— И?

— И я считаю, что принцип запрета распространяется и на понятие «сейчас». Все доказательства налицо: может существовать только одно «сейчас». На протяжении всего существования человечества у людей не было разногласий и тем более сомнений в том, какой момент считать настоящим. Никогда не существовало мгновения, которое одна часть человечества считала бы настоящим, другая — прошлым, а третья — будущим.

Тео неловко пожал плечами. Он не понимал, к чему клонит Руш.

— Не понимаете? — осведомился Руш. — Разве не ясно? Когда вы сдвинули сознание человечества на двадцать один год вперед, когда переставили «сейчас» из две тысячи девятого года в две тысячи тридцатый, то «настоящее», в котором в это самое время должны были находиться люди в две тысячи тридцатом году, должно было переместиться куда-то еще. Принцип запрета Паули! Каждое мгновение существует как «сейчас» для тех, кто переживает это мгновение, кто в нем замирает. Невозможно наложить «сейчас» две тысячи девятого года поверх «сейчас» две тысячи тридцатого. Два «сейчас» не могут существовать одновременно. И когда вы перебросили «сейчас» две тысячи девятого года вперед, «сейчас» две тысячи тридцатого должно было освободить это место. Когда я услышал о том, что вы собираетесь вновь провести эксперимент в то самое время, к которому относились видения, для меня все встало на свои места. — Он немного помолчал. — Сверхновая звезда Сандулик будет пульсировать еще много десятков или даже сотен лет. Наверняка завтрашняя ваша попытка не станет последней. Думаете, жажду человечества заглянуть в будущее так просто утолить? Конечно нет. Мы ненасытны в своих желаниях. С древних времен не было мечты более искушающей, чем возможность узнать будущее. Всякий раз, когда у нас будет появляться шанс переместить ощущение «сейчас», мы будем это делать — если, конечно, ваш завтрашний эксперимент пройдет удачно.

Тео украдкой взглянул на бомбу. Если он правильно понимал показания, до взрыва оставалось больше пятидесяти пяти часов. Тео попытался собраться с мыслями, но под дулом пистолета сделать это было совсем непросто.

— Так… Так что же вы хотите сказать? Выходит, если сейчас, в две тысячи тридцатом, не будет окна, куда сможет запрыгнуть сознание две тысячи девятого года, то того первого прыжка никогда не произойдет?

— Вот именно!

— Но это безумие. Первый скачок уже произошел. Мы все это пережили двадцать один год назад.

— Не все это пережили, — резко бросил Руш.

— Ну… да, но…

— Да, это случилось. Но я собираюсь это исправить. Я собираюсь ретроактивно переписать последние два десятка лет.

Тео не хотел спорить с этим человеком, но все же сказал:

— Это невозможно.

— Нет, возможно. Я это знаю. Как вы не понимаете? Мне это уже удалось.

— То есть?

— Что было общего во всех видениях в первый раз? — спросил Руш.

— Я не…

— Выходной! Все отдыхали. У подавляющего большинства людей был не то праздник, не то свободный от работы день. А почему? Потому что им велели в этот день оставаться дома и соблюдать меры безопасности, поскольку ЦЕРН собирается повторить эксперимент по смещению времени. Однако что-то случилось, что-то помешало этому повторному эксперименту, но было уже слишком поздно для того, чтобы люди могли вернуться на работу. И человечество получило неожиданный выходной.

— Скорее в первый раз мы видели просто версию реальности, в которой предыдущий Флэшфорвард вообще не происходил.

— Чепуха, — отрезал Руш. — Безусловно, мы видели, что некоторые люди в этот день работали: хозяева магазинов, уличные торговцы, полицейские и так далее. Но все же деловая активность была в основном свернута. Не так ли? Вы же слышали разговоры на эту тему. Дескать, на среду, двадцать третье октября тридцатого года, наверное, назначат большой праздник, который будут отмечать во всем мире. То ли день всемирного разоружения, то ли день первого контакта с инопланетянами. Но две тысячи тридцатый год наступил, и вы не хуже меня знаете, что никакого такого праздника не существует. Все получили отгул, все готовились к смещению времени, которого не наступило. Однако всех как-то предупредили о том, что оно и не наступит, то есть в новостях должны были сказать, что Большой адронный коллайдер чуть раньше в этот самый день получил повреждение. Ну вот я и поставил часовой механизм своей бомбы на время за два часа до нейтринной атаки.

— Но если что-то подобное было в новостях, наверняка кто-нибудь увидел бы это в своем видении. Кто-нибудь обязательно сообщил бы об этом.

— Кто стал бы сидеть дома и два часа кряду смотреть новости в неожиданно выпавший выходной день? — спросил Руш. — Нет, я твердо уверен: описанный мной сценарий абсолютно верный. Я сумею помешать ЦЕРНу. Сознание людей Земли две тысячи тридцатого года останется именно там, где ему место, и от этой точки изменения пойдут обратно в прошлое — на двадцать один год назад. История будет переписана. Моя дорогая Хелена и все остальные, кто погиб из-за вашего эксперимента, будут снова живы.

— Вы не сможете меня убить, — сказал Тео. — И держать меня здесь два дня тоже не сможете. Мое отсутствие обнаружат, сюда спустятся люди, меня станут искать, найдут вашу бомбу и обезвредят ее.

— Хорошая мысль, — кивнул Руш, продолжая держать Тео под прицелом «глока». А затем подошел к бомбе, вытащил чемоданчик из панели в корпусе вентилятора и, поймав взгляд Тео, добавил: — Не бойтесь, не взорвется.

Руш поставил чемоданчик на пол и немного повозился с механизмом обратного отсчета. Затем повернул чемоданчик боком к Тео. Тот посмотрел на таймер. Обратный отсчет продолжался, но теперь до взрыва оставалось пятьдесят девять минут и пятьдесят шесть секунд.

— Бомба взорвется через час, — заявил Руш. — Немного раньше, чем я планировал. Возможно, люди не получат-таки лишнего выходного послезавтра, но результат будет тот же. Повреждения туннеля придется ликвидировать дольше двух дней, и Флэшфорвард повторить не удастся. — Немного помолчав, он продолжил: — А теперь придется прогуляться. На ховеркарт я с вами, пожалуй, сесть не рискну. Да и… Вы ведь на монорельсе приехали? Словом, на монорельсе мы тоже не поедем. Но за час мы успеем уйти довольно далеко, и никто из нас не пострадает. — Он помахал пистолетом. — Так что вперед!

Они пошли вперед: туда, где Тео остановил монорельсовый поезд. Но не успели они пройти и десяти метров, как Тео услышал позади еле слышное жужжание. Он обернулся. Руш тоже. Из-за поворота туннеля вдалеке показался ховеркарт.

— Проклятье, — сквозь зубы процедил Руш. — Кто это?

Даже издалека Тео сразу разглядел пышную рыжую шевелюру, тронутую сединой. Джейк Горовиц. А с ним…

Боже! Второй мужчина был похож на…

Точно. Это был детектив Хельмут Дрешер из полицейского управления Женевы.

— Не знаю, — сказал Тео с самым невинным видом.

Ховеркарт стремительно приближался. Руш быстро огляделся по сторонам. По стенам туннеля было прикреплено столько оборудования, что он без труда мог найти место, где спрятаться. Оставив бомбу у стены, Руш начал быстро пятиться назад. Но было поздно. Джейк заметил Тео и Руша и махнул рукой в их сторону. Руш бросился назад и, поравнявшись с Тео, ткнул ему в бок дулом «глока». Тео на миг показалось, что сердце вот-вот выскочит из груди.

Ховеркарт опустился метрах в пяти от Тео и Руша, Дрешер с пистолетом в руках выскочил наружу.

— Вы кто такой? — спросил Джейк.

— Осторожно! — выдохнул Тео. — Он вооружен.

Руш явно запаниковал. Одно дело — попытка подложить бомбу, но совсем другое — захват заложника и покушение на убийство. И все же он снова ткнул Тео пистолетом в бок.

— Вот именно, — сказал он. — Так что назад.

Мут стоял, расставив ноги, и, обеими руками сжимая оружие, целился Рушу прямо в сердце.

— Я офицер полиции, — сказал Мут. — Опустите оружие.

— Нет.

— Опустите оружие, или я буду стрелять, — спокойно повторил Мут.

У Руша забегали глаза, но он явно не спешил сдаваться.