Алек не понимал ни сумок Прада, ни тренеров, ни тем более криков. Он все переводил в тайский массаж и сладостные воспоминания об отдыхе в Паттайе.

– Однако у нас действует пятидесятипроцентная скидка для молодоженов!

– О! Это для нас, только, к сожалению, мы паспорта не взяли! – Романович в прошлой жизни был как минимум Чарли Чаплином.

– Тогда я вас жду на неделе – привозите документы. Идет?

Мой фейс стал еще более каменным. Я пыталась враз осмыслить, кто же из нас женат.

Алек взял меня за руку и потянул к выходу.

– Ну что? Женимся? – его распирало от авторских прав на столь гениальную идею.

– Я, конечно, знала, что с бодуна можно всякое натворить, но так, чтобы жениться... И тем более мы вчера вроде не пили...

– А что тебе не нравится? Мы сэкономим больше пяти штук баксов. Оно того стоит. Поверь.

– Слушай, может, заедем в «Спортмастер» и купим гантели?

Романович был настойчив и не удостоил меня ответом. Чего только не сделает еврей во имя выгоды. Помимо бережливости в отношении денег, еще одна отличительная черта евреев – любовь к экспромтам.

– Алек, а ты в курсе, что хорошую вещь браком не назовут? Брак подлежит обмену в течение двух недель после приобретения.

– Хорошо, я тебя через две недели поменяю по чеку. У нас ведь с тобой дружеский брак. По расчету.

– И можно нескромный вопрос?

Хотя о какой скромности уже может идти речь?

– Валяй.

– Какого лешего ты у меня живешь, а не дома?

– Так я квартиру сдавал, пока уезжал! А ты думала, откуда в двадцать пять лет Infinity FX35 берутся?

– Вот корыстная скотина!

– Поучилась бы у меня! А то все срать да срать.

Не срать, а какать.

– Ладно, друг мой, расскажи мне, как в двадцать один заработать на бэнтли хэтэ континенталь?[1]

В понедельник мы приехали в загс на Кутузовском проспекте. Испортили кучу бланков.

Особенно настойчиво я изучала статью №14.

– Алек, а тебя суд не признавал недееспособным вследствие психического расстройства?

Романович насупился. Серьезный, блин. И тот комом.

– Кстати, кто чью фамилию берет?

Его взгляд был серьезен. И вся эта авантюра из-за какой-то семейной карты в спортклуб?

– Я твою, – решила я сменить одну еврейскую сущность на другую. – И чтобы никаких сумок Prada за шестьдесят тысяч рэ, понятно?

Слова «просим произвести государственную регистрацию заключения брака; присвоить фамилии: мужу Романович, жене Романович»!

Загс – странное место. Тут царит практически абитуриентская атмосфера. Все нервные, злые, все сокрушаются, кто-то рыдает, вокруг пробки из-под шампанского. Но только одного в загсах нет – романтики.

Позвонил Вадик. Все-таки позвонил, вопреки статистике и ожиданиям.

– Привет, чем занимаешься?

– Да так, ничем особенным.

Я поставила подпись.

– А ты?

– Работаю потихоньку. Чего ночью делаешь?

– Ночью? – я перевела взгляд на Алека. – Да ничего особенного.

Романович куда-то потопал с нашим заявлением. Мои слова оказались горохом, что без смысла об стенку кидают.

– Тогда так – встречаемся возле памятника Маяковскому! – закончил свое предложение Вадик.

– Что?

Алек показался на горизонте.

– Романтика. В двенадцать, можешь по правилам опоздать на ваши женские пятнадцать минут.

Было поразительно гадкое ощущение дежавю. Когда-то такой фарс уже начинался.

Я нажала на «сброс».

Романович был горд своим национальным умением добиваться цели.

– Бабло побеждает зло! Расписываемся завтра в десять утра!

– В десять? У меня работа. Да и не встану.

– Ничего! Встречаемся прямо тут! А я поехал – у меня сегодня мальчишник!

Скотина.

– А у меня сегодня свидание!

– Да?

– Да!

– Ну ладно.

В его глазах появилось что-то по-юношески задиристое.

– Мармеладно. И не забудь про кольца – у меня размер 15,5! Нестандарт.

