Алек ненавидел диеты всеми фибрами своего кишечника. Он спустил весь кофе в туалет. Однако шутка «Кофе в постель» приобретала все более жизненный оборот.
– Скажи, а какого лешего ты возвращаешься домой в четвертом часу ночи? – спросил мой самый родной голос.
Измена – это трехсторонний риск. Ставлю на красное.
– Дорогой, я тоже работаю, чтобы покупать тебе крем в три часа ночи, тратить бензин, объезжая пятьдесят аптек.
Я кинула упаковку ему на кровать.
– А ты можешь завтра не ходить на работу? Мы бы с тобой посидели дома, отдохнули бы. А то у меня съемки с четверга по понедельник каждый день, – неожиданно затянул новую для нас мелодию Романович.
– Слушай, сегодня вторник. До выходных лучше дотерпеть. Я же не прошу тебя ничего отменять.
Наши графики не совпадали, расходясь по чужим координатам временного пространства.
– Кстати, раз уж я проснулся, может, ты сделаешь что-нибудь поесть?
– Сейчас почти четыре часа утра. Ты не можешь подождать завтрака?
– Хреновая из тебя жена.
– Жена устала и хочет спать.
Романович встал в очередных трусах юмористической раскраски и пошел на кухню. В голове рисовался гороскоп: сейчас он откроет холодильник и будет шуровать так, что что-нибудь вроде салями упадет на пол, проснется Пигги, дальше он пойдет в ванну...
Черт подери, не успела я додумать эту тривиальную мысль, как и правда – гороскоп начал сбываться. Знак зодиака: ночной козерожище.
– Вот ты стерва, – послышалось с кухни.
Естественно, во всем происходящем, включая ураган Катрина, и смене акцизных марок была виновата я. Ночной козел нашел свою козу отпущения.
– Вот скажи, после всех мучений, которые ты мне причинила, неужели тебе лень просто мне помочь? – Он был справедлив в своих словах.
Я пришла в расстегнутом лифчике и трусах откидывать Пигги от упавшего на него практически с неба дара в виде колбасы.
После практически утреннего мытья полов я наконец добралась до душа и погрузилась под сладострастный горячий дождь.
Пока не услышала нечто странным образом напоминающее Вторую мировую войну.
Вот никогда не могла понять, зачем вытягивать из-под стопки тарелок самую нижнюю, когда не управляешь скольжением стекла по стеклу.
– К счастью!
– Да, блин?
– Туда, блин!
– Вот иди и покупай себе билет ту Даблин! Посыл просьба воспринимать буквально.
В дверь позвонили.
– Доигрался! Сто пудов – милиция! Потому что по ночам нормальные люди спят!
– Опять нашкодила? – стебно ответил вопросом Романович, забираясь под одеяло. Покушал, блин.
У порога стояла несколько заспанная соседка.
– Все пылесосите? – спросила она.
– Да нет – посуду моем!
– Вот что, милочка, мойте ее утром и дайте остальным людям жить нормальной жизнью! Мы уже не в тех телах, чтобы присоединяться к вам бить посуду.
Можно было подвести итог супружеской жизни. Потери: сервиз, сон, свобода, отношения с соседями, репутация, пара сотен тысяч нервных клеток в минус. А плюсы... Забавно.
– Ты мой Женя Петросян, не хочешь ли ты встать и пойти убраться? – я смотрела на Романовича, который категорически отказывался признавать свои семьдесят пять процентов вины.
– Пока нет, моя Региночка.
Он искренне делал вид, что спит.
– У тебя совесть есть? – спросила я абсолютно серьезным тоном.
– У меня – да. Это у тебя крыша поехала – разбуянилась под утро, посуду бьет!
Человек, просравший целый день, будет говорить мне про траекторию движения моей крыши? Вот хам.
– Без секса неделю.
Это я погорячилась.
Романович разлегся на всей кровати в форме звездочки, не оставив мне места для сна.
– Спи на диване. Я обиделся.
– Ну и кто после всего этого из нас двух Алек?
Из «да» и «нет» он выбрал «не знаю». На что и требовалось нарваться.
