Дверь неожиданно легко распахнулась.

Бренна не была заперта! Она подавила вырвавшийся было у нее из груди победный клич, но тут же одернула себя. Какая же она дура! Она так привыкла к тому, что провела взаперти целый год, что ей даже в голову не пришло проверить, заперта ли дверь.

Она выглянула в коридор. Никого. Можно свободно походить по всему замку.

Какой-то долговязый юнец в красном колпаке и слишком большими для своего возраста усами стоял, прислонившись к стене. Волосы на верхней губе были, очевидно, натерты пчелиным воском и торчали, так что он был похож на моржа.

Смешно.

Совсем мальчик. Единственной причиной, почему он отрастил усы, очевидно, была та, что по странному капризу природы они просто выросли и совершенно не подходили к его юному лицу.

– Миледи, – почтительно сказал он, погладив усы, – вы хотите куда-то пойти?

Ее взгляд на секунду задержался на усах. Она не знала, сделать ли мальчику комплимент или притвориться, что она их не заметила.

– Кто ты?

– Ваш охранник, миледи.

Значит, ее еще и охраняют. Будто недостаточно цепей. Это раздражало, но не удивляло. По крайней мере, она не заперта в своей комнате. Бренна оглядела мальчика. Он был как раз из тех юнцов, которые падали перед Гвинет штабелями в приливе рыцарской любви.

– Я должен сопровождать вас, куда бы вы ни пожелали пойти, – сказал страж.

– Я хотела бы навестить сестру.

Он поклонился, помахав перед собой колпаком.

– Я искренне сожалею, миледи. Мне было сказано, что вам ни при каких обстоятельствах не разрешается говорить с кем-либо из вашей семьи.

Ей хотелось закричать, но она сделала серьезное лицо.

– Тогда, может быть, пойдем в большой зал?

Там она поищет шпильку.

– Разумеется.

Он все время крутил длинным пальцем то один, то другой ус. Выглядело это ужасно. Словно по лицу ползал волосатый червь.

Пока она его разглядывала, юноша то краснел, то бледнел и переминался с ноги на ногу. Когда он вырастет и возмужает и сбреет эти страшные усы, будет красивым юношей.

Повернувшись и направившись к лестнице, Бренна ему весело улыбнулась, решив, что, если он будет повсюду ее сопровождать, надо завоевать его расположение.

– Какие у тебя замечательные усы.

Мальчик просиял и чуть было не оступился.

Она оказалась права – он гордится своими усами.

– Как тебя зовут?

– Деймиан.

– Деймиан, ты не знаешь, мой отец здоров?

– Я ничего об этом не слышал.

На лестнице он пропустил ее вперед. Ступени были крутыми и узкими, выбитыми от старости. Железные перила уже много лет как покосились, но отец не считал нужным их заменить на новые. Зачем об этом беспокоиться, если в этой башне живет только его непослушная дочь, к тому же слишком уродливая, чтобы сбыть ее с рук. С кандалами на руках и ногах спуск по этой лестнице был довольно опасным, и она спускалась очень медленно, держась за холодные влажные стены. В канделябрах не было свечей, чтобы освещать темную лестницу.

– Ты не знаешь, мой муж уже вернулся?

Она услышала за спиной шелест одежды и поняла, что Деймиан пожал плечами.

Хм, если уж к ней приставили охранника, почему он должен быть таким бесполезным?

Прошло более двух недель, а у Бренны все еще не было никаких известий от мужа. Она все больше и больше отчаивалась. К тому же ей хотелось сменить одежду.

После нескольких дней незаметных поисков она нашла шпильку и сейчас сидела у своего письменного стола, безуспешно пытаясь засунуть ее в отверстие замка наручников.

Кожа под наручниками чесалась, а ее длинное платье было страшно мятым. Девушка помылась, как смогла, но после того, как в течение нескольких дней ходила и спала в одной и той же одежде, она чувствовала себя страшно грязной. Ее платья были простыми, но она всегда следила за тем, чтобы они были чистыми и опрятными.

– Проклятие! – воскликнула она, потому что чертов замок не поддавался.

– С вами все в порядке, миледи? – раздался из-за двери голос юного стража.

– Да, Деймиан, все хорошо. Просто ругаю своего мужа.

– Он хороший человек, миледи. Хороший человек!

– Он чудовище, – пробормотала она, еле удерживаясь оттого, чтобы не ругать ни в чем не повинного Деймиана за грехи его хозяина. – Это несправедливо, что я не могу поговорить даже со своими сестрами.

Поднявшись, Бренна подошла к стоявшему у стены сундуку и просунула шпильку в отверстие замка. Раздался щелчок, но замок не поддался.

Проклятие!

Она пнула сундук ногой. У нее вошло в привычку делать это каждый раз, когда она выходила из комнаты или входила, и каждый раз вскрикивала от того, что больно ударялась большим пальцем. Когда вернется ее муж – Господи, пожалуйста, пусть он вернется, не может же она оставаться до конца своей жизни в этой грязной одежде, – она ему все выскажет. Все! Она ему напомнит о его обещании разрешить ей заниматься живописью.

Бренна приподняла половицу, прикрывавшую ее тайник, и достала свой автопортрет в обнаженном виде. В утро свадьбы, когда Монтгомери вышел, чтобы она смогла одеться, а ее сестры пошли в церковь, она осталась на несколько минут одна. Тогда-то и спрятала миниатюру в тайник. Неужели это ее последняя картина и она больше никогда не сможет писать?

– Будь проклят этот болван!

– Миледи? – услышала она голос Деймиана.

Бренна сунула миниатюру в сумку, спрятанную под кроватью, подошла к двери и распахнула ее.

– Я хочу пойти помолиться, – процедила она.

Брат Гиффард должен был сегодня утром вернуться – может, он уже придумал, как ей выпутаться из этой ситуации. А эту миниатюру ей, возможно, удастся поменять на золото.

Юноша, видимо, понял, в каком она настроении, и посмотрел на нее с сочувствием:

– Я попрошу господина Гейбриела о некотором снисхождении, чтобы вы могли повидаться со своими сестрами, но под строгим наблюдением. Я не знаю, что он ответит, но я его спрошу.

Она кивнула и сдержанно произнесла:

– Большое спасибо, Деймиан.

Он был хорошим мальчиком, а охранять ее ему было скучно и утомительно.

– Так пойдем в церковь? – спросил он.

– Да.

Спустя некоторое время Бренна уже опустилась на колени перед скамьей в храме и склонила голову. Охранник остался за дверями.

Украдкой она рассматривала стены церкви. Девушке было досадно, что ее с самого начала не привлекли к росписи церкви. Эту работу поручили мужчине, только потому, что он был мужчиной, а не более искусным художником. Если бы она смогла добраться до своих красок и кистей, то переписала бы все по-своему. Ни отца, ни мужа дома не было, так что никто не посмел бы ее остановить.

Шелестя сутаной, к ней подошел брат Гиффард. Как и положено монаху бенедиктинтского ордена, он был босиком.

Она подняла глаза, не желая смотреть на его огромные грязные ступни и неровно подстриженные ногти. Гиффард откинул капюшон сутаны, так что стала видна выбритая на затылке тонзура.

Брат Гиффард славился своей добротой и немного разболтанной походкой. Но именно это снискало ему любовь и место за столом во многих домах по всей Англии. Правда его манеры больше подходили какому-нибудь придворному шуту, чем монаху, и епископы из многих епархий открыто его презирали. Епископ Хамфри не единожды сажал его под арест, но брату Гиффарду каждый раз каким-то образом удавалось выйти на свободу.

– Бренна, дитя мое, я узнал, что произошло, и приехал, как только смог. – Он встал, опершись на высокую спинку церковной скамьи. От его внимания не ускользнули кандалы, сковавшие Бренну, и он бросил на нее сочувствующий взгляд. – Почему ты не последовала плану, который мы с тобой приняли, и не уехала?

Бренна подавила стон. Настоятельница монастыря ждала ее. На самом деле это она предложила девушке приехать. Она не только написала, что аббатство нуждается в ее искусстве, но и пообещала снабдить ее всем, что необходимо художнику для работы. Бренна познакомилась с матерью Изабеллой много лет назад, и с тех пор у них завязалась дружеская переписка.