И откуда в нас столько цинизма? Где те самые мятные конфетки и ватно-морковные сны? Мы снова задыхаемся в усталости от собственной псевдозначимости и невозможности высидеть в одиночестве – не умеем наслаждаться этим, ведь за всей этой бутафорией кроется нечто куда более важное, чем все на свете самолеты и махинации – нечто не приторное и занудное, там кроется человеческое. Только почему-то мы снова играем в маски-шоу. Надеюсь, хотя бы в венецианские маски-шоу.

Дома было обычно. Те же вилки-ложки. И вещи Алека. Как будто мы гастарбайтеры и в силу нехватки средств делим одну территорию. И на эту территорию сегодня я не торопилась.

Я шла пешком по проспекту. Свадебное платье не требовалось – однако надо было выглядеть сногсшибательно. Черный пиджак, белая юбка, колготки в сетку и черная шляпка с сеточкой-вуалью.

Буду похожа на пчеловода.

Надо найти перчатки. ПЕРЧАТКИПЕРЧАТКИПЕРЧАТКИ.

И любовь не мешало бы. С Алеком? Никогда. Шваброй стать? Еще более никогда.

– Маша, вы что, серьезно решили пожениться? Вы что, сдурели? Из тебя жена как из него муж, тьфу ты, как из вас обоих балеруны!

Это был Марат. Лучший друг Романовича.

– А ты, поди, свидетелем решил заделаться?

– А то! Кстати, подружка невесты кто будет? Нам же «кисло» будут кричать.

Я тебе покажу идеальную жену!

Я сидела дома и рыдала от обиды. Задетое самолюбие вырывалось то гневом, то испугом, то всем сразу, да еще и вперемешку. Салат эмоций, полный фарш недоумения.

Мне нужен был самый манерный, самый жеманный, самый голубой. И еще мундштук. Можно все напрокат. Актерское агентство «Амаркорд»!!! Ура!

За двести у.е. у меня будет самый гомосексуальный свидетель на свете, тьфу ты, свидетельница.

Самое интересное, мы с Алеком друг друга безумно любили. По крайней мере я. Просто со временем эта любовь стала напоминать ненависть. Но это детали, только без Тины Канделаки.

Я снова заплакала. Завтра самый ужасный день в моей жизни. Я выхожу замуж за любимого мужчину. По расчету.

Да. Бывают люди. Где-то. Именно бывают, ходят, присматриваются, пьют несносный кофеин. Они бывают, но не есть. Есть человеческое, разумное, сознательное, четкое, расчетливое и по-душевному корыстное. Есть детское, эмоциональное, яркое и всеотдающее. Уже двадцать один. Пора найти баланс.

– Марат, а вы где мальчишник будете устраивать? Дай заеду Алеку ключи передам! Без подстав, обещаю...

– Без подстав?

– Да, честное-пречестное!

– Блин, без них неинтересно как-то. Ладно, мы в десять в его старой студии встречаемся!

– Отлично! Не говори, что я приеду. Умоляю! Мешать вам не хочу.

– Ты чего-то мутишь воду!

– Да нет. Правда.

Кривда. Хе-хе.

А у меня вместо девичника было свидание возле памятника Маяковскому. От студии Романовича пятнадцать минут пешком.

Около одиннадцати я купила банку Burn, Adrenaline Rush и Red Bull были откинуты по цвету содержимого. Мне нужно было полное фиаско Алека! Никто не женится на Маше Краевской по расчету, кроме Била Гейтса, ну и Осамы. Разве что.

Я чувствовала себя прелестно. На огромных каблуках и в тугой куртке. Дышалось тяжело, но чувства – вах, вах, вах! Привычным движением я открыла двери НИИ на Ленинградском проспекте, спустилась в подвал.

Были слышны голоса и смех. Хотелось процитировать Бунина: «И они были чудовищны и противоестественны своей отчужденностью, равнодушием...» Музыка не забивала женский хохот. Мальчишник пока удавался на славу.

Дверь была приоткрыта. Пара девушек ширпотребного вида пытались танцевать нечто похожее на стриптиз, но очень отдаленно.

При моем появлении стало потише.