19. Соединение невозможно. Вам отказано в обслуживании в семейной системе
Диван раскладывать не стала. Долго, и я не умею. Пигги решил сохранять нейтралитет и не поддержал ни один из флангов, избрав своим убежищем дальний коридор. Изредка он проводил когтями по паркету в буржуазном ожидании движения кого-то из нас. Мы не оправдали его ожиданий.
Оставалось спать несколько часов, собирать осколки и снова работать. Жизнь на странном конвейере под названием «бурная молодость». Молодость разрешает многое – сажать печень, не спать по несколько суток без мигреней, играть в ответственность. Один мой ободранный от вождения каблук стоял на стоп-линии. Второй зацепил жвачку переходного периода и прилип к хрустальному асфальту. Сладких снов, мои безвкусные и пресные мысли.
Я проснулась от пристального взгляда. Романович сидел на корточках и зачем-то тыкал шариковой ручкой мне в глаз. Теперь он, конечно, оправдывается, объясняя, что в нос. Что, видите ли, хотел проверить, как чутко я сплю.
– У тебя все дома? – озлобленно кричала я в его сторону.
– Вроде все: ты, я да Пигги!
– Ты совсем сдурел? Сколько времени?
– Два часа тридцать минут.
Мне все это снится. Все это кошмарный сон. Аутотренинг «Ни я, ни Романович не сумасшедшие»!
– Да ладно тебе, ты меня послала «за морсом», когда я тебя в первый раз разбудил! Мне пришлось взять инициативу в свои руки: набрать, – он сверился с моим телефоном, – «Да заколебал ты», сказать, что у тебя отравление!
Отлично, на работе снова подумают, что я напилась. Блеск. А морс-то принес?
– Морс в холодильнике... Ты слушай, потом была еще пара звонков. Что-то про статью, которую надо было подтвердить. Но вроде верстальщик все сделал, минуя редактора.
Господи, прости меня за то, что всегда выкидывала каперсы из салата в сумку тети Агнии, но, черт подери, где сейчас продают индульгенции и есть ли у меня на них дисконтная карта?
– А. Чуть не забыл, потом тебе позвонила, – он снова сверялся с мобильным документом, – «Стерва с запором» и просила как можно скорее приехать. Это кто-то из твоих подруг?
– Нет, Алек, это редактор! И благодаря тебе я сегодня осталась без работы!
Я встала и пошла в сторону кухни, толкнув по дороге тапок. Он долетел до противоположной стенки. И отрикошетил мне в ногу. Это не неделя Бекхэма.
Я хныкала, пытаясь не удариться в гнев.
Села на пол прямо в коридоре и чуточку (говорю вам – самую малость) побилась головой «ап стену».
– Слушай, ну не переживай ты так. Ты на самом деле заслужила выходной, ничего не случится. И потом, ну в крайнем случае будем жить на мои деньги.
Еврейский семейный бюджет. Я уже видела себя, сдающую в комиссионный шмотки.
– Романович...
– Попрошу без ругательств, – перебил он меня.
– Ты за несколько недель испортил всю мою жизнь. Ты раздавил меня. Можешь забрать последнее, что у меня есть, Пигги, но я подаю на развод.
– А почему ты смеешься?
– А ты?
Мы валялись на холодном паркете в одних трусах и истерически ржали. То есть он в одних трусах. А я не только.
Пока Алек снова все не испортил. Забыв утром убрать осколки, он лег плечом на один из них. И теперь я познавала новую ипостась жены – доктор Мом, то есть доктор Маш.
– Романович, наш с тобой брак похож на тариф «Билайна» «Живой ноль»!
– Потому что живой?
– И потому что нулевый.
– Ну заметь, бывает еще ноль без палочки...
Он как-то томно заулыбался, что и я на правах законной жены даже застеснялась. Ох, какая там единица. Четко оформленная, я бы сказала. Вектрально направленная. Луч, не разлагаемый по спектрам, а лишь на плоскости.
Время близилось к обеду. И я всячески имитировала бурную деятельность. Нет, не оргазмы. Я же говорю, деятельность.
– Слушай, раз ты не на работе, приготовь покушать, – Алек просил меня приступить и к этим обязанностям.
А вот тут крохотная проблема. Мои кулинарные художества ограничивались греческим салатом – и там умудрялась все напутать.