Я услышала шаги. Лазутин подходил к берегу карьера. Захотел, сволота, убедиться — достигла ли пуля цели. Давай, давай, попробуй посмотри.

Я продвинулась ещё немного, затем опустилась пониже. Кажется, здесь. Точно. Небольшая ниша, где-то в полуметре от края спуска в карьер. Ее я подметила ещё раньше. И именно к ней тащила свое тело.

Оп-па. Я нырнула в нишу и затаила дыхание, прислушиваясь к сердцебиению. Ох же ты, мое сердечко, стучит, хорошее, стучит, значит, жива, значит, пока еще дышу.

Шаги наверху затихли. И в следующее мгновение темноту рассёк луч фонаря. Я прижалась всем телом к задней стене ниши, затаилась как мышь: это укрытие — мой последний шанс. И Лазутину теперь отступать дальше некуда…

Луч фонаря прошелся по пологому спуску и задержался внизу, там, где торчал из извести зад багажника машины.

Световое пятно сместилось и застыло в другом месте. Известь, словно трясина болота, в этом месте как-то странно пузырилась, словно заглатывала свою добычу. Наверняка именно туда угодили мои туфельки.

Интересно, о чем думает банкиришка? Радуется, что это надо мной сомкнулась едкая, пожирающая плоть масса? Или всё ещё не верит, опасается.

Что ж, поди проверь. Спустись, покопайся в извести. Что, слабо?

Слабо…

Луч фонаря еще раз прошелся по склону, упал вновь на дно, а затем исчез.

Я услышала удаляющиеся шаги. Лазутин уходил. Он решил, что сделал всё так, как задумал. И вышел победителем.

Я уже перевела дух, но вновь услышала шаги. Чёрт побери! Неужели он решил вернуться?

Да, он решил, но не просто вернуться. Я поняла — зачем. До меня донесся характерный шум, свидетельствовавший о том, что кто-то подметал место расправы. Молодец, банкиришка. Всё делает так, как я ему велела. Заметает за собой следы.

Затем шаги Лазутина вновь удалились и смолкли окончательно.

Я сидела и ждала. Я не решалась вот так сразу вылезти из укрытия. Я боялась, что эта сволочь все же решил немножко выждать, а вдруг что-то показалось ему подозрительным?

Не знаю, сколько прошло времени, но наконец я сказала себе: хватит, старушка, так ты тут, чего доброго, рассвет встретишь, в этой замечательной нише. А еще, чего доброго, приволокутся ребятки Лазутина, которые думают, что это ты, красавица, — то бишь платиновая блондинка — прихлопнула их хозяина в мотеле.

И я стала выкарабкиваться наверх.

Лазутина не было. Он не стал выжидать. По всей видимости, сам боялся, что долгое стояние здесь может привести к нежелательным последствиям. Да и посчитал, что, без сомнения, попал в цель и счастливо отвязался от единственного свидетеля своей «смерти».

Я не стала ничего осматривать у карьера, решив, в свою очередь, что задерживаться здесь не стоит. Попадешь в руки бойцов Лазутина, разорвут на части — ничем не склеишь.

И я потопала, взяв направление на близлежащую железнодорожную станцию.

Проклиная на чём свет стоит банкира, которому до последней минуты всё же доверяла. И нахваливая себя — какая все же умница, успела укрыться в нишке. Слава богу, вспомнила о ней в нужный момент.

Камешки резали ступни, и я морщилась, словно в кожу мне впивались раскаленные гвозди.

Не было фонарика, и приходилось ориентироваться лишь по луне, блеклый свет которой освещал пространство.

Шумели где-то неподалеку деревья. А я продвигалась вперед. По траве, потом по выщербленной колее, потом по тропинке, которая петляла между оврагами.

Станцию я приметила еще издали. Неказистое одноэтажное здание выделялось в темноте черным пятном. И когда я подходила к этому строению, послышался шум приближающейся электрички.

Я обошла станцию стороной, электричка мне была не нужна. Я не могла в таком виде войти в вагон.

Перебравшись через рельсы, я двинулась к расположенному рядом посёлку.

«Ауди», конечно, на месте не было. Смешно было думать, что банкиришка зачем-то задержится здесь.

