— У вас старший есть? — крикнул он резко, отрывисто.
— Есть! — раскатисто выкатилось из проема.
— Выходи! Остальным оставаться на месте!
Вышел тот, которого я окрестил вожаком. У него был вид незаслуженно оскорбленного человека.
— Оружие есть?
— Нет.
Но для верности Янис обыскал старшего от рукавов до ботинок:
— Паспорт! — потребовал Железняк.
Вожак порылся за пазухой, достал паспорт в целлофановой обертке.
— Вы с какой базы?
— Собственно говоря, ни с какой. Дикие, как говорят про беспутевочных курортников.
— Еще есть какие документы?
Нарушитель протянул студенческий билет.
— В институт пройти можно, а для перехода границы маловато.
— Не понимаю, к чему этот разговор. Я уже объяснял: мы — альпинисты. Покоряли безымянный пик...
— Покорители! — выдавил болезненную улыбку Железняк. — Мы эти самые безымянные пики ежедневно покоряем, но нам даже в голову не приходило именовать себя альпинистами. — Он протянул студенческий билет Янису.
— Все в порядке! — беспечно отрапортовал тот. Но когда были допрошены остальные и снова водворены в пещеру, Ратниек прошептал:
— Не знаю, как у остальных, местных, а у первого студенческий билет липовый. Нет в Латвии такого института. Его уже два года назад объединили с другим.
— Свяжитесь с отрядом! — приказал Железняк.
Янис настроил рацию на заданную волну...
НЕПРЕДУСМОТРЕННЫЙ РЕЙС
Наутро вертолет доставил нас и нарушителей прямо в штаб отряда. Здесь ожидал специальный следователь из управления Комитета государственной безопасности.
Вызвали в отряд и начальника заставы капитана Смирнова. Он крепко пожал нам руки, поблагодарил за службу. Потом отправил Железняка в санчасть, а меня и Яниса заставил рассказать о вчерашних событиях до самых мельчайших подробностей.
А на второй день пригласил нас к себе следователь, майор с синими погонами, необыкновенно худой и предельно вежливый...
— Я понимаю, — обратился он ко мне, — в момент задержания нарушителей вам было не до деталей в их поведении. И все-таки очень, очень важно, как держался Тарантута, или вожак, как вы его назвали?
Вначале я мог лишь сказать, что глаза у этого Тарантуты были зеленые и злые. Но постепенно всплывали все новые и новые подробности, подобно тому, как не сразу проступают детали снимка на фотобумаге. В первый момент вожак был до того испуган, что у него подгибались ноги. Вот-вот рухнет в снег. Однако скоро к нему вернулось спокойствие. Вернее, он заставил себя быть спокойным. Спокойствие сменилось наглостью. Вожак не только стал убеждать, настаивать, что их задержали ошибочно, но и запугивать.
— Значит, растерянность Тарантуты была недолгой? Потом он пытался перейти в наступление? — уточнял майор.
Яниса следователь спрашивал про бывший институт, слушателем которого числился Тарантута. Имелся ли там русский факультет, где размещались студенческие общежития, на каком этаже учебные кабинеты, библиотека, спортзал, столовая.
Янис знал много подробностей: у него там учился брат.
— Я сейчас приглашу Тарантуту, послушайте нашу беседу, — предложил майор. — Потом вернемся к прерванному разговору.
Вожак вошел смело, независимо. Он был в синем спортивном костюме, ладно сидящем на его высокой фигуре. Взгляд был спокойный, даже немножко пренебрежительный. На Яниса и меня он не обратил внимания, словно нас не было.
— Присаживайтесь, Тарантута, — любезно обратился к вошедшему майор. Тот сел, положил ногу на ногу, откинулся на спинку стула. — У меня есть к вам еще несколько вопросов. — Вожак пожал плечами, подчеркивая полное безразличие к намерениям следователя. — В студенческом билете указан институт...
— Которого не существует, — перебил Тарантута. — Я знал, что вас заинтересует этот вопрос. Год назад его слили с другим.
— Объединенный институт носит другое название?
— Да.
— А почему вам не заменили студенческий билет?
— Задайте этот вопрос дирекции. Не только мне — никому не меняли.
— Сейчас разгар учебы, — не обращая внимания на дерзкий тон нарушителя, продолжал майор, — а вы отправились в туристский поход...
— Альпинистский, — поправил вожак. — А альпинистский сезон часто не совпадает с учебными планами.
— Но все-таки конспекты лекций вы прихватили с собой?
На лицо вожака набежала тень недовольства, а может быть, тревоги. Но он тут же овладел собой.
— Задолженность с прошлого года? Спорт тоже требует жертв.
— Вы, конечно, понимаете, что по долгу службы мы обязаны были заглянуть в ваши тетради. В связи с этим один вопрос. Местные студенты, с которыми вы познакомились, тоже работают над этой темой по электронике?
— Не знаю. Потом это не тема, а мелкотемье: эклектическая окрошка из различных лекций и лабораторных занятий.
— У вас в институте есть друзья?
— Это тоже имеет отношение к моему нелепому задержанию?
— Нет, простое любопытство.
— Можно не отвечать?
— Лучше ответить.
— Надо упоминать и женщин?
— Я вас не стесняю.
— Вообще друзей у меня много, как и у любого студента, но если говорить о самых близких, это Адам Шперл, Карл Ратниек, ну и... Лиза Перехлестова.
— Опишите наружность ваших друзей.
— Я не художник. А впрочем, один из них, Карл Ратниек, очень похож вот на этого пограничника.
Янис вспыхнул и растерянно посмотрел на майора, словно ища у него защиты. Но тот, казалось, не заметил беспокойства Ратниека. Он уже расспрашивал Тарантуту об институте, о его учебной базе, общежитиях, спортивных залах, библиотеке, столовой. Интересовался, какие в институте факультеты, профилирующие дисциплины.
Когда нарушитель ушел, майор обратился к нам:
— Ну что вы скажете?
— Путает, — все еще волнуясь, заметил Янис, — институт объединили два года назад.
— Нет, прошлый год. Это уточнено, — сказал следователь. — И Тарантута числится студентом. А в остальном рассказ об институте достоверен?
— Да, примерно то же, что говорил брат. И сам я был там несколько раз, — подтвердил Янис.
— Ну тогда на сегодня все. Следуйте в распоряжение начальника заставы.
По дороге Янис сокрушался:
— Не гожусь в пограничники, не гожусь! Я видел этого Тарантуту у себя дома во время каникул. Правда, тогда приезжали из института человек десять. Но я должен был заметить его, они с братом говорили по-русски. И с объединением института напутал. Какой я пограничник!
Я плохо слушал Яниса, мешали свои думы. Двоих уже отпустили. И с третьим недолго будут возиться. Все проясняется, упрощается. Эх ты, следопыт! Наделал шуму, задал работы заставе, отряду, сотрудникам Комитета госбезопасности, а на поверку — мыльный пузырь...
Вспомнилось, как вчера благодарил капитан Смирнов, передавал поздравления... Теперь хоть не возвращайся на заставу...
СВИДАНИЕ
— Куда ты все уходишь? — ревниво спросил Янис.
У меня не хватило духу сказать, куда. Сослался, что разыскиваю приятеля по учебному пункту Иванова-третьего. На самом деле, как только стемнело, я вновь был около дома начальника отряда. Знал, что опять не решусь нажать на кнопку звонка, зайти в квартиру, и все-таки тянуло туда.
Сегодня свет, подсиненный абажуром настольной лампы, горел только в одном окне. Возможно, это Люба готовила уроки. Ноги сами перенесли меня через низенький штакетник палисадника. В узенькую щелочку между занавесками я увидел открытые выше локтя руки. Это были ее руки. Я вспомнил, как они искрились росинками в то чудесное солнечное утро в лесу. Люба что-то записывала в общую тетрадь. Перо торопливо бегало по невидимым линейкам, словно гналось и не могло угнаться за быстрыми мыслями. Но вот авторучка будто споткнулась, остановилась и выпала из пальцев. О чем ты задумалась, Люба? Ну, наклонись, дай мне увидеть твое лицо...