— Я бы, наверное, тоже уехал, — произнес сочувственным тоном Тео.

— Те из нас, кто мог себе это позволить, уехали. И, судя по видениям некоторых людей, через двадцать один год обстановка в Китае не станет лучше. Поэтому я рад, что уехал. Мне была нестерпима мысль о потере свободы. — Чэн немного помолчал. — Но вы, мой юный друг, можете потерять еще больше. Честно говоря, я думал, что через двадцать один год буду давно в могиле, а потому с радостью узнал, что если у меня было видение, то, значит, к тому времени я еще не умру. И поскольку в видении я чувствовал себя довольно бодрым, то, видимо, проживу еще дольше. Ваша жизнь может оборваться. В моем видении, как я сообщил вам в письме, упоминалось ваше имя. Прежде я никогда о вас не слышал. Прошу меня извинить. Но ваше имя звучало настолько музыкально — Теодосиос Прокопидес, — что я его сразу запомнил.

— Вы пишете, что в вашем видении кто-то обсуждал с вами планы меня убить.

— Зловещие планы, если точнее. Но я также упомянул о том, что больше мне практически ничего не известно.

— Я вам верю, мистер Чэн. Но если бы я сумел разыскать человека, который с вами беседовал в вашем видении… Он наверняка знает больше.

— Но, как я уже говорил, этот человек мне незнаком.

— А вы не могли бы его описать?

— Конечно. Белый. Белокожий, как жители Северной Европы, а не с оливковой кожей, как у вас. Не старше пятидесяти лет, а значит, сейчас он почти ваш ровесник. Мы говорили по-английски. Он — с американским акцентом.

— Американских акцентов множество, — заметил Тео.

— Да, да, — согласился Чэн. — Он говорил как выходец из Новой Англии. Может быть, он родом из Бостона.

Ллойд в своем видении находился в Новой Англии, но чтобы Чэн разговаривал с Ллойдом — нет, невозможно. Ведь Ллойд в это время лежал в постели с какой-то старушенцией…

— Что еще вы могли бы сказать о речи этого человека? Как вам показалось, это была речь культурного человека?

— Да, пожалуй. Он употребил слово «встревоженный». Не такое уж редкое слово, но безграмотный человек его вряд ли бы произнес.

— Что именно он говорил? Вы можете вспомнить разговор?

— Попытаюсь. Мы находились в квартире. В Северной Америке. Это я понял по тому, как выглядели электрические розетки. Мне все время кажется, что они здесь похожи на удивленных детишек. В общем, этот человек сказал: «Он убил Тео».

— Тот, с кем вы разговаривали, убил меня?

— Нет. Нет, я его цитирую. Он сказал: «Он убил Тео». А я спросил: «Какого Тео?» Он ответил: «Ты знаешь, какого. Теодосиоса Прокопидеса». Я сказал: «Ах, да». Именно так и сказал: «Ах, да». Во всяком случае стало ясно, что я буду знать вас — или о вас — в две тысячи тридцатом году.

— Продолжайте.

— А потом мой собеседник мне сказал: «Он нас опередил».

— Я… прошу прощения?

— Он сказал: «Он нас опередил». — Чэн сокрушенно покачал головой. — Да, я понимаю, как это звучит. Получается, что у нас с моим собеседником тоже были планы покуситься на вашу жизнь. — Старик развел руками. — Доктор Прокопидес, я богатый человек. А если честно, то очень богатый. Я не стану вам говорить, что такого богатства не добьешься, если не будешь безжалостным, так как мы оба знаем: это не так. Я много лет достаточно круто обходился с конкурентами, а порой балансировал на грани закона. Но я не только бизнесмен. Я еще и христианин. — Он поднял руку. — Пожалуйста, не бойтесь, я не стану читать вам проповеди. Знаю, в некоторых кругах на Западе открыто утверждают, что вера рождает дискомфорт. Словно вера — это нечто такое, о чем не принято говорить в приличном обществе. Я упомянул о том, что я христианин только для того, чтобы сказать: я, может, жесткий человек, но все же богобоязненный. Я ни за что не стал бы замышлять убийство. Я уже сейчас не первой молодости и не собираюсь менять свои моральные устои. Не думаю, что под конец жизни изменю заповедям, которые соблюдаю с детства. Я понимаю, о чем вы сейчас думаете. Фраза «Он нас опередил» может означать, что кто-то убил вас раньше, чем это успели сделать мои подручные. Но повторяю еще раз: я не убийца. К тому же вы, насколько мне известно, физик, а следовательно, у нас с вами очень мало общего. Я в основном занимаюсь инвестициями в недвижимость и биологические исследования: в фармацевтику, генную инженерию и так далее. Сам я не ученый, как вы, наверное, успели понять. Просто капиталист. Но думаю, вы согласитесь со мной в том, что физик вряд ли может стать помехой в моей деятельности. Как я уже сказал, я не киллер. Но как бы то ни было, цитирую дословно: «Он нас опередил».

