— Ага. А всё изменилось, когда вы её окликнули. Именно тогда взгляд у нее стал туманный. Правильно?

— Да, — неохотно согласился Лазутин. — Я понимаю, к чему вы клоните. Хотите сказать, что она ловко спряталась за свою болезнь, правильно?

— Я ничего не хочу сказать. Мне нужны факты. А я уж сама сделаю из них выводы. Рассказывайте дальше. Она прикрылась своим лунатизмом, так?

— Да. Когда я, как и говорил, сгрёб её в охапку, она словно очнулась и сказала, что не понимает, что с ней происходит. А затем рассказала, что до нашего знакомства страдала лунатизмом…

— Постойте, — перебила я. — Вы говорили, что она болела при вас, когда вы только познакомились?

— А… — Лазутин замялся. — Здесь я приврал. Но немного. Не болела она при мне. Я решил, что она мне сказала правду, и поэтому так уверенно всё вам выложил.

— То есть о лунатизме якобы в ранней молодости вы знаете только с её слов?

— Да. Марина в тот вечер сказала, что ей удалось вылечиться. Но… Но в последнее время она стала замечать, что болезнь как будто бы возвращается. И вот тому подтверждение. Честно говоря, я испугался за неё. Мне стало её жаль. Не подумайте, что я циник. Нет. Мы ведь столько лет прожили вместе. Ничего просто так не проходит. В общем, я заявил, что ей нужно к врачу. И немедленно. Но… она не воспользовалась моим советом. Посчитала, что и так все пройдёт.

— Никаким таким лунатизмом ваша бывшая супруга не страдала, — вспомнила я слова отчима Марины. — Она была очень здоровой девицей.

— Н-да… — с грустью протянул Лазутин. — Такие сомнения и у меня появились.

— Когда?

— Месяц назад.

— Она опять к вам явилась?

— Да еще как явилась… Я приехал домой, а она уже ждала меня там. И опять что-то искала. К тому же была какой-то не такой. Лицо властное, жесткое. А движения — точно у кошки перед прыжком. Когда я появился, она вся подобралась. Словно не ожидала меня увидеть. Затем развернулась, выпучила глаза и стала смотреть куда-то в потолок, не обращая на меня внимания. Я ее позвал, но она мне не ответила и неторопливо пошла к выходу из дома. Я настолько был поражён, что не успел своим ребятам приказать остановить её. А когда все же бросился за ней, то… Не успел. Она забралась в машину и укатила. А потом мне позвонила и со слезами начала говорить, что опять с ней какая-то ерунда происходит. Сказала, что, наверное, я прав и ей надо обратиться к врачам.

— Но вы засомневались, да?

— Да. Некоторые сомнения у меня появились. Я уже говорил.

— А почему вы тогда не остановили ее? Только не говорите, что растерялись.

— А зачем? — Он неожиданно улыбнулся.

— Но ведь она что-то, по вашим словам, как бы искала у вас дома.

— Да, искала. Пусть ищет. Ничего ценного у меня дома нет.

— А где у вас есть ценное? — прищурилась я.

— Послушайте, — опять поскучнел Лазутин, — давайте не вдаваться в эти подробности. Как у каждого бизнесмена, у меня имеются коммерческие тайны, которыми я не собираюсь ни с кем делиться. И их сохранность — это моё личное дело… С Мариной в тот раз вышел прокол. Охранники почему-то решили, что моя бывшая супруга… вроде как вернулась ко мне, и впустили её в дом без моего ведома. За что получили хорошую взбучку и ясные инструкции: чтобы впредь ни бывших, ни будущих… вообще никого даже к порогу не подпускали. Пока я не скажу.

— Принято… Нестандартное поведение вашей бывшей женушки, без сомнения, вызвало у вас подозрение. Отчего вы и решили помимо основного заказа навалить на меня ещё и этот — последить за Мариной и попытаться понять, так ли на самом деле все упирается в её болезнь или все же тут нечто другое. Правильно?

— В общем — да.

Я шумно вздохнула. Затем вытащила из сумочки фотографии и разложила их на столе перед банкиром.

— Посмотрите, — попросила я.

Лазутин уперся ладонями в столешницу и, вытащив свое тело из кресла, склонился над снимками. Он рассматривал фотографии, которые я ему предложила, и при этом шевелил губами, словно что-то бормотал про себя. Затем снова уселся, взял снимки в руки и, откинувшись в кресле, принялся разглядывать фотографии под другим углом.

Последний осмотр, видимо, принес ему удовлетворение.

— Это она, — сообщил он и положил фотографии на стол.

— Кто она? — не поняла я.

— Ну… К-хм. В последний раз Марина была именно в такой одежде и… Короче, выглядела в точности так.

— Почему же вы всё-таки её не остановили? — настойчиво допытывалась я, неудовлетворенная предыдущими ответами. — У вас возникло какое-то предположение, да? И вы поэтому решили дать ей уйти?

— А вы настырная, — с некоторым пафосом заявил он. — Скажем так: и да, и нет. У меня действительно возникло некое предположение. И в то же время… И в то же время я допускал, что Марина на самом деле больна. Она довольно убедительно говорила о своей болезни, и, честно говоря, в тот первый раз она и впрямь выглядела совершенно больной. Хотелось пожалеть её и хоть как-то помочь.

— Зато в другой раз — было совсем иное.

— Да. Именно так. Вы точно уверены в том, что она мне врала насчет лунатизма?

— Я говорила с ее отчимом. Он клянется, что она была здорова. К сожалению, у матери ничего нельзя выяснить, потому что та как раз нездорова.

— Не думал, что вы помчитесь к ее родителям, — тяжело вздохнул Лазутин, как бы осуждая меня за что-то. — Так сразу и помчались. В принципе, я дал вам их адрес просто так, на всякий случай. Ничего вам родители Марины не могли сообщить. Но раз вы настаивали, чего уж тут…

Он пожал плечами. Дескать, желали — получите.

— А вы не задумывались, что в тот раз, когда вы увидели такой изменившейся свою бывшую супругу, это была вовсе не она?

— А кто же еще? — надул щеки Лазутин.

— Вы что-нибудь знаете о её сестре-близняшке? — в упор спросила я и так строго посмотрела на него, словно собиралась в следующий момент уличить его во лжи.

Но Лазутин не дрогнул и как ни в чем не бывало заявил:

— Ни о какой такой сестре она мне никогда не говорила. — И повторил: — Никогда.

Теперь уже мне пришлось надувать щеки. Черт побери, что-то тут не сходилось. Либо я пошла по неправильному пути, либо чего-то не понимаю. Отчим Марины говорил то же самое — нет сестры у Марины. Но служака из ресторана… Он прямо заявил: в зале сидели две девушки. Похожие одна на другую. Именно две. Не могла же Марина, зайдя в двухэтажное здание, раздвоиться на глазах у всего честного народа. Ерунда какая-то.

— И в общем, — неожиданно рубанул ладонью воздух Лазутин, — давайте оставим Марину. И займёмся тем, ради чего вы мне по большому счёту и понадобились. Я должен исчезнуть. Времени на мою бывшую супругу уже нет. Обстоятельства так складываются. И чёрт с ней… Когда меня «не станет», данная проблема с Мариной и её возможными болячками сама собой отомрёт.

— Чего вы боитесь? — спросила я.

— Чего? Странный вопрос. По-моему, любой нормальный предприниматель в нашей стране должен постоянно бояться — всего, даже опасаться своих друзей, потому как доверять в этом мире нельзя никому.

— Плохой мир вы для себя выбрали, — резюмировала я.

— А его не мы выбираем. К сожалению. Это он нас выбирает.

— Вы окружили себя неплохой охраной, — развела я руки в стороны, как бы указывая на всю систему защитных мероприятий в данном заведении.

— Не только это, — согласился он. — Поверьте, я неплохо себя обезопасил. И не только охраной.

— Тогда почему вам нужно исчезать?

— Хм, — буркнул он. — Все имеет предел. Увы. Не нами это придумано.

И он так многозначительно возвел глаза к потолку, словно указывал на Всевышнего, который и играет судьбами людей.

— Моё время пришло, — проговорил банкир и вновь вперился в меня взглядом. — Итак, завтра или послезавтра. Иного не дано. Вы готовы?

Я не спешила с ответом. И он меня не подгонял, потому что понимал, что здесь оплошности не должно быть. А поэтому давал возможность все оценить. Оценить, но так, чтобы ответ его удовлетворил, — и не иначе. Никаких иначе. Иного он просто бы не принял.