— Мистер президент, через пять минут у вас назначена важная встреча.

Уоллес развел руками.

— Ничего не поделаешь, служба такая, — произнес он с видимым облегчением. — Жаль, что не удалось довести дискуссию до конца, но вынужден констатировать, джентльмены, что вы меня не убедили. Более того, поскольку вы явно не одобряете проводимой моей администрацией политики, я не вижу иного выхода, кроме как потребовать вашей отставки.

Глаза Сэндекера сделались колючими и жесткими. Он весь подобрался, как леопард перед прыжком, и твердо заявил, глядя в упор на президента:

— Моей отставки вы не дождетесь, сэр. А если уволите, я вылью на Белый дом столько грязи, что всей вашей президентской рати не разгрести ее до следующих выборов.

— Моей тоже, — буркнул Монро. — Не для того я столько лет подбирал и воспитывал кадры, чтобы какой-нибудь тупоголовый чинуша, усевшись в мое кресло, за полгода развалил всю Службу! Хотите драки? Будет вам драка! Мне тоже кое-что известно о том, что творится в кулуарах Белого дома.

Вопреки ожиданиям слова и угрозы обоих не только не разозлили Уоллеса, но и как будто бы даже вызвали его одобрение и заставили переосмыслить свой устоявшийся подход к людям. Перед ним стояли не какие-то пустозвоны, дрожащие за свои теплые кресла, а настоящие патриоты, готовые положить жизнь не ради денег или карьеры, а во имя принципов и идеалов, поступиться которыми было для них столь же невозможно, как пролезть в игольное ушко пресловутому верблюду. А может, и не об этом подумалось президенту, а о том, что совсем ни к чему ему затевать дрязги с такими людьми накануне выборов, а то ведь и в самом деле столько помоев ему на голову выплеснут, что потом до гроба не отмоешься. Как бы то ни было, Дин Купер Уоллес совершенно неожиданно широко улыбнулся и заговорил примирительным тоном:

— У нас свободная страна, джентльмены. Вы вольны высказывать свое недовольство в глаза президенту, но и президенту нельзя отказывать в праве на собственное мнение. Будем считать, что мы все погорячились. Я отзываю назад требование вашей отставки. Оставайтесь на своих постах, продолжайте руководить вашими ведомствами, но прошу вас все-таки не забывать, что иногда не мешает и с главой государства посоветоваться. Однако считаю своим долгом предупредить вас всех и каждого по отдельности, что если вы еще раз скомпрометируете меня в политическом плане, вылетите на улицу с таким треском, что чертям в аду тошно станет. Надеюсь, вы меня правильно поняли?

— Абсолютно, — кивнул Сэндекер.

— Можете не сомневаться, мистер президент, — заверил Монро.

— Тогда все свободны. Покривлю душой, если скажу, что получил большое удовольствие от общения с вами, но политическим лидерам иногда полезно выслушивать горькую правду, в том числе о себе. Так что в любом случае благодарю вас, джентльмены.

Все потянулись к выходу, один только Сэндекер задержался в дверях и обернулся к Уоллесу.

— Могу я задать вам один вопрос, мистер президент?

— Слушаю вас, адмирал.

— Когда вы намерены передать китайцам их национальные реликвии, поднятые нами со дна озера Мичиган?

— Как только выжму из них последние капли политической смазки, — ухмыльнулся Уоллес — Но они не получат ни одной статуэтки, пока вся экспозиция, которую мы планируем выставить в Национальной галерее искусства в следующем месяце, не пройдет триумфальным маршем по крупнейшим городам Соединенных Штатов.

— Благодарю вас, сэр. Весьма грамотный и дальновидный шаг с вашей стороны.

— Вот видите, — расплылся в улыбке довольный комплиментом президент, — не такой уж я монстр и людоед, как обо мне думают!

— Как приятно снова видеть вас в нашем доме, молодые люди! — искренне обрадовалась Катя Гэллахер, открыв дверь и увидев на крыльце Питта и Джулию. — Заходите, присаживайтесь, сейчас я вас чайком угощу. А если хотите, можете пока с Йеном пообщаться. Он на веранде сидит, газету читает.

— Мы к вам ненадолго, — с порога извинилась Джулия, — в полдень наш самолет улетает.

— И то ладно, — улыбнулась Катя, — значит, не успею вам надоесть своей болтовней.

Питт прошел в дом вслед за женщинами, держа под мышкой небольшую картонную коробку, перевязанную шпагатом. Пройдя через кухню, они вышли на веранду, с которой открывался великолепный вид на озеро. Узнав гостей, бывший стармех отложил газету и поднялся им навстречу.

— Дирк, Джулия, как хорошо, что вы снова к нам заглянули!

— Пошла за чаем, — сообщила Катя и убежала на кухню.

Питт с утра предпочел бы чашечку кофе, но промолчал.

— Я так понимаю, — с прищуром взглянул на него ирландец, — что вы не ради прогулки снова в нашу глухомань заявились? Хотите рассказать старику, чем закончился поиск сокровищ или по какому другому делу приехали?

— И то и другое, — загадочно усмехнулся Питт.

— Ну, тогда присаживайтесь, — гостеприимным жестом указал Гэллахер на легкий пластиковый стол и несколько таких же стульев. — Как говорится, в ногах правды нет.

Усевшись за стол, Питт поставил картонку на пол у своих ног. Катя принесла чай, бутерброды и большую вазу домашнего печенья. А потом они еще долго сидели все вместе. Дирк и Джулия наперебой рассказывали о поисках сокровищ, а Гэллахеры жадно ловили каждое слово, и глаза у них горели, как у маленьких детей, слушающих волшебную сказку. О Шэнь Цине и связанных с его именем событиях гости благоразумно умолчали, иначе им пришлось бы пропустить рейс, а вот о находке костей Пекинского человека поведали во всех подробностях.

— Я помню эту историю, — задумчиво сказала Катя. — В Китае его до сих пор почитают как самого первого из пращуров.

— А нам-то из этих сокровищ хоть что-нибудь перепадет? — с интересом спросил Йен, которого мало волновали чужие кости, которым к тому же миллион лет. — Американцам, я имею в виду? — уточнил он на всякий случай, чтобы гости плохого не подумали.

— Вряд ли, — покачал головой Питт. — Я слышал, что президент решил вернуть китайцам все, без исключения. Но не раньше, чем их увидят все желающие здесь. Планируется устроить что-то вроде огромной передвижной выставки, которая посетит все большие города нашей страны. И вы тоже сможете их увидеть, если захотите. Останки Пекинского человека, кстати говоря, уже на пути в Пекин, на свою историческую родину.

— А что, Йен? — загорелась Катя. — Давай съездим в Чикаго, когда туда привезут экспозицию. Уж Чикаго-то она точно не минует. Представляешь, будем ходить, смотреть и думать про себя, что все это могло бы принадлежать нам!

— Да ну тебя, — досадливо отмахнулся ирландец. — У нас с тобой и так весь дом забит всяким китайским хламом. Хоть самим музей открывай!

— Молчи, несчастный! — грозно насупила брови Катя, но глаза ее смеялись. — Ты обожаешь этот хлам ничуть не меньше меня, так что сиди и молчи себе в тряпочку. А в Чикаго я тебя обязательно вытащу! Вы уж простите моего Йена, — повернулась она к гостям. — Каким был в молодости хулиганом, таким и остался. Горбатого могила исправит.

— Ой, мы уже опаздываем, — спохватилась Джулия, бросив взгляд на часы. — Спасибо за угощение, а нам пора.

— Погоди минутку, — остановил ее Питт. Нагнувшись, он поднял картонку и протянул ее Кате. — Это вам, миссис Гэллахер. На память о «Принцессе Ван Ду».

— Что это? — удивилась Катя. — Если вы специально для меня прихватили что-нибудь из тех ящиков, ни за что не возьму, так и знайте! Не хочу на старости лет с краденым связываться.

— Нет-нет, миссис Гэллахер, — поспешил заверить ее Питт. — Это принадлежит лично вам и не имеет никакого отношения к музейным раритетам.

Недоуменно хмурясь, Катя развязала бечевку и открыла коробку.

— Что это? — повторила она. — Я вижу здесь скелет какого-то мелкого... — Глаза ее остановились на маленьком золотом медальоне, прикрепленном к когда-то ярко-красному, но давно выцветшему кожаному ошейнику. — Матерь божья пресвятая Богородица! — прошептала она непослушными губами. — Да это же мой Фриц!