Мамочка говорила очень быстро и заметно картавила. Она волновалась, мяла и разглаживала листы бумаги, которые держала в руках. Ною стало ее жалко.

— А что делать нужно?

Мамочка положила на стол измятые листы.

— Вот, четыве стваницы.

Ной посмотрел. Там были арифметические примеры, вопросы по естествознанию, Закону Божию и правописанию — простые, не требующие умения думать задания. Мамочка могла бы и сама на все ответить.

Или не могла?

— Я сделаю, — сказал Ной.

— Спасибо!

Мамочка привстала и поцеловала его в щеку.

— Можешь устваиваться на кухне, там никто не помешает. А я к плите — сделаю что-нибудь вкусненькое!

По Кварталу тяжелой походкой Алона бродили слухи и милиционеры с собаками. Небольшая кубическая будка нового поста возникла на центральной площади, словно по волшебству. Алон говорил, будто ищут какого-то убивца, сумасшедшего, который задумал извести весь Квартал подчистую, начиная с наиболее уважаемых людей. Утверждал, что сам видел его раз ночью возле дома Декеров, да, пока дошел, тот уже успел скрыться. Напуганная мать Ноя ходила говорить с милиционерами, но они только вежливо слушали ее пересказ алоновых бредней и коротко отвечали: «Мы здесь для вашей безопасности». Ной успокаивал ее, как мог, но у самого на душе было неспокойно. Тараканы. Они могли прийти в Квартал, и тогда не помогут никакие посты — ничто не поможет. Но день шел за днем, и все было спокойно. Постепенно волнения улеглись, к посту привыкли, а Алону велели помалкивать и не плодить глупые слухи.

Ной рассказал матери про Лайлу, и та отнеслась к его словам с большим энтузиазмом. Милая, набожная, обеспеченная девушка из хорошей семьи, которая в это неспокойное время возит ее сына домой на машине — просто ангел, и непременно с ней нужно познакомиться. Она сразу же начала уговаривать Ноя пригласить ее в гости, но тот упрямо отказывался. Ему не хотелось, чтобы Лайла приходила в их умирающий дом, не хотелось, чтобы она видела все эти скатерти, ковры и занавески, покрытые шрамами починенных дыр; видела старую мебель, скрипучую и потемневшую и слушала маму, рассуждающую о будущем детей и статусе. Он бы просто сгорел от стыда.

Они еще дважды встречались с Лайлой на собраниях группы. Как Ной и предполагал, место для нее освободила Софья. Впрочем, никто по этому поводу не переживал — замена произошла спокойно и безболезненно. Появляясь на каждом собрании, Лайла быстро сделалась всеобщей любимицей. С девушками она держалась на равных, была разговорчива и мила; с юношами вела себя сдержано. Постепенно страсти улеглись, и все пошло своим чередом.

На собраниях Лайла много говорила, безжалостно обличая свои пороки: леность, нетерпимость, гнев. Она каялась, опускала глаза, заливалась краской. Ной слушал всю эту благую чушь и молчал, не принимая никакого участия в обсуждениях. В последнее время он все чаще сравнивал Лайлу и Мамочку. Они обе нравились ему, но при этом были настолько разными, что он терялся и путался в своих чувствах. Красивая, умная, воспитанная Лайла, умеющая нравиться людям, и всегда знающая, что и когда надо говорить и Мамочка, которая картавит от волнения, не умеет притворяться и обладает чудесным талантом видеть и рисовать то, что видит. Две девушки. Два полюса. И он где-то посередине.

Лайла уговаривала Ноя не отмалчиваться на собраниях. Она просила его выступить, хотя бы ради приличия. Совсем необязательно выворачивать душу наизнанку — Ной не ребенок и должен знать, чего от него ожидают. Всего одно маленькое усилие, чтобы соблюсти формальность. Ной, который и раньше не отличался разговорчивостью на групповых исповедях, с приходом Лайлы замолчал вовсе. И сам не знал, почему молчит.

Это произошло во время их третьей встречи. Они сидели в машине возле дома Ноя, когда Лайла сказала:

— Приходи к нам в гости.

— Когда?

— Завтра. Вечером, в шесть. Придешь?

— Да.

— Вот и отлично. Родители давно хотят с тобой познакомиться. Мы устроим семейный ужин. Ничего помпезного.

— Я думаю, это будет очень интересно — познакомится с твоими родителями.

«А как интересно это будет матери».

Лайла улыбалась, и у Ноя снова защемило сердце.

— Спасибо за приглашение, — сказал он.

— Мы тебя ждем, — нежно сказала Лайла и слегка сжала его ладонь. — До завтра. И храни тебя Бог!

Весь следующий день Ной промаялся, поминутно поглядывая на часы. Колотун, которому надоело по несколько раз повторять свои распоряжения, отпустил его раньше, и ровно в шесть Ной прибыл по назначенному адресу.

В подъезде обыкновенной городской пятиэтажки было темно и пахло сыростью. Держась за перила, Ной поднялся на второй этаж и остановился перед единственной обшарпанной дверью. Тусклая лампочка едва разгоняла тьму, на стенах чернели проплешины, отвалившаяся краска большими кусками валялась на полу и похрустывала под ногами. После аккуратных, ухоженных домов Квартала, жилище Лайлы производило гнетущие впечатление: в Городе предпочитали не демонстрировать благополучие.

Ной постучал. С минуту было тихо, потом за дверью раздались торопливые шаги, звякнул замок, и в лицо ударил сноп яркого света. На пороге стоял невысокий полный мужчина в костюме и очках, со старомодной бабочкой на шее.

— Храни вас Бог, — сказал Ной.

— Храни вас Бог. Вы…

— Ной.

— Ах да! Конечно! Разумеется. Прошу вас, проходите!

Мужчина посторонился.

Контраст между мрачной, загаженной лестничной клеткой и квартирой поражал воображение: вместо старой краски на стенах красивая темно-синяя ткань; резная вешалка для одежды; картины, преимущественно фантастические пейзажи, пропитанные солнечным светом и густой зеленью деревьев; затейливая люстра на потолке, а под ногами — ковер с вышитым синим небом и редкими призрачными облаками. Глядя на него, Ной в нерешительности остановился, не смея топтать такую красоту острыми ледунцами.

— Прошу вас, — раздался голос у него за спиной. — Не смущайтесь. Я вынужден извиниться за Лайлу, она немножко задерживается — общественные обязанности. Она вот-вот вернется.

— Ничего страшного, — поспешно сказал Ной.

— Ледунцы можете оставить здесь, а тапочки я вам сейчас выдам.

Мужчина скрылся в одной из комнат, а Ной стал поспешно раздеваться, чувствуя себя не в свой тарелке — он терпеть не мог играть роль чужака. Кто знает, какие правила приличия приняты в этом доме? Без поддержки Лайлы можно легко сесть в лужу.

— Храни вас Бог!

Он поднял голову. В коридоре стояла невысокая женщина в тяжелом темно-синем платье под цвет стен, как две капли воды похожая на Лайлу. В голове Ноя мелькнула мысль, что именно так та будет выглядеть лет в сорок. Молодая прелесть не померкнет, она только созреет, нальется в спокойную зрелую красоту уверенной в себе женщины.

— Храни вас Бог!

— Меня зовут Руфь, я мама Лайлы.

— Ной.

— Я рада видеть вас, Ной. Прошу меня извинить, я должна ненадолго вас оставить — на мне кухня.

Она улыбнулась и стала еще больше похожа на дочь.

— Илион, пожалуйста, займи нашего гостя!

— Да, милая. Конечно!

Гамов сокрушенно качал головой.

— Ной, извините меня ради Бога — я слишком много времени провожу среди книг и порой забываю о приличиях. Меня зовут Илион Гамов.

— Ной Коштун.

— Очень, очень приятно! Прошу вас, идите за мной.

Они прошли в небольшую комнату, которую Гамов гордо назвал «мой скромный кабинет». Поедая почти все невеликое пространство над вошедшими довлели шкафы с книгами. Возле окна стоял массивный письменный стол, в центре комнаты — два кресла, разделенные столиком поменьше на тонких паучьих лапах.

— Располагайтесь, Ной.

— Спасибо. У вас много книг.

— Да. Эта библиотека — моя гордость. Я всю жизнь собираю книги. Они — единственная настоящая ценность, все остальное только материал для них.

— Никогда не думал об этом так.

Гамов оживился.