Лениво разгоравшийся костерок тускло осветил изрядно пострадавший от недавнего взрыва подъезд. Через огромную дыру в потолке, пронзающую насквозь все пять этажей, можно было увидеть клок ночного звездного неба. А на нем — четыре крупных, пульсирующих ярко-красным объекта. Сейчас даже невооруженным глазом легко было заметить, что метеориты приближались.
Юля старалась не смотреть на пляшущие по неровным стенам жуткие тени. Глубоко вздохнув, она подтянула колени к себе и опустила голову. Как же легко ее (да и не только ее) жизнь рухнула и обратилась в пепел! Словно в кошмарном сне. Только надежды проснуться нет.
Это странное движение. Может, оно возникло только в Москве (точнее, на ее руинах), а может, во всем мире. Юля ни за что бы не поверила, если бы не видела собственными глазами, как по городу стали шествовать люди, одетые во все серое с черными повязками на лбу с изображением перевернутых красных звезд. Вооруженные до зубов, они патрулировали улицы группами по пятнадцать-двадцать человек и расстреливали любого, кто попадался им на глаза. "Патрульные" даже не пытались брать заложников, выдвигать свои идеи (если таковые, конечно, были), требования или хоть как-то оправдывать и объяснять античеловеческие действия. Они просто убивали, игнорируя безуспешные попытки развалившихся на глазах и полностью деморализованных силовых структур их остановить, повергнув тем самым всех выживших в ужас.
-- Девушка, можно к вам на огонек? Вы не подумайте, я только погреться, — просипел голос откуда-то из темноты.
-- А что я должна была подумать? — Осторожно отозвалась Юля, надеясь, что некто снаружи не заметил, как она испуганно вздрогнула.
-- Ну, мало ли. Перечислить все варианты?
-- Пожалуй, не стоит. Заходи.
Через отверстие между полом и железной рамой в подъезд на корточках забрался подросток лет пятнадцати-шестнадцати. Все, что на нем было, это только огромная футболка, заляпанная грязью, и короткие шорты цвета хаки. Парнишка был бос и слегка прихрамывал на левую ногу.
-- Как тебя зовут? — Спросила девушка.
-- Михаил, — отозвался паренек, усаживаясь у костерка и вытягивая длинные ноги. — Но для вас просто Миша.
-- А меня Юля.
-- Чудненько.
-- Но для тебя — Юлия Александровна.
-- Ну вот, так всегда, — Миша притворно надул губы. — Не мой день, похоже.
-- Можешь обращаться ко мне на "ты". Я не настолько тебя и старше.
-- Точно? А то, знаешь ли, пластическая хирургия…
-- Что?!
-- Ничего, ничего.
-- То-то же. Ты здесь один?
-- А ты видишь кого-нибудь еще?
-- Э, нет. Я имела в виду.
-- Родители в Харькове. Были. Сейчас не знаю: похоже, сотовые операторы ушли в бессрочный отпуск. Я в Москву к бабушке в гости приехал. Вовремя, блин.
-- А… где бабушка?
-- Надеюсь, в лучшем мире.
-- Прости.
-- Да ладно, не ты же ее подстрелила, а патрульные. Так что нечего извиняться.
-- Ты так… спокоен.
-- Ой, кто бы говорил. Сама-то спокойная, как удав, в истерике не бьешься.
-- Может, уже устала биться?
-- Считай, что поверил. Спишем спокойствие на шок.
-- Тебе что, нисколько не страшно?
-- Хочешь, чтобы я порыдал на твоем плече? — Миша вопросительно приподнял брови. — Не думаю. Хотя смотреться это будет достаточно мило, как и вся наша с тобой беседа, абсурдная до хохота. Проще всего сесть и начать ныть о том, как все плохо. Только делу это не поможет. Да и оригинальности никакой. Должен же на этих глобальных похоронах хоть кто-то улыбаться.
Юля немного покопалась в рюкзачке и извлекла из него кусок сыра.
-- Будешь?
-- О, пища! Как раз то, что нужно голодному млекопитающему.
-- Тогда держи… млекопитающий.
Миша, нахмурившись, неприязненно окинул взглядом свои грязные руки, но сыр все же взял, откусил немного и принялся жевать.
-- Ты не будешь есть?
-- Нет, — Юля покачала головой. — Меня все еще мутит. Хотя не так, как вчера. Не хочу вызывать новый приступ рвоты.
-- Рвоты? Не отравлением ведь вызванной, так?
-- Мне откуда знать.
-- Может, ты в темноте уже начала светиться? Представляешь, как это классно должно смотреться со стороны?
-- Миша…
-- Ладно, ладно. Только не злись.
-- А ты почему один ночью по улицам ходишь? — Решила сменить тему Юля. — Там же, кроме "патрульных", еще толпы бандитов разгуливают.
-- Прямо-таки толпы? Да я и не хожу. Я здесь рядышком сидел. Снаружи меня никто не видел, это точно.
-- Чего же ты раньше не подошел?
-- Страшно же. Вдруг пошлешь куда подальше? Да еще и кирпичом дорогу укажешь.
-- Что, часто посылали?
-- Достаточно.
-- Вот и я поэтому здесь одна сижу.
-- Понятно, — Миша поглотил тщательно пережеванный кусочек сыра, а остальную часть аккуратно завернул в край футболки. — А огонь откуда?
Юля вытащила из кармана зажигалку.
-- Я курила раньше. Вот, пригодилось.
-- А еще говорят, вредная привычка. Как оказалось, очень даже полезная. Попробуй сейчас найти в городе хоть одну неразбитую зажигалку.
-- Ну да.
С громким треском ярко полыхнул костер, и Юля заметила, как что-то блеснуло у мальчика на шее. Приглядевшись, девушка рассмотрела в этом металлическом предмете маленький крестик.
-- К тебе священники не приставали?
-- Как же! Один за мной полквартала шел, все чепуху нес про Судный день, Второе Пришествие и прочую сверхъестественную муть. Так старался, что и не заметил, как "патрульные" из-за угла появились. Убежать он, само собой, не успел.
-- Значит, сам ты не верующий?
-- Ой, как ты догадалась? Нет. Это мне мама крестик подарила. Говорила, он оберегать будет. Только вряд ли кусочек серебра спасет меня от метеорита. Да и других людей талисманы тоже не спасут. Еще не придумали люди оберег от смерти.
Акт Третий.
Насыщенная бесчисленным количеством химических (в том числе, радиоактивных) элементов, выброшенных взрывами заводов и складов, атмосфера исторгла желто-зеленые кислотные дожди, отравляющие реки, моря и океаны, разъедающие металл и камни, уничтожающие растения и животных. Соприкасаясь с пламенем горящих городов, этот яд смертоносными парами распространялся вокруг на сотни километров. Мир окончательно сошел с ума вместе с немногочисленными выжившими в нем людьми, плавно теряющими человеческий облик.
Юля подбросила в костер несколько ножек от сломанных стульев и пару газетных листов. Миша почесал голову и критично осмотрел отросшие ногти на ногах, затем достал сыр и снова откусил немного, жмурясь от удовольствия.
-- А ты болтливый, я смотрю.
-- Не болтливый, а коммуникабельный. Это, между прочим, разные вещи.
-- Да ну?
-- Ну да.
Сквозь дыру в потолке начали просачиваться бледные лучи от полной луны. Красные шары стали еще больше, но света от них не было вовсе, хотя размеры их уже превышали лунные.
-- Юль, это, ложись спать, а я посторожу костер, буду в него стулья подбрасывать, газетки.
-- Ты сам не хочешь вздремнуть?
-- Нет, пока не хочу. Еще успею. Кроме того, я уже давно мечтал побывать костровым. Все никак не удавалось раньше — потерянное детство и все такое.
-- Ясно. Ну, тогда я, пожалуй, доверю эту ответственную миссию тебе, — девушка зевнула во весь рот и, расстелив несколько газет недалеко от костра, устроилась на боку. — Если что, разбудишь.
Какое-то время Юля просто лежала и смотрела на потрескивающие деревяшки костра, но скоро глаза сами собой начали закрываться. Последний взгляд, брошенный перед погружением в глубокий сон, запечатлел образ Миши, задумчиво уставившегося в огонь и теребящего маленький серебряный крестик.
Акт Четвертый.
Серый пепел кружился в ураганных завихрениях, проносясь над черными скалами и безжизненной землей параллельного пространства. В розовом небе, частично укрытом перламутровыми облаками, висели два огромных диска лун — желтой и салатово-зеленой. Впервые за время существования псевдомира их фазы совпали.