— Так приходит поезд.

— У всех приходят поезда. Но опоздал только ты.

Он даже не успел что-либо сказать в своё оправдание, как она вмиг потеряла к нему интерес, резко нагнулась, подхватила за ручки сумку и ловко набросила себе на плечо ремень.

— Двигаем.

Последнее было сказано не только ему.

Первым поднялся рослый крепыш, за ним кавказец, следом толстяк и наконец неприметная личность. Поднявшись, никто не сдвинулся с места, то ли ожидая дальнейших указаний, то ли не смея вырываться вперед.

Верным было последнее.

Девушка широким пружинистым шагом прошла через зал буфета и вышла наружу, даже не удосужившись бросить взгляд на пятерых своих спутников.

Словно дрессировщица, она знала наперед, как поведут себя подопечные, послушные её воле.

И эти люди не оплошали. Они повели себя как полагается. Неторопливо, по одному, выбирались вслед за молодой женщиной из буфета.

Он пришел последним. И вышел в том же порядке.

«Шестой», — пронеслось в голове. Он оказался шестым. Число мистическое. Оно часто фигурировало в разного рода пророчествах и сказках, на которые раньше он не обращал особого внимания. Но почему-то теперь эта ассоциация прошла через его сознание не столь безболезненно. Их было не просто шестеро — шестым оказался он. Именно на шестого в сказках обычно выпадали все несчастья и выливалось все дерьмо, которое всплывало на пути к цели.

Он скривил губы, разозлившись на себя за непомерно разыгравшееся воображение. И для утешения припомнил, что шестому судьба преподносила не только это. Именно шестому часто доставались лавры победителя. И шанс остаться живым.

Напряженная гримаса сменилась вполне благодушной улыбкой.

Он выбрался наконец из зала буфета. Паренька с маникюрной пилочкой на входе уже не было. Скорее всего тот смотался, едва вышла главная посетительница этого неопрятного заведения.

Его взгляд натолкнулся на двух людей в милицейской форме, один из которых что-то бубнил в рацию, которая висела у него на ремне, перекинутом через плечо.

Взгляды стражей порядка были направлены в их сторону — в сторону тянущихся цепочкой на выход из зала ожидания людей.

На миг ему показалось, что эти ретивые служаки долго не будут разбираться, а сейчас бросятся к ним и потребуют, даже не документы — к черту бумажки! — они потребуют сразу же пройти с ними в отделение, уж очень колоритно выглядела их группа на фоне прочих граждан.

Он взглянул вперед. На девушку. Та как ни в чём не бывало шла вперед, даже не оборачивалась, чтобы проверить, что там у нее за спиной. Она словно бы не ожидала, что у нее на пути могут возникнуть какие-то трудности. Сплошной успех!

Такая самоуверенность девицы его нисколько не успокоила. Он обратил взгляд на людей в милицейской форме. Но те уже не смотрели на них, двигались довольно ленивым шагом в обратном направлении. Останавливать их никто не собирался.

«Маленькие странности перерастают в лавину неприятностей», — вспомнил он афоризм и чертыхнулся от неожиданно нахлынувшего на него ощущения беды.

На улице, прямо у входа в здание, стоял микроавтобус «Форд».

Женщина открыла боковую дверцу и кивком, все как та же дрессировщица, пригласила своих спутников внутрь салона.

Когда последний из группы исчез в чреве микроавтобуса, она закрыла дверцу, а сама заняла место водителя, бросив сумку рядом на свободное сиденье.

Рядом с ним уселся его «двойняжка» по комплекции. И улыбнулся приветливо, как бы приглашая к знакомству.

Впрочем, оно, это знакомство, и не помешало бы. Он никого тут не знал. И даже не знал имени женщины, в руках которой находились бразды правления. Единственно, что ему было пока известно, — это то, что он должен явиться в столицу, на это место и обратиться к молодой женщине, которая будет ждать его в буфете. Все остальное — на месте.

Теперь он на месте. И теперь должен все узнать. Хотя бы минимум: что предстоит делать и кто те остальные, с кем ему придется работать.

Он никак не отреагировал на улыбку партнёра. Он ехал в неизвестность. И пока не видел повода для веселья. Даже для малейшего.

Она привезла их к двухэтажному, из нескольких секций, зданию, которое располагалось особняком от видневшихся вдалеке жилых новостроек. По измазанным краской стеклам, обшарпанным стенам и кучам строительного мусора по всему периметру строения было ясно, что в здании идет ремонт.

Она так и объяснила выбравшимся из микроавтобуса мужчинам.

— Это детский сад. Бывший детский сад. Сейчас он пустует, его собираются подремонтировать и пустить с молотка на аукционе. Работы временно приостановлены. Так что мы здесь неплохо устроимся.

Неплохо — слишком громко сказано. Это он понял, когда переступил порог: горы хламья, доски, которые постоянно попадались под ноги, когда шли за женщиной куда-то в глубь здания. В помещении стоял запах свежей штукатурки и краски. Возле стен валялись ведра, стояли леса. Такое было ощущение, что строители в спешном порядке отступили под напором врага, побросав свои вещи.

Она провела их по извилистому, постоянно менявшему направление коридору к комнате, перешагнув порог которой он сразу же подумал, что раньше здесь был актовый зал.

Просторное помещение без признаков мебели было более-менее чистым. Во всяком случае, на полу здесь ничего не валялось, стены не испачканы и обои с них не содраны. Скорее всего до этого зала у строителей просто не дошли руки. Лишь окна были обляпаны белой штукатуркой с наружной стороны.

Возможно, когда-то тут проводились веселые утренники, пели и рассказывали стишки детишки, меланхолически подумалось ему. Как, однако, быстро меняется настроение, вслед за этим пронеслось у него в голове.

— Вот здесь вы и поселитесь, — сообщила женщина и швырнула на середину зала сумку.

— Как здэсь? — не удержался кавказец. — Какой, на фуй, здэсь? Здэсь нэт кровать. Здэсь нэт ничэго. Как, на фуй, здэсь?

По-видимому, говоривший ожидал, что его как минимум устроят в шикарном номере гостиницы, если уж не в президентских апартаментах. Но такое… У кавказца даже затряслись щеки от возмущения.

— Там в углу лежат спальные мешки. Спать будете в них. — Женщина кивнула в угол зала, где на самом деле была свалена в кучу поклажа. — На улице жарко, так что это вполне сойдёт.

— Какой чёрт сайдот? — взвыл кавказец. — А вода, туды-сюды, душ там, пэрэадэтся, а? Какой сайдот?

— Рядом туалет и умывальники. Это все, что вам нужно. — И, зло глянув на возмутителя спокойствия, резко бросила: — И курорта вам здесь никто не обещал. Ты понял меня, чернявый? И заткни своё фуфло. Нечего тут вонять… Аристократ нашёлся.

Кавказец несколько опешил от такого обращения. В его глазах сверкнули искры гнева. Кровь ударила в лицо. Казалось, что он не выдержит такого унижения, которому только что подвергся. И он даже двинул рукой к поясу, словно там должен был висеть кинжал, коим необходимо срочно утихомирить и поставить на место заносчивую, глупую женщину. Но кинжала на поясе не было. А женщина презрительно, нисколько не смущаясь, смотрела прямо ему в глаза.

— А как с едой? — раздался голос толстячка, который своим вопросом несколько разрядил обстановку.

— Еда в сумке. Хлеб, консервы, вода. С голоду не помрёте.

— А сколько мы здесь будем?

— Сколько нужно, — отрезала она. — Еда кончится, я с кем-нибудь из вас съезжу за новой.

— Савсэм дело дрян, — подвел итог кавказец, не желавший так просто утихомириваться. — Спать — зэмля. Жрать — кансэрва. А баба как тогда? Тэбя, что ли, одну имет?

Того, что произошло дальше, он не ожидал. Но на остальных, как и на заносчивого джигита, это произвело впечатление.

То, что женщина не из слабеньких, лично он успел заметить по тому, как она сама притащила сумку с продуктами, не прося помощи у мужиков. Хотя и могла бы это сделать. Ни у кого из пятерых с собой не было поклажи.

Но, кроме крепости, женщина показала еще и умение постоять за себя.