– А чем тебе не нравится жить в доме на Волге по соседству с твоими детскими друзьями? – этот вопрос волновал меня, как цены на нефть Алсу.

Права была мама, мечтая отправить бабулю туда, где тишь да гладь и нет мобильной связи, а лучше еще и нога человека не ступала. Для безопасности семьи.

– Да там тоска смертная, а здесь столько театров, музеев, столько выставок интересных. Кстати говоря, я очень расстроена, что вы, не посоветовавшись со мной, сломали стенку между гостиной и кухней.

Вношу поправку, в квартире когда-то было две комнаты и кухня. Мы же, как и все нормальные люди, превратили это в кухню-гостиную и спальню.

– Я просто не думала... – начала я оправдываться.

– Не думала, что я вернусь. Так я и знала, что вы решили меня отправить в ссылку, чтобы завладеть недвижимостью. Похоронить бабулю заживо, ну что за поколение? Уму непостижимо! – она подняла палец к небу, точнее потолку.

Честно говоря, интеллигенция славилась дурным характером. Вношу вторую поправку.

– Да нет. Но ведь в гостиной можно пожить пару дней, а там что-нибудь придумаем.

– Правильно! Я уже перенесла свои вещи в спальню, – она улыбнулась во всю свою вставную челюсть.

Статус «без определенного места жительства» замаячил бегущей строкой.

Пигги забился под стол, Романович, если бы мог, забился бы туда же. Я же пыталась дальше выдерживать оборону. Но, кажется, мы проиграли ту самую битву под крышей собственной конуры в ожидании очередного штурма.

– Бабушка, а это мой муж! Кстати...

Она покосилась на Романовича и несколько раз просканировала взглядом его с ног до головы. Кинула свою аристократичную усмешку.

– И даже на свадьбу не позвали, что творится! – она повторила процедуру курения.

– Да свадьбы не было, так – расписались.

– Так я и знала, что по залету. Или ему прописка московская нужна?

Бабушка до сих пор жила в Советском Союзе. Том, что нерушимых да еще и свободных. Свободных условно, явно под подписку о невыезде.

– Не по залету. И прописка не нужна.

– А зачем тогда? – бабушка удивленно посмотрела на нас в полном недоумении.

– Ну как. Потому что любим друг друга.

– И любили бы себе друг друга дальше. Паспорта-то зачем пачкать? И сколько раз я просила – никаких животных в доме!

Она поправляла фотографии на стенах. Жест «с ровного еще ровнее».

– Это уже слишком! – Романович побагровел от ярости.

– Алек, успокойся, она не про тебя, а про Пигги.

Больное самолюбие выделяло нас с Алеком из толпы. Мы явно одного поля ягоды, те еще фрукты.

– Тогда тем более. – Он всегда умел держать марку. И это несмотря на камень, упавший только что с моей груди.

Бабушка сидела в моих любимых банных тапочках. Она растягивала их шерстяными носками. Это зрелище все больше приводило меня в бешенство. Теперь даже нормально сексом не позанимаешься. Потому как мы с Алеком теперь спим на узком диване на кухне. С шести утра бабуля будет греметь тарелками и следить за азимутом, то есть пристальным взглядом наблюдать эрекцию моего мужа.

Нужно было искать бойцов семейного спецназа. Одним из которых была мама, которая тоже не знала, что я замужем. Ну и как теперь всем это сказать?

Хотя о чем я думаю? Бабушка не могла упустить такого шанса. Шанса быть первой по шкале осведомленности.

– Аллё! Аня? Я тут с мужем твоей дочери познакомилась, что я тебе могу сказать. Да как вы позволили ей выйти замуж за этого ушлого еврея? – послышались отрывки фраз.

Ее возмущению не было предела, как бесконечному числу упреков и точек соприкосновения с нами.

Мама поперхнулась и решила вызвать «скорую» для бабушки. Хотя она скорее требовалась нам с Романовичем. Учитывая, что ни один из нас на слух не жаловался, каждая из фраз этого разговора ничего хорошего не предвещала. Вот именно в такие моменты начинаешь ценить того, кто рядом. Четко осознавая, что без него этих радостных событий не было, впрочем, как и всей горы проблем. Но это была плата за соединение.

