Возле одного из столов стоял сам Декер с женой и сыном.

— Господин Ной Коштун, — объявила горничная. Ее голос эхом пронесся по большому залу.

Она удалилась.

Адам Декер был великолепен: бархатный, темно-синий костюм, из кармашка пиджака выглядывает уголок носового платка, кремового цвета рубашка, бабочка. Седые волосы зачесаны назад, образуя царственную седую гриву.

— Храни вас Бог, дорогие друзья! — приветствовал он гостей. — Очень рад видеть вас в своем доме. Проходите, чувствуйте себя свободно.

Он вежливо кивнул Ною, его матери, Лайле, обращаясь к каждому по имени. Этот обычный, незаметный и безликий жест приветствия — кивок или легкий поклон — в исполнении Декера выглядел изысканным и красивым.

— Разрешите представить вам мою жену. — Он отступил на шаг, пропуская супругу вперед. — Мария Декер.

Очень молодая женщина. Раза в два моложе своего мужа. И очень красивая. Ной сразу же усомнился — могла ли она быть матерью Симона. Нет, она лишь на пять-семь лет старше сына. Тонкая, точеная фигура, худое лицо, правильное, словно вырезанное из камня, не единого изъяна — эталон холодной красоты. Неземной, неживой красоты — не такой, какую даровал Создатель Лайле. В сочетании с маленьким ростом, Мария Декер выглядела почти ребенком, из которого, со всей тщательностью, попытались сделать женщину и хозяйку дома.

На ней было черное длинное платье, между маленьких грудей поблескивал крестик. Словно украшение.

Она так же приветствовала гостей легким кивком, называя их имена. Но, когда она произносила их, когда встречалась глазами с Ноем, его матерью или Лайлой, холодный лик недоступного совершенства на секунду отступал, являя молодую женщину, простую и непосредственную, наглухо запертую в образе супруги могущественного человека.

«Если она не мать Симону, — думал Ной, любуясь ею, — значит, предыдущая жена Декера умерла. Или он развелся с ней, но это уже скандал».

— Мой сын, Симон, — сказал Декер.

В отличие от Адама и Марии, тот был одет нарочито просто и небрежно, ясно давая этим понять, во что ставит родителей и их праздник. На представление отца Симон не отреагировал. Продолжал спокойно стоять и молча смотреть на Ноя. Пауза затягивалась. Еще немного, и поведение младшего Декера, станет похожим на обычное хамство. Словно почувствовав это, он повернулся к Лайле, улыбнулся ей и, галантно склонившись, произнес:

— Храни вас Бог.

Лайла смущенно поклонилась в ответ. Мария слегка коснулась руки Симона. Он вздрогнул, поджал губы, лицо его окаменело. Он приветствовал Ноя и его мать. Потом извинился и отошел.

Лайла преподнесла подарки, а потом Адам Декер пригласил всех к столу, где гостей ожидали легкие закуски.

Через полчаса стали подходить остальные. Среди них были глава Совета Города Исаак Погодин с женой и дочерью, начальники всевозможных комитетов, названий которых Ной не запомнил, члены Администрации. Все они блестели, и все они сияли. Они являли ту степень роскоши, о которой Ной даже не подозревал. Эти люди не просто возвышались над всеми остальными, небожители — если они и спускались на землю время от времени, то никогда не касались ее башмаками. Глядя на женщин в прекрасных платьях, ухоженных мужчин, Ной вспоминал Андрея, его темную каморку, полную крыс, плед и маленькую печку. Между квартиркой и этим залом пролегала даже не пропасть, а целый мир. Для этих людей не существовали такие, как Андрей — слишком маленькие, слишком серые, чтобы их можно было заметить.

Ноя разглядывали с интересом, какой может вызвать экзотическая зверюшка. Хорошо воспитанная, чистенькая, милая зверюшка, которая все понимает, но — увы — не умеет говорить.

Ной не открывал рта. Молчала и его мать, наслаждаясь происходящим, слишком счастливая, чтобы о чем-то думать. Говорила Лайла. Она общалась с каждым, каждому успевала сказать что-то непринужденное, улыбнуться. Это получалось у нее настолько хорошо, будто она всегда принадлежала этому кругу.

А Ной открыл пошире уши и глаза. Он смотрел, слушал, впитывал каждую мелочь, каждый жест. Где-то здесь, в этом доме, лежит тот самый пароль, о котором говорил Андрей. Волшебное слово, до поры еще скрытое.

Роскошный зал казался безликим. Он не носил отпечатка личности своего хозяина. Скорее это был отпечаток образа жизни. Символ роскоши. Адам Декер ходил среди гостей, а за ним неотступно следовала юная Мария. Симон куда-то пропал. Сверху зазвучала музыка — неслыханная, вычурно сложная. Множество инструментов ткали легкую паутину мелодии, она нисходила в зал и растворялась в шелесте разговоров.

— Прошу к столу! — раздался голос Адама Декера.

Гости стали рассаживаться.

Возле каждого столового прибора на миниатюрном постаменте из полированного камня помещалась табличка с именем. Лайла быстро нашла свою, а вот таблички Ноя рядом не оказалось. С обоих сторон имена были мужские и незнакомые. Он удивленно посмотрел на невесту.

— Не принято сажать гостей вместе, — быстро шепнула она ему. — Поищи свое имя.

Ной передал эти слова матери, и они вдвоем отправились искать свои места.

Его прибор оказался недалеко от самого Декера. По обе стороны сидели молодые девушки, их лица казались знакомыми и незнакомыми одновременно. Имен Ной не помнил совсем, но это было не страшно, благо рядом стояли таблички.

Адам Декер открыл праздник короткой речью, в которой поблагодарил гостей за то, что они нашли время посетить его скромный дом. Раздались аплодисменты. Декер вскинул руки. Наступила тишина.

— Друзья, все вы — очень близкие мне люди. Всех вас я знаю и люблю. Но сказать, что люблю одинаково, значит покривить душой. Есть в этой комнате человек, которого я люблю больше всего на свете. Мой светоч, средоточие всех моих помыслов, счастье мое — моя Принцесса.

Декер поднял бокал, и десятки рук присоединились к нему.

Смущенная Мария поднялась.

— За тебя, жена моя!

Зазвенели бокалы.

А потом были танцы. Ной разыскал Лайлу.

— Не могу, Ной. Я уже обещала. И следующий танец. И еще два.

Он помрачнел. Девушка шепотом говорила, что так принято, так надо. Ной едва сдерживал раздражение — кому так надо? Ему? Он оглядел зал и увидел мать. Она общалась с высокопоставленными женами. На ее щеках опять горел румянец, глаза блестели. Ною стало тоскливо. Он почувствовал себя брошенным и одиноким. Он бродил вдоль стен, окруженный музыкой и огнями, смотрел на танцующих и пытался понять, для чего он здесь.

От выпитого немного кружилась голова; захотелось в туалет. Ной несколько раз замечал, как люди входят и выходят через маленькую дверь в дальнем конце зала. Он решил поискать в том же направлении.

За дверью оказался узкий коридор, расходившийся на два рукава. Ной повернул наугад, миновал несколько запертых комнат и оказался в тупике. Все двери были закрытыми, кроме одной. Чья-то тень мелькнула в узкой щели, послышался тихий голос. Ной сразу узнал его — Мария. Она что-то быстро с жаром говорила. Ной тихонько подошел к двери и заглянул в щель.

Посреди небольшой комнатки, загроможденной стульями, стояли Симон и Мария. Она держала его за руки. Симон хмурился, а молодая мачеха что-то шептала ему, склонившись к самому лицу. Он ответил ей, потом высвободил руки, обхватил узкие плечи и притянул девушку к себе. Мария обернулась, бросив быстрый взгляд на дверь. Ной отпрянул, чувствуя, как щеки заливает румянец.

Позабыв о туалете, он поспешил вернуться в зал. Минут через пять появилась Мария, которую тут же окружили гости. И снова в ней не было ничего от той девушки в маленькой комнатке, которая держала Симона за руки, она стала королевой и хозяйкой бала. Спустя четверть часа вернулся Симон. Он улыбался.

Праздник закончился далеко заполночь. Гости прощались и разъезжались по домам. Горничная принесла одежду. Ной помог облачиться матери и Лайле и, оставив их перед зеркалом, вышел на улицу. Было темно и безветренно. Он немного постоял, глядя на далекие фонари, потом скрипнула дверь, вышли мать и Лайла.