— А ты ведь мне жизнь спас, братишка, — уже громче, не боясь, проговорил Руслан, вольготно откидываясь на скрипучую спинку. — Если бы не грохнул вовремя твой выстрел, эта бычья плесень вполне могла пустить мне маслину в башку. Вот оно как бывает.

Касьян никак не отреагировал на эти излияния. Словно такое ему приходилось слушать довольно часто, а может, он настолько привык первым нажимать на спусковой крючок, что просто стал безразличен и ко всем смертям, и к тому, как их воспринимают другие.

Он на самом деле уже несколько очерствел. Впрочем, «несколько» здесь не подходит. Он изрядно очерствел.

— Рука у тебя крепкая, — выдохнул Руслан, расслабляясь. — Давно в снайперах?

Касьян мотнул головой.

— Слишком давно, — усмехнулся он.

— Я в своём деле — тоже, — тяжко вздохнул Руслан, как бы показывая, насколько он успел за все годы этого своего дела устать.

Руслан неожиданно поднялся, будто ему стало невмоготу сидеть на диване. Потянувшись, глянул в окно. Чистое небо, без единого облачка, небо, озаренное восходящим солнцем; а в вышине — благодать, чего нельзя было сказать о земной панораме, окружавшей бывший детский сад: мусор, обшарпанный фасад самого здания — безжизненная серость, в отличие от бездонной голубизны небес.

— Чёрт побери… — Руслан погрустнел и сунул руки в карманы брюк. — Уже не помню, сколько не был в столице. Думал: скоро появилась возможность побывать здесь. Погляжу — как, что. А получается — хрен тебе.

— Ничего особенного ты бы здесь не увидел, — успокоил его Касьян и тут же, помотав головой, будто отгоняя навязчивые мысли, поспешно добавил: — Впрочем, возможность ещё представится. Посмотришь. Когда всё кончится.

— Да, — подтвердил Руслан, — когда всё кончится. И когда будут бабки.

— Это точно. Бабки нужны. Без них как-то не так.

— Чё? Большие денежные затруднения? — Руслан вернулся на свое прежнее место на диване.

— А по-моему, тут у всех большие затруднения в этом. Иначе здесь никого бы и не было.

— Давно в Москву не приезжал? — Уже захмелевший Руслан мотнул головой.

— Не так уж давно, — хмыкнул своим мыслям Касьян. — И больше не хочу. Всё. Получу бабки — и на покой. Хватит.

— Во как! Новую жизнь, что ли, хочешь начать?

— Её самую, — подтвердил Касьян. И взгрустнул, вспоминая, похоже, какая прежняя жизнь была у него неважная.

— Значит, здесь дела делал? — Руслан понимающе прищурился и вытянул указательный палец, как бы имитируя дуло пистолета. — Ага?

— А что тут делать, если не дела, — хмыкнул Касьян.

— Ну и как, осечек не было? — как бы между прочим осведомился Руслан.

— У меня никогда не бывает осечек, — с гордостью заявил окончательно окосевший от выпитого Касьян.

Руслана тоже малость пробрало. Он потер глаза, точно спросонья, и лишь после этого позволил себе усомниться в словах собеседника — правда, довольно вяло, как бы давая понять: ему это, в общем, безразлично и можно даже не отвечать.

— Так уж не бывает? — ухмыльнулся Руслан.

Этот выпад задел Касьяна. Если бы не выпивка, он вполне пропустил бы его мимо ушей. Но коктейль из виски и уязвленной гордыни сделал свое дело. Смолчать он не смог.

— Так вот и не бывает. Потому что я всё делаю идеально.

— Ха! — булькнул Руслан таким голосом, словно говорил: ладно уж болтать, не так много мы с тобой и дерябнули, дружище. — Идеального, братишка, ничего не бывает. И уж убийства — тем более.

— Ошибаешься, бывают, — прошипел Касьян, вытягивая шею и приближая лицо к лицу собеседника.

А затем, не удержавшись, начал рассказывать Руслану о своей одиссее в столице. Касьян откровенничал, что грешник перед священником, выкладывал свои истории с максимальными подробностями, даже смаковал их, живописуя, точно художник кистью.

Касьян чувствовал странную потребность выговориться. Словно совершенные ранее делишки вдруг, в одночасье, стали угнетать и давить его страшным грузом, требуя освобождения. И он освобождался, опьяненный виски и тем, что нашелся человек, готовый этот груз с него снять, готовый слушать его, как засыпающий младенец слушает колыбельную матери.

Он долго молчал. И долго был один.

И чем дольше он сейчас говорил, тем больше легчало на душе. Как будто уже сейчас он начал новую жизнь.

Руслан хмыкал, то и дело качая недоверчиво головой, чем еще больше распалял рассказчика.

В конце концов Касьян выдохся. И только тут понял, что совершил нечто непозволительное, то есть сглупил. Перед глазами поплыли странные темные круги, подоконник же отчего-то причудливо изгибался. Не нужно было пить, промелькнуло у него. Совсем не нужно.

— Это, конечно, впечатлительно, — высказал своё мнение Руслан. — Однако твои идеальные убийства — они не такие уж идеальные на самом деле. Просто у нас менты нерасторопные, братишка. Вот и всё.

— Ладно, забудь, — неожиданно насупился Касьян.

— Да уже забыл. А вообще, давай — начинай новую жизнь. И мемуары напиши. То, что ты рассказал, как раз на книжку потянет.

— Ага. За такую книжку потом голову снесут — моргнуть не успеешь.

— Ну уж, — не поверил Руслан и тут же перешел на свою личность: — А я тоже начну. Эту самую новую жизнь. Не знаю, где и как. Но уж точно куда-нибудь уберусь из этой страны подальше. Найду пухленькую бюргершу с землей. Буду нещадно её иметь в любое время суток. И попутно вести хозяйство. А может, наоборот — она будет меня иметь. — Руслан улыбнулся такой перспективе.

— Это на тебя не похоже, больше на Витька, — не поверил Касьян.

— А ты не сумневайся, братишка. Как-нибудь опосля встретимся и поглядим, как кому что удалось.

Касьян неожиданно нахмурился и подумал, что вряд ли они «опосля» еще встретятся. «Потому что в живых может остаться только один», — продекламировал ему внутренний голос. Он даже вздрогнул от такого, словно это заявление его «я» было для него самого откровением.

«Шестеро», — в следующий же миг пришло на ум преследовавшее его с некоторых пор мистическое наваждение. А по негласному, существующему помимо воли людей закону из шестёрки остается лишь один. Остается лишь шестой. Он был шестым, однако почему-то это не слишком его сейчас успокоило. Возбуждённое алкогольными парами сознание неожиданно дало резкий толчок новому направлению мыслей. В которых он моментально принялся путаться.

— Не нужно загадывать наперед, — после продолжительной паузы заявил Касьян, не глядя на Руслана. — Плохая примета.

Никогда он прежде не верил в приметы. Но сейчас вдруг оказался в плену у них. Может, потому, что нынешнее дело считал для себя последним. Может, именно поэтому оказался во власти предрассудков.

— Забудь о приметах, — не поддержал своего компаньона Руслан. И уже более тихо, вполголоса, вдумчиво проговорил: — Держимся, как говорил, — вместе, и пусть кто попробует с нами пофинтить.

Угроза была серьезная. И прозвучала довольно убедительно. Словно Руслан уже знал, кто с ними собрался финтить, и намеревался незамедлительно свести с этим умником счеты.

Из зала вышел взлохмаченный кавказец.

— Куда? — Руслан моментально переключил внимание на появившееся в коридоре лицо неславянской национальности.

— Сцать, да… Нэльзя? — Ядовитая ухмылка исказила лицо Аслана.

— Вроде наша дамочка это не запрещала, — поддел его Руслан и махнул рукой — дескать, проваливай, шутка, братишка. Когда же кавказец исчез за дверью туалетной комнаты, он похлопал по карману пиджака и с сожалением в голосе произнес в сторону Касьяна: — Ещё бы одну такую, и было бы всё в порядке. А так — только разогрелись. Согласен?

Касьян был не согласен. Он был уже ни с чем не согласен.

Его душу вновь грызло какое-то недоброе предчувствие.

Она пришла в середине дня.

Быстро вошла в зал, никого не поприветствовав. Махнула рукой в сторону Аслана, сгоняя того с места, где он в одиночестве сидел у стены, и тем самым освободила данную часть территории.

Кавказец пробурчал что-то себе под нос, однако ничем более не выказал своего недовольства — нехотя поплелся к остальным мужчинам.