Бабушка с высоко поднятой головой прошла в свою, то есть мою, какая к черту разница, спальню.

И заперла на ключ. Этим замком пользовались впервые, так что звук для нас был явно новым.

– А где ты хранишь постельное белье? – поинтересовался Алек, пытаясь прикинуть, где именно нам предстоит коротать эту ночь.

– В спальне.

Романович оценивающим взглядом прошелся по квартире (вот сто пудов – думая, какие из вещей можно взять с собой) и гордо произнес:

– Собирай вещи, мы переезжаем!

– Ты понимаешь, что разразится семейный скандал?

– Так он разразится еще больше.

Папа отмахнулся, сказав: «Ну, вернулась и вернулась», мама отказывалась разговаривать из-за зажатой свадьбы, думая, что мой муж жмот и экономит на церемонии. Ну зачем им нужны эти салаты? Так уж и быть, на Новый год пришлем в качестве извинений салаты в пластиковой упаковке.

Предательски противно, когда тебя выгоняют из собственного дома, нет, мы вполне могли остаться и всячески подыгрывать бабулиным капризам, но кроме как разводом, это ничем не кончится.

Я пойду с ума сойду по-быстрому. Скоро вернусь.

– А я думал, в жизни только две несовместимых вещи: лук и тушь для ресниц, – сказал Алек, упаковывая миски Пигги.

До знакомства с кланом Романовичей два часа пятьдесят три минуты.

– А что еще?

– Наши семьи.

Монтекки и Капулетти трансформировались в Романовичей и Краевских.

– Слушай, но в этом я не вижу ничего дурного. Ты только подумай, сколько мы сможем сэкономить на семейных ужинах и прочем. Нас не будут каждую неделю зазывать на очередной день рождения – цена моей прагматичности – $1 000 000.

До судного, благо не подсудного, ужина с кланом Романовичей два часа тридцать три минуты.

– Кстати, на вечере будет моя племянница, про нее всем гостям папа до сих пор рассказывает. В свое время, если ты помнишь, была такая телевизионная игра «Рот ребенка», – начал Романович свой инструктаж.

Я смутилась. И позеленела. Господи, за что, точнее, за кого я вышла замуж?

– Может, не так пренебрежительно пошло, а просто «Устами младенца»?

– Ну да, ты меня поняла. Так вот, она дважды участвовала в съемках, и первая ее шутка была: «Кто такой жених? Так дяденьку называют до того, как он женится. А после того, как он женится, его уже называют другими разными словами» и вторая...

– Остановимся на первой. Что нужно? – мир рушился. «Послезавтра» начиналось сегодня.

Вечер шарад, пантомим и твистора казался раем бюрократической семейности.

– Посмеяться. Давай прорепетируем.

– Что, прости?

Я чувствовала себя как на съемках бредового reality-show.

– Ну то, как ты будешь смеяться, – пояснил Алек.

Надеюсь, дома у них хотя бы «уютненько», не вконец оскверненная аура.

– Ты до такой степени мне не доверяешь?

– Просто хочу убедиться, что это прозвучит целомудренно и правдоподобно.

– Ты что, серьезно? – Я однозначно подаю на развод.

Видимо, серьезно, как инфаркт миокарда, который я рискую получить как кару небесную за былые проступки. Еще раз повторяю, это бабушка мне дала совет скидывать каперсы из салата в сумку тети Агнии. Сама я бы до такого не додумалась.

– Да, начинай, – дал Алек режиссерскую отмашку.

– Ха-ха.

– Ты пойми, это очень важно.

– Ну хорошо, ха-ха-ха!

Станиславский истошно орал из зала: «Не верю!»

– Никуда не годится.

И тут он мне начал демонстрировать свое мастерство шутливых похихикиваний. С номерами и ситуациями. Тем самым обесценив весь фурор от анекдотов, что я ему рассказывала. Расчетливый похотливый мужчина, однако.

– То есть ты на самом деле не смеялся над тем, что я тебе рассказывала?

– Нет, ну почему, в душе – да. Но очень глубоко.

– Так глубоко, что ты пускал в ход эти грязные фокусы. Нет, у меня нет слов. Ты делал это только для того, чтобы побыстрее заняться делом.