, я чувствовала, как он стремится оттянуть неизбежное. Павлов вынудил его поговорить со мною по душам, обсудить наше с ним будущее, и вместо этого Слим застыл теперь у окна, спиной ко мне.

— Слим, — сказала я, на этот раз тверже. — Хочу тебя кое о чем предупредить.

— Да все в порядке, — ответил он, поднятой ладонью отметая мои возражения. — Наш старинный друг в дамском белье, я и сам его вижу.

— Я хотела поговорить не о нем…

— Когда ты проходила мимо, он случайно не спал за рулем? — Слим оглянулся на меня, и ^в глазах его блеснул панический ужас. — Старому человеку многое можно простить: бесконечные приступы ностальгии, запачканную подливкой одежду, отход ко сну каждые десять минут, но дамское неглиже? Меня теперь не удивит, даже если он появится в платье, сшитом из человеческой кожи.

— Его неглиже, — перебила я, — скорее, цвета жженого сахара, а вовсе не кремовое.

Медленно, как будто я только что приставила кончик лезвия к его шее, Слим развернулся ко мне с таким видом, будто сомневался, правильно ли он расслышал мою реплику. Можно подумать, это я сторожу под окном, надеясь на автограф.

— Разве я назвал этот цвет кремовым?

Чувствуя, что дрожу внутри и снаружи, я отстраненно подумала: интересно, сколько людей сейчас испытывают оргазм при виде этой сцены, взирая на нее не только через знакомую нам камеру, но и через тот, второй сайт. Я глядела на Слима, готовясь выложить все начистоту, поведать ему всю подноготную, рассказать обо всем без утайки, но что-то заставляло меня тянуть время. Какой-то инстинкт, не подверженный алкоголю и не затронутый той бурей эмоций, что призывала меня уладить личные разногласия прямо сейчас, у всех на виду. Поэтому вместо того чтобы, широким мановением руки обведя комнату, показать, где прячутся тайные камеры и микрофоны, а вслед за этим поразить Слима известием, что я в точности знаю, как он описывал наряд старика в машине, я просто сказала ему:

— Я слишком хорошо тебя знаю, — и ретировалась на кухню.

Я нуждалась в пространстве, стакане воды и глотке свежего воздуха. Воды в кухне хоть залейся, но про приватность можно забыть, и не только потому, что Слим поволокся за мной. Я чувствовала его присутствие спиной, на расстоянии; возможно, он гадал, на какие жертвы ему теперь придется пойти, чтобы вновь завоевать мое расположение. Опять тот же вопрос: может, рассказать ему обо всем? Просто развернуться сейчас и промчаться по кухне ураганом, с корнем корчуя камеры — слева, справа и по центру. Все равно здесь царит бардак. В мойке — немытые тарелки. На доске — хлебные крошки. На столе лоскутья фольги, жалкие остатки шоколадного яйца, явно указывающие на то, что настала очередь Слима прибираться.

— Это все из-за Мисти? — Я услышала, как он прочищает горло. — Если да, я прекращу прямо сейчас. Ты для меня значишь намного больше, чем поиск спрятанных в игре денег.

— Да нет, дело не в ней. — Я нашла стакан и наполнила его, позволив воде перелиться через ободок. — Уже не в ней.

— Вот как? — Слим выдохнул так резко, что я вообразила, как он съеживается, выпустив весь воздух. — Ты не поверишь, сколько уровней нам удалось одолеть сегодня! Мисти вскарабкалась по громадной скале, а наверху ее ждали сюрпризы и призы. Сначала мы нашли пистолет, а затем карту. Карту, Циско! — Могло показаться, что они бегали там вдвоем. — Вряд ли создатели игры разбросали их повсюду, так что моя Мисти, должно быть, оказалась среди первых, кому повезло наткнуться на такую карту. Боевой дух сразу взлетел до потолка. И более того — мы с ней наконец-то научились бегать… ну, действительно быстро работать ногами и, заметь, в нужном направлении. Крестик на карте отмечает место, где закопаны денежки, и с каждой очередной милей «Денежного залпа» мы все ближе и ближе. Так что держись меня, Циско, нас ждет победа… Цис? Да что с тобой такое? Эй, ты же плачешь. Ничего, сейчас я тебя развеселю. Иди-ка ко мне. Тихо-тихо. Ну, из-за чего все эти слезы?

Тот Слим, что обнял меня в эту минуту, не был человеком, на которого я взирала из киберпространства, тем самым, что, прикончив косячок на пару с моим братом, вернулся на диван. Они оба бездельничали перед объективом веб-камеры (которую мы впустили в свою жизнь), пребывая в блаженном неведении относительно того, что с тем же успехом могли бы выходить в прямой эфир прямо с Лейчестер-сквер [17], окруженные софитами и благоговейной толпой поклонников.

Больше всего меня беспокоили мелочи — то, что парни обсуждают абсолютно бессмысленные вопросы вместо вещей, которые хоть что-то значили. Слушать, как Слим доказывает, что мышечная усталость плохо отражена в кинофильмах, было почти то же самое, что и рассматривать его мозг в многократном увеличении, не находя ничего, кроме куриного пуха.

— Все эти пассажи на клавиатуре компьютера, — завел он. — Интересно, почему никто из актеров не страдает от боли? События, разворачивающиеся в «Матрице», с этой точки зрения не совсем правдоподобны, — продолжал он. — Просто уму непостижимо, как это Киану удалось отстоять будущее для всех нас, не испытав даже мимолетной ломоты в запястье.

Когда мой брат возразил, что в фильме Ривз не столько стучал по клавишам, сколько сражался врукопашную, Слим ответил ему, сославшись на картину «Вам письмо» [18]:

— История Тома и Мэг завязывается в чате, и мы что, должны поверить, что эти двое никогда не занимались киберсексом? Простите, а где же правила сетевого этикета? Когда цепляешь кого-нибудь в чате, невежливо не поинтересоваться, раздета ли твоя партнерша догола. Даже если подобная переписка показалась бы слишком откровенной цензорам, можно было напялить на руку одного из главных персонажей эластичный бинт, который выразил бы ту же мысль.

Павлов предположил, что подобная сцена могла бы потом войти в полную режиссерскую версию фильма, но я, признаться, не совсем уловила позицию Слима. И, не углубляясь в дебри, предпочла всем этим рассуждениям расслабляющий отдых у стойки бара и совет эксперта-аналитика в лице Макса. Первый из множества, как потом выяснилось. Вернувшись к компьютеру, я обнаружила, что парни вновь занялись «Денежным залпом». Оба следили не отрываясь за успехами Мисти, все дальше уходя мыслями в царство типично мужских фантазий.