Когда Джоанна пришла на стоянку, Элизабет уже укладывала покупки в багажник. По дороге они весело болтали о всякой ерунде; вернувшись домой, Элизабет занялась салатом, а Джоанна сварила кофе. Боб пришел из гольф-клуба и принялся рассказывать новости о своих приятелях. После обеда Элизабет отправилась на собрание фондового комитета, а Джоанна, оставив отца ковыряться в саду, пошла навестить Салли Бишоп, свою бывшую одноклассницу, у которой на днях родился третий ребенок.

Около половины восьмого вечера они поехали на ужин к Изабелле и Неду Карлайлам, чей дом был неподалеку. Кроме них были приглашены две семейные пары, и Джоанна оказалась без кавалера. Ей, в сущности, это было все равно, но она заметила, что стол накрыт на десять персон, и внезапно подумала — было бы невероятное совпадение, если бы десятым гостем оказался Ральф Казабон. Впрочем, Джоанна сразу же отбросила эту абсурдную мысль. Да и вообще — с чего бы ей о нем думать? Она его совсем не знает и, вероятно, больше никогда не увидит. А если и увидит, наверняка выяснится, что это несносный тип.

С ощущением deja vu Джоанна вспомнила, что точно так же думала в свое время о Сэме. А потом у них начался роман. Может быть, у нее каждый раз так бывает, только она раньше не замечала? Она постаралась припомнить свои прежние увлечения, но не смогла прийти ни к какому заключению.

Да и с чего она вообще об этом задумалась? Несмотря ни на что, она по-прежнему любит Сэма. При мысли о нем губы Джоанны тронула легкая улыбка. Приятно отвлечься в родительском доме от всех забот, но теперь она почувствовала, что скучает по Сэму и хочет его видеть.

Джоанна испытала огромное облегчение, когда позвонили в дверь, и Нед представил остальным гостям десятого приглашенного — бывшего дизайнера, специалиста по интерьерам по имени Элджернон.

И все равно, неожиданно для себя самой Джоанна спросила Изабеллу, не знает ли она человека по имени Ральф Казабон. Нед и Изабелла были люди общительные и знали почти всех в округе.

— Казабон? Такое необычное имя — я бы непременно запомнила. Ты уверена, что он живет здесь?

— Он снимает коттедж. Но давно ли, не знаю.

Изабелла с минуту подумала, потом вновь покачала головой:

— К сожалению, не слыхала.

Воскресное утро было таким же ярким и свежим, как накануне, только по небу порой проплывали легкие стайки белых облаков.

Джоанна позвонила своим старым друзьям, Энни и Брюсу Мердокам, у которых была школа верховой езды, и спросила, не дадут ли они ей лошадь на пару часов. Разумеется, дадут. Она натянула джинсы и пару свитеров и подъехала к конюшням на маминой машине. Спустя двадцать минут Джоанна, миновав рощу, пустила лошадь галопом по длинному, поросшему травой склону холма, который вел к живописному утесу, нависающему над долиной. Он носил название Орлиной Скалы.

Оглянувшись, она увидела, как на тропу выезжает другой всадник. Он помахал ей, и Джоанна узнала Ральфа Казабона. Она дождалась его, и они бок о бок поехали дальше, пустив лошадей рысью.

— Красивый конь, — сказала Джоанна, кивнув на гнедого жеребца под Казабоном. — Это ваш?

— Ага! — Он потрепал гнедого по холке. — Его зовут Герцог.

— А где вы его держите?

— Он живет на соседской ферме. У него прекрасная легкая жизнь — не правда ли. Герцог, дружище?

Конь тряхнул головой, будто бы соглашаясь.

— На какой ферме? — спросила Джоанна. — Может, я знаю хозяев?

— Сомневаюсь. Уотерфорды?

Она покачала головой.

— Знаете, вы прямо-таки человек-загадка. Вчера утром вы исчезли, едва я собралась представить вас Клэр. Вечером я спрашиваю у Изабеллы Карлайл, не знает ли она вас, и оказывается, что нет — а Изабелла знает всех в радиусе двадцати миль и может рассказать вам историю каждой семьи.

Он засмеялся:

— Я же говорил вам — я просто снимаю здесь домик. И когда приезжаю сюда, ни с кем не общаюсь.

— А что же вы делаете? Запираетесь в своем домике и сочиняете стихи?

— Почти угадали. На самом деле я пишу музыку.

— Вы композитор? Как интересно! А какую?

— В основном, оперы, которые никто не соглашается ставить, — он грустно улыбнулся и посмотрел на Джоанну. — Не хотите ли выпить чашечку кофе?

Джоанна не успела удивиться, как он с ловