Отлично понимая, насколько невелик шанс уцелеть при взрыве такой невероятной силы, Джордино с упорством отчаяния продолжал разыскивать Питта или его тело, напряженно всматриваясь в темноту. Господи, ну где же он?! Подступающая усталость туманила голову, мешая мыслить рационально. Мышцы болезненно ныли, руки и ноги почти не слушались. Он уже готов был сдаться и прекратить бессмысленные поиски, но в этот момент чья-то живая рука, вынырнув из окружающей мути, цепко ухватила его за лодыжку. В первое мгновение итальянец запаниковал, но тут же расслабился, когда вслед за рукой из темноты показалась знакомая ухмыляющаяся физиономия.

Питту тоже изрядно досталось. Из носа обильно текла кровь, в прорехах изодранного гидрокостюма белело голое тело, от маски остался один ремешок, но Дирк был жив, а все остальное уже не имело значения. Приблизив лицо к маске напарника, он беззвучно пошевелил губами, несколько раз энергично ткнул рукой вверх в понятном любому аквалангисту жесте, отпустил лодыжку итальянца и устремился к поверхности. Вынырнули они практически одновременно. Джордино обхватил Питта за плечи, стиснул и прижал к себе в медвежьем объятии.

— Живой, черт тебя подери! — выдохнул он с облегчением.

— Живой, черт меня подери! — согласно осклабился Питт.

— Глазам своим не верю! Как тебе удалось выкрутиться на этот раз?

— Сам удивляюсь. Наверное, просто повезло. Когда они завели моторы, я потерял голову и сгоряча зашвырнул свой баллончик в лопасти винта. Слава богу, у меня хватило соображения нырнуть при этом поглубже и отвалить в сторонку. Я успел отплыть футов на восемь-девять, прежде чем рвануло, что меня и спасло. Слой воды ослабил убойную силу осколков, к тому же меня отбросило в прибрежный ил, который смягчил толчок. Слегка контузило, правда, в ушах до сих пор звенит — чудо, что барабанные перепонки уцелели! — но в остальном, как видишь, полный порядок. Ну и ощущение такое, как будто меня десять раундов подряд колошматили в четыре руки, как боксерскую грушу. Сознание я потерял всего на несколько секунд и быстро очнулся, но некоторое время ничего не соображал. Забыл даже, что во рту у меня, кроме собственного языка, ничего не осталось. Засосал по привычке загубник, а мне в глотку вместо воздуха хлынула вонючая жижа. Это меня отрезвило, хотя потом пришлось долго отплевываться. Ох и гадость, скажу я тебе, болотная луизианская водичка! Хорошо еще лягушку или пиявку не проглотил. Дальше рассказывать особенно нечего. Всплыл я на поверхность, прикинулся бревном и дрейфовал помаленьку, пока не заметил поблизости пузырьки от твоего акваланга.

— Честно говоря, я уж и надеяться перестал, — признался итальянец.

— Я тоже думал, что не выживу, — кивнул Питт, осторожно ощупав переносицу и проведя кончиком языка по рассеченной верхней губе. — Особенно, когда меня садануло по морде чем-то тяжелым. — На лице его вдруг появилось озабоченное выражение. — Слушай, а ведь у меня нос сломан. Надо же, впервые в жизни! Вот не было печали. Придется теперь пластическую операцию делать. Ну ничего, они мне за это еще заплатят!

Джордино непроизвольно покосился на охваченный пламенем дом и сочувственно поцокал языком.

— Давно хотел спросить тебя, старина, — начал он, на всякий случай отплыв подальше от напарника, — ответь мне на такой вопрос: способность в одночасье превращаться в ходячее стихийное бедствие передалась тебе по отцовской или материнской линии?

— Кто его знает? — ничуть не обидевшись, пожал плечами Питт. — О пироманьяках в роду семейные хроники умалчивают, а о моих европейских предках вообще никаких сведений нет.

Из всего многочисленного гарнизона китайского базы в живых, похоже, осталось всего трое. Из застигнутых стремительно разгоревшимся пожаром в стенах дома охранников только одному удалось выбежать из парадного. Покатавшись по мокрой от росы траве, он сумел затушить пылающую одежду и сейчас тихо стонал, уткнувшись лицом в землю. От местами еще тлеющей униформы струился легкий дымок. Второй извивался в конвульсиях рядом с причалом, широко раскрыв рот в беззвучном вопле и прижав к ушам ладони, из-под которых сочилась кровь. Очевидно, от взрыва у него лопнули барабанные перепонки. Третий с виду не пострадал, но явно пребывал в шоковом состоянии: он неподвижно стоял у края воды, бессмысленно пялясь на догорающие обломки амфибии. Еще четыре трупа плавали неподалеку от берега. Больше никого в пределах видимости не наблюдалось.

Питт в несколько гребков добрался до кромки, вскарабкался на откос и поднялся на ноги. Застывший в ступоре охранник, завидев возникшую непонятно откуда зловещую черную фигуру, частично пришел в себя и инстинктивно потянулся за пистолетом. Не найдя на поясе кобуры, сорванной ударной волной, он по-заячьи взвизгнул, развернулся и пустился наутек, но споткнулся и упал ничком, не пробежав и нескольких шагов. Пинок под ребра заставил китайца перевалиться на спину. Он в страхе зажмурился, но вынужден был открыть глаза, когда кто-то грубо схватил его за волосы и рывком вздернул в сидячее положение. Привидение в черном склонилось над ним и внятно произнесло разбитыми в кровь губами:

— Ты говоришь по-английски, придурок?

— Да, господин, — севшим от ужаса голосом пролепетал охранник. — Я учить американский словарь.

— Очень хорошо. Передай своему боссу, Шэнь Циню, что Дирк Питт интересуется, ходит ли он до сих пор в сортир в сопровождении телохранителей? Усек? Повтори!

Сбиваясь и путаясь в порядке слов, до смерти перепуганный китаец сумел, наконец, после нескольких безуспешных попыток, достаточно сносно воспроизвести требуемую фразу:

— Дирк Питт желать узнать, как уважаемый господин Шэнь ходить туалет — один или при свой телохранитель?

— Ладно, сойдет, образина ты косоглазая. — Питт добродушно похлопал его по плечу. — И мой тебе совет: запишись на курсы английского. Твой «американский словарь» оставляет желать лучшего.

Повернувшись спиной к охраннику, провожающему его совершенно безумным взглядом, Питт неторопливо побрел к скифу, который вездесущий итальянец успел подогнать к берегу.

Джулия обрадовалась наступлению темноты, как не радовалась, наверное, первому в жизни рождественскому подарку. Прячась в тени и неслышно ступая по палубе босыми ногами, она незаметно пробралась на нос буксира и, улучив момент, перепрыгнула на корму баржи, где тут же укрылась в груде пластиковых мешков с мусором. Серебристый свет взошедшей над горизонтом луны в последней четверти заливал палубу мертвенно-бледным сиянием. Он не позволял ей чувствовать себя в безопасности даже ночью, но в то же время помогал ориентироваться и держать в поле зрения немногочисленную команду буксира. Сверившись с Полярной звездой, девушка определила, что вскоре после выхода из Сангари буксир повернул на северо-запад.

Живописный ландшафт местности на возвышенном северном берегу затона Тиче разительно отличался от унылой панорамы главного русла Атчафалайи. Колышущаяся на ветру высокая трава зеленым морем окружала кряжистые дубы и статные кипарисы. Гибкие ивы склоняли ветви до самой воды и трепетно шелестели листвой, словно оплакивая кого-то в неизбывной печали. Дубовые и кипарисовые рощи, подобно черным и белым клеткам на шахматной доске, периодически чередовались с распаханными и засеянными полями, окружающими фермерские усадьбы. На огороженных пастбищах мирно жевали траву многочисленные стада крупного и мелкого рогатого скота. Пока не стемнело, Джулия несколько раз слышала знакомое пение лугового жаворонка, напомнившее о детстве и деревенском доме бабушки. Ей почему-то взгрустнулось, и в голову сразу полезли непрошеные мысли о будущем, о возможном замужестве, детях, карьере... Она прекрасно понимала, что не за горами тот день, когда ее снимут с оперативной работы и на всю оставшуюся до пенсии жизнь посадят в офисное кресло перебирать входящие и исходящие. Тоже необходимая работа, кто спорит, но уж больно тоскливая! Отдавала себе Джулия отчет и в том, что за несанкционированные действия начальство по головке не погладит, даже если ее дерзкая попытка самостоятельно выйти на логово контрабандистов увенчается успехом.