— Придумайте. Придумайте невозможное. Я вам увеличу гонорар. До тридцати.
Я надула щёки. Черт побери, никогда у меня еще не было таких денег. Я даже не могла представить раньше, что смогу быть владелицей такого состояния. По моим представлениям, очень приличного.
— С чего вы взяли, что я могу вам помочь? — решила я зайти с другой стороны. — Почему вы решили, что именно я в состоянии справиться с вашей проблемой?
— Поначалу я ни о чем таком не думал. Но когда вы вошли в мой кабинет… Я понял, что ваш юрист прав. В вас есть нечто невидимое, что притягивает, рождает уверенность, что вы можете справиться со многими вещами. Увидев вас, я внутренне решил, что вы тот человек, которого я искал.
— Фью, — фыркнула я. Он бы мне еще признался в любви с первого взгляда.
Лазутин вытянул ящик из тумбы стола, достал пачку купюр, перевязанных зеленой лентой, и подтолкнул ее по столу по направлению ко мне.
— Здесь пятнадцать тысяч. Ваш аванс.
Я прямо впилась глазами в деньги. Черт побери, гипнотизировали они — дай боже.
— Ну так как, придумаете? — донесся до меня голос хозяина кабинета, и я невольно опустилась с небес на землю.
— У вас есть служба безопасности, — как бы и спрашивая, и утверждая одновременно вымолвила я, совсем, казалось, не по теме.
— Есть, конечно, — не понял сразу Лазутин.
— Почему бы вам не иметь дела с ней?
— Я не могу привлекать своих людей. Они окажутся в первую очередь в центре внимания. После всего… ну, вы понимаете. И любого из них можно будет «разговорить».
— А меня, значит, нельзя будет «разговорить»?
— Вы посторонний человек. О вас никто не знает.
— Ну, конечно. Когда столько людей из вашей службы безопасности уже видели меня, «сфотографировали», когда я пришла к вам.
— Это не имеет значения, — махнул он рукой. — У вас будет ещё одно поручение, которое вы будете параллельно выполнять, — ваша «крыша», за которую вы, в случае чего, можете смело спрятаться — раскрыть его любым службам.
И тут он был прав. В этом я убедилась из его дальнейшего рассказа. В общем, о чем-то подобном я даже подумывала, направляясь в банк. Ошиблась лишь в одной, но очень весомой детали. Действительно, оно годилось для отвода глаз.
4
— Видите ли, Лора, у меня есть жена.
После этого признания он смутился и закашлялся, словно иметь супругу было некой недозволенной роскошью или ошибкой.
— Она вашего возраста. Красавица. Да. М-м… Чего-чего, а красоты у неё не отнять.
Ну вот. Это уже ближе к традиционным заказам, которые приходится выполнять частным сыщикам. Впрочем, я несколько поспешила. Всё же некоторая особенность была и здесь, в, казалось бы, тривиальном варианте.
— Единственный ее недостаток, даже нет… вряд ли это можно назвать недостатком. Не знаю, как сформулировать, скорее перст божий. Хотя, черт побери, какой к лешему перст. Наказание. Не знаю только чьё. В общем, она болела. Лет десять назад она переболела лунатизмом. Слышали о таком?
— Гуляние по крыше? — выдала я свою осведомленность.
— Ну это вы уж скажете. Просто это такое состояние, при котором человек бессознательно совершает внешне упорядоченные, но в основе своей нелепые и часто опасные действия во сне. Которые не запоминает.
— Я представляю, что такое лунатизм, — кивнула я, словно прося извинения за выпад насчет крыши. — Это ведь психическое заболевание?
— В общем, да. Но все намного глубже. Так вот, моя жена болела этой бедой. Потом пошла на поправку. Ей стало лучше. И она выкарабкалась. Правда, врачи говорили, что болезнь сия так просто не проходит. Что вполне возможен ее рецидив. Но я не обратил на это внимания. И даже забыл об этом. Потому что лет уже десять, как проклятого лунатизма у моей жены не замечалось. Словно этой гадостью она и не страдала.
— Что-то произошло?
— Произошло. В последний месяц многое изменилось. И я не знаю, на старую болезнь ссылаться или ещё на что. Так вот, с месяц назад я проснулся и увидел, как она бродит по дому. Когда я зажег свет, то отметил её потерянный взгляд, какой-то отрешенный. Она словно спала. Правда, когда я ее схватил в охапку и начал тормошить, она моментально отошла и, удивленно глядя на меня, попыталась понять, что произошло. Но так ничего и не поняла.
— Вы не обратились к врачу?
— Она отказалась. Заявила, что, наверное, просто переволновалась, вот и получилось так. Дескать, она успокоится, и все будет нормально.
— Отчего она переволновалась?
— Накануне мы немного поспорили. Это неважно… Семейные ссоры — это ведь вполне нормально.
— Они и раньше были?
— Что были?
— Ссоры.
— Ах, это… Да, конечно, не без этого. Но никаких приступов с ней при этом не случалось. До сего момента.
— Значит, ваша жена отказалась от встречи с врачом, — резюмировала я.
— Да. Отказалась. Я тоже посчитал, что можно подождать. И знаете…
— Что же?
— Больше такого не повторилось. То есть по ночам по комнате она не бродила. Но… Но стали происходить другие вещи. Она часто стала приходить поздно. Когда я спрашивал, где она была, она не могла вразумительно ответить. А порой была явно не в себе. Словно её подменили.
— Что значит — подменили? Конкретно?
— Ну, она становилась какой-то грубой, не могла припомнить то, о чём мы договаривались раньше.
— Дежа вю?
— Чего? А, нет. Не знаю.
— Вы считаете, что вернулся этот чёртов лунатизм?
— Понимаете, она наотрез отказывается обращаться к врачам. Насильно заставить ее я не могу. Она утверждает, что здорова и хорошо себя чувствует и что это я нагораживаю черт знает чего и воображаю неизвестно что.
— Вы на ней женаты с самого начала её болезни? То есть десять лет?
— Можно сказать, да. Но болела она и до нашего знакомства.
— Не многие сейчас могут похвалиться таким сроком супружества, — польстила я ему. Однако моя лесть ему была не нужна. По его потухшим глазам я поняла, что проблема жены его волнует очень даже серьёзно. Так же, как и проблема собственного «убийства».
— Я волнуюсь за нее, — подтвердил он мои догадки. — Я допоздна задерживаюсь на работе. Она остаётся одна.
— Что вы хотите от меня?
— Последите за ней, — выдал он вполне нормальную просьбу. Нормальную со стороны клиента. Которая чаще иных встречается в моей работе. — Понаблюдайте за ней. Куда она ходит. Где бывает. В общем, всё.
Он вытащил из ящика стола очередную пачку купюр, правда пожиже, положил ее сверху на ту, которая была повесомей, и прокомментировал:
— Здесь ещё пять тысяч. Этого вам вполне должно хватить, — уверенно заявил он. Затем он достал фотографию и уложил её сверху на две пачки. Этакая пирамидка. — Снимок моей жены. С обратной стороны домашний адрес.
Я подхватила фотографию, игнорируя пока пачки банкнот. Со снимка на меня смотрела на самом деле красивая — с греческим таким, породистым профилем — молодая женщина, которой невозможно было дать больше двадцати пяти лет.
— Это нынешний снимок?
— Нет. Но она почти не изменилась. Вы её сразу узнаете.
Я положила фотографию на стопки долларов. Они лежали вместе — две пачки денег. Лазутин их так положил. Как бы указывая, что одна просьба от другой неотделима.
— А как же ваше исчезновение? — напомнила ему я.
— Я думаю, что дал вам хорошую возможность заниматься им, прикрываясь делом моей жены.
Да уж. Возможность спокойно искать методы его «устранения». Что-то меня тут тревожило. Не верилось, что, навязывая мне слежку за своей супругой, он преследует лишь цель моего «прикрытия». Интуиция подсказывала мне, что за этим кроется нечто другое…
— О том, что я волнуюсь о своей жене, знают многие. И у меня на работе в том числе. И то, что я нанял детектива последить за ней, будет воспринято вполне нормальным образом. Так что вы смело можете заниматься моей первой просьбой, ссылаясь, если возникнет на то необходимость, на второе задание.
— Значит, «убийство» у вас остаётся делом номер один?