Тео задумчиво смотрел на Чэна.

— Если все обстоит так, — произнес он, тщательно подбирая слова, — почему вы рассказываете мне об этом?

Чэн кивнул. Он словно бы ожидал этого вопроса.

— Люди обычно не обсуждают планы убийства с намеченной жертвой. Но, как я уже сказал вам, доктор Прокопидес, я христианин, а потому верю, что на карту поставлена не только ваша жизнь, но и моя душа. У меня нет ни малейшего желания оказаться даже косвенно причастным к такому греховному делу, как убийство. И поскольку будущее можно изменить, я хочу его изменить. Вы идете по следу того, кто хочет вас убить. Если вы сумеете предотвратить вашу смерть от рук этого человека, кем бы он ни был, вам может грозить смерть от рук моих людей. И я решил вам все откровенно рассказать в надежде, что тогда вы постараетесь избежать смерти не только от пули — а ведь вас застрелили из пистолета, так ведь? — какого-то незнакомого мне человека, но и от руки тех, кто каким-то боком связан со мной. Я не хочу запачкать руки ни вашей кровью, ни чьей бы то ни было.

Тео тяжело вздохнул. В том, что его захочет прикончить один человек, уже приятного мало, но как минимум две конкурирующие стороны, желающие отнять у него жизнь, — это уж слишком!

Может, старик Чэн сошел с ума. Но нет, не похоже. И все же… через двадцать один год сколько ему исполнится?

— Простите за нескромный вопрос, — произнес Тео, — но я хотел бы знать, когда вы родились?

— Конечно. Двадцать девятого февраля тысяча девятьсот тридцать второго года. Сейчас мне девятнадцать лет.

Тео вытаращил глаза. Нет, он действительно разговаривал с сумасшедшим. Но тут он заметил улыбку на лице старика.

— Понимаете, у меня день рождения раз в четыре года. А если серьезно, мне семьдесят семь лет.

Он оказался значительно старше, чем на первый взгляд, и — о господи! — это означало, что в 2030-м ему будет девяносто восемь.

У Тео мелькнула мысль. Он беседовал со многими людьми, которые в 2030 году спали. А сон от реальности порой отличить не так уж легко. Но если Чэну в видении будет девяносто восемь… возможно, к тому времени он будет страдать болезнью Альцгеймера? Мало ли какие мысли могут возникнуть у старого маразматика?

— Я избавлю вас от следующего вопроса, — сказал Чэн. — У меня отсутствует ген болезни Альцгеймера. Я не меньше вас удивлен, что через двадцать один год буду еще жив и, похоже, переживу такого молодого человека, как вы.

— Вы действительно родились двадцать девятого февраля? — спросил Тео.

— Да. Это не такая уж редкость. Почти у пяти миллионов человек день рождения приходится на эту дату.

— Итак, — задумчиво произнес Тео, — этот человек сказал вам: «Он нас опередил». А вы ему что ответили?

— Я сказал… Прошу прощения за эти слова… «Не имеет значения».

Тео нахмурился, но промолчал.

— А потом, — продолжал Чэн, — я добавил: «Кто следующий?» На это мой собеседник ответил: «Королев». Русская фамилия. Верно? Она вам что-нибудь говорит.

— Нет. — Пауза. — Значит, вы собирались… собираетесь ликвидировать и этого Королева?

— Очевидно, да. Но я понятия не имею, кто этот мужчина… или женщина?

— Мужчина.

— Вы только что сказали, что не знаете, кто это такой.

— Не знаю. Но «Королев» — это мужская фамилия. Фамилия женщины была бы «Королева».

— Понятно, — кивнул Чэн. — В любом случае, после того как мой собеседник произнес эту фамилию, я сказал: «Наверное, за ним все охотятся». А мой собеседник ответил: «Зря ты так тревожишься, Убу». Убу — это мое прозвище. Так меня называют только самые близкие друзья, но я еще раз повторяю: своего собеседника из видения я не знаю. «Зря ты так тревожишься, Убу, — сказал он. — Того человека, который убрал Прокопидеса, вряд ли интересует Королев». А я сказал: «Хорошо. Проследи за ним, Даррил». Видимо, так звали моего собеседника. Он собрался мне что-то ответить, но в этот момент я внезапно вернулся сюда, в две тысячи девятый год.