Наверняка он уже далеко. Смоется, сделает пластическую операцию, заживет, сволота, в своё удовольствие, чувствуя, что провел всех, как несмышленых детей.

Ну, посмотрим, пообещала я умнику.

Я медленно двигалась по поселку, пока не наткнулась возле одного из домов на сиротливо торчащую у забора машину.

Не слишком долго раздумывая, я достала из сумочки перчатки, натянула их на руки, затем высадила булыжником боковое окно «тройки», забралась внутрь и выдернула проводки из-под приборной доски.

Буду угонщицей, ничего не попишешь.

Короче, тачку завела и кружными путями, петляя и заметая следы, добралась до столицы. Где и бросила машину, не доехав до своего дома нескольких кварталов; крадучись, стараясь не показываться на открытой местности, прошлёпала до дома, поднялась на свой этаж, влетела в квартиру, не забыла закрыться понадёжней, и дисциплинированно плюхнулась на кровать.

Спать. Только спать. Ничего иного пока не дано. Всё!

Утром я проснулась новым человеком — жестким, знающим, что нужно делать.

В первую очередь я приняла ванну, освободилась от гадостной косметики. Платье, парик и даже очки, скомкав и изломав, положила в пакет, а пакет выбросила в мусоропровод. Ничего не должно напоминать о той платиновой блондинке. Нет её — и всё тут.

Поела. Даже с аппетитом. И стала обдумывать сложившуюся ситуацию.

Решение пришло довольно быстро.

Я не знала, где найти банкира, желание увидеть которого было ох как велико. Но я знала другое.

Я знала, где смогу увидеть его бывшую супругу. Которая наверняка что-нибудь да сможет сказать о тех местах, которые нравились ее муженьку, пусть и бывшему. Местах, в которых он мог объявиться.

Я приехала в аэропорт Шереметьево за несколько часов до вылета самолета, на котором собирались упорхнуть две сестрички.

К своему удивлению, я обнаружила, что Марина уже там. Вот так да! Какого черта она тут делает в такую рань? Или договорилась с Раисой встретиться заранее?

Ну и ну. Желание тут же подойти к Марине, похлопать её эдак ненавязчиво по плечу и с издевочкой предложить, а не пройти ли тебе, детка, со мной, потому как я знаю очень многое о тебе, твоем бывшем супруге и кое-что о сестричке, я в себе переборола.

Подождём-ка «близняшку». И пусть уж они вдвоём мне расскажут — что и как. Пусть всё объяснят. Насчёт Лазутина. Ведь за каким-то чертом и одна, и вторая проникали в дом банкира. Чего-то там искали. Вот пусть и объяснят. А я потом решу, что мне делать и как поступить дальше, чтобы при этом не навредить ни своей жизни, ни здоровью. И желательно увидеться с негодником банкиром. В конце концов, он не рассчитался до конца со мной, жмот чертов.

Людей в здании аэровокзала было немного.

Марина нервничала и часто поглядывала на часы. Она ходила по залу ожидания! Останавливалась возле киосков, ничего не покупала, только смотрела и бесцельно двигалась дальше.

Наконец она вышла наружу и стала прохаживаться возле автостоянок.

Где-то минут за сорок до вылета самолета Марина окончательно вышла из себя. Понятное дело. Сейчас прекратится регистрация, и тогда — все. Никуда не улететь.

Впрочем, вы, пташки, и так не улетите. Уж я постараюсь. Приложу максимум усилий.

Распахнув плащ, она двинулась по дорожке, ведущей с территории аэропорта. Уйти, что ли, хочет? Тогда почему пешком? Почему не на машине?

И тут я увидела остановившуюся «Тойоту», а затем высунувшуюся из заднего окошка руку.

Ну вот и дождалась.

А дальше все было очень странно. Во всяком случае, такого я не предвидела.

В машине находилась Раиса, но, кроме неё, — ещё люди. С самой Раисой, судя по её голосу, который раздался из салона, что-то случилось.

Я тенью скользнула за спину Марины и проделала всё как положено.

Уперев ствол в висок бывшей супруги банкира, я сказала те самые слова, адресованные пассажирам «Тойоты»:

— Всём — не дёргаться! Особенно вам, сучки-«близняшки»…