Его сердце сделало кульбит. Они перевели его сюда из тюрьмы, чтобы отдать ему ребенка. Неужели это очередной трюк Эдуарда, чтобы сломить его? Неужели они хотят опять отвести его в камеру вместе с ребенком, где он не сможет его кормить?
Его обуял ужас при мысли, что ему придется видеть, как ребенок плачет и умирает от голода, а он ничего не может сделать. Кандалы показались ему еще более тяжелыми. Он поправил шелк, чтобы железо не коснулось лица новорожденного.
– Что все это значит? – потребовал он.
– Это ваш ребенок. Идемте со мной.
Женщина повернулась и пошла по коридору. Она даже мельком не взглянула на кандалы. Может, это обычное дело – заковывать аристократов, чтобы держать их во дворце?
Он шел за женщиной, прижимая к себе ребенка. Неужели это действительно его сын? Он начал осторожно разворачивать сверток, чтобы увидеть тельце ребенка и по какому-либо знаку – родимому пятну или родинке – определить, что это на самом деле его сын.
Женщина остановилась и повернулась к нему.
– Не надо этого делать, милорд. Пожалуйста, идите за мной.
Его вдруг захлестнула волна отчаяния – схватить младенца и бежать. Он поплывет на край земли, только бы защитить сына. Один его ребенок уже умер. Этот будет жить.
Он посмотрел на женщину с подозрением:
– Это что, новый обман?
Уперев руку в бок, она сказала:
– Никакого обмана, милорд. Вас ждет ваша жена.
– Моя жена?
– Да, она только что родила этого малютку.
Женщина смотрела на него так, словно он не в своем уме. Впрочем, он не был вполне уверен, что это не так.
– Почему она в Лондоне?
Женщина что-то пробурчала себе под нос. Похоже, ругала аристократов.
– Идите же за мной, – сурово бросила она. Немного сгорбившись от неуверенности, Джеймс шел за женщиной, подмечая по дороге выходы и возможные пути бегства. Кандалы этому очень мешали.
Вскоре они вошли в большую светлую спальню, стены которой были обиты богатыми гобеленами. Посередине на восточном ковре валялась куча мокрых пеленок. Дворцовую спальню, видимо, превратили в родильную. В зажженном камине в большом котле кипела вода.
Бренна лежала на кровати и, по-видимому, спала.
Почему она в Лондоне? Неужели для того, чтобы снова его предать?
Он прижал к себе сына и посмотрел на окна, чтобы определить, удастся ли ему сбежать из дворца до того, как его схватит королевская стража. Вряд ли. Особенно если принять во внимание кандалы.
Одна из служанок тронула Бренну за плечо:
– Миледи, пришел ваш муж.
Она пошевелилась и медленно открыла глаза.
– Джеймс. Всемогущий Боже, благодарю тебя!
На этой широченной кровати она выглядела маленькой и слабой, и это напомнило ему, какой она была, когда он вернулся после того, как больше месяца разыскивал ее отца. Неужели она вскочит и накинется на него, как тогда?
– Что ты здесь делаешь? – спросил он, крепко прижимая к себе новорожденного сына и пытаясь понять, что же произошло.
– Мы можем это объяснить, лорд Монтгомери.
В комнату стремительно вошел король Эдуард в своей развевающейся мантии.
Ярость охватила Джеймса при виде этого человека, который бросил его в тюрьму, не пожелав даже выслушать, но он смиренно встал на одно колено. Если бы у него на руках не было ребенка, он, возможно, мог бы позволить себе излить свой гнев, но его положение сейчас было слишком сомнительным, и к тому же ему надо думать не только о своей жизни.
Вслед за королем: вошли Годрик и Мейриона. На бедре у его невестки сидел малыш с большими голубыми глазами и пушистыми рыжими волосами. В отличие от других придворных дам, оставлявших на целый день своих детей с кормилицами и няньками, Мейриона так не поступала. Вид у нее был немного взъерошенный, но счастливый.
Эдуард протянул руку, чтобы Джеймс поцеловал королевский перстень.
– Монсеньор, – довольно сухо сказал Джеймс. Неужели Бренна теперь в сговоре с королем и хочет видеть, как ее муж будет унижен? Переложив ребенка на другую руку, он поцеловал перстень.
– Дай взглянуть на моего племянника, – пробасил Годрик, как обычно, пренебрегая условностями. Его присутствие во дворце вообще казалось странным.
Эдуард кивнул, давая Джеймсу разрешение встать.
Джеймса переполнила гордость, когда он отвернул уголок пеленки, чтобы показать сына своему брату. Ком подкатил к горлу, когда он увидел, как брат нежно коснулся щеки младенца своей огромной рукой в шрамах. Малыш открыл глаза и посмотрел на них.
– Будьте понежнее, – предупредила служанка, глядя с подозрением на двух великанов с их шрамами – уже побелевшими у Годрика и все еще красными у Джеймса.
– Да, будь понежнее с моим племянником, – насмешливо заявил Годрик. – Я не хочу, чтобы он был весь в шрамах и таким же уродом, как ты.
Джеймс перевел взгляд с брата на жену. У всех троих теперь были на лице шрамы – свидетельства тех опасных событий, которые они пережили.
– Просто я хочу сказать, чтобы вы были поосторожнее, – добавила служанка. – Не для того мы родили младенца, чтобы какой-нибудь неуклюжий медведь его уронил.
– Ради Бога, – вступилась Мейриона, поудобнее устроив рыжеволосого малыша на своем бедре, – дома у нас их трое. Думаю, что мои муж и шурин знают, как держать на руках ребенка.
Служанка смутилась, попятилась и, собрав с пола мокрые пеленки, вышла из спальни.
– Твоя жена многое нам прояснила, – сказал король.
– Моя… жена? – Джеймс в недоумении взглянул сначала на короля, потом на Бренну.
– Она явилась сюда, чтобы спасти твою шкуру, – сказал Годрик. – Хотя ты этого не заслуживаешь после того, как неделями держал ее в цепях.
– Мы верим в твою честность, примем твою клятву верности и вернем твои земли, – провозгласил Эдуард. – И можешь забрать свою жену при условии, что ты компенсируешь кое-какие затраты.
Хм, Эдуард, как всегда, был хитер. Джеймс уже чувствовал, как пустеют его сундуки. Он заставил себя улыбаться, хотя ему очень хотелось высказать все по поводу того, как с ним поступили. Но тогда он не получит обратно ни свои земли, ни свое доброе имя.
– Я благодарю вас за ваше великодушие, ваше величество.
– Но только в том случае, если ты согласен выкупить ее.
Наконец-то! Наконец-то он увидит, как она понесет заслуженное наказание, подумал он с облегчением.
– Но она только что родила ребенка и приехала в Лондон, чтобы защитить тебя. Так что ты, может быть, сочтешь возможным быть к ней снисходительным, как это сделали мы, – продолжал король.
Джеймс вдруг понял, почему ему отдали ребенка до того, как его привели в ту же комнату, где была Бренна. Эдуард – хитрый дьявол. Король знал, что Джеймс невиновен, и давал ему возможность самому решить, как поступить с Бренной – принять ее или оставить гнить в долговой яме.
Эдуард сделал царственный жест и сказал:
– И еще остается вопрос, что делать с твоими кандалами. – Король запустил руку под мантию и достал ключ. – Леди Бренна, мы доверяем этот ключ вам. А теперь, лорд Годрик, леди Мейриона, давайте оставим их, и пусть они сами решают, что делать дальше.
Годрик сжал плечо Джеймса.
– Тебе надо поговорить с женой. А пока дай мне ребенка. С тобой он еще будет многие годы.
Взглянув на сидевшую в постели Бренну, Джеймс передал сына на руки брату. Он слабо представлял себе, что ему делать с Бренной. Следует ли ему заплатить за нее выкуп? Если он не оставит ее в долговой тюрьме, может, отправить ее в какой-нибудь отдаленный монастырь?
Его брат улыбнулся, и вокруг его голубых глаз образовались морщинки.
– Ну что, малыш, – промурлыкал Годрик, нежно поглаживая ручку младенца, – пойдем со мной, и я расскажу тебе, как глуп твой отец.
Мейриона толкнула мужа в бок:
– Прекрати.
Годрик ухмыльнулся и, нагнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, вышел из комнаты вслед за королем и своей женой.
Когда все вышли, Джеймс и Бренна еще долго молча смотрели друг на друга. «Как странно стоять перед ней в цепях и думать, что ее судьба находится в твоих руках», – думал Джеймс. Это была еще одна любимая забава Эдуарда – задавать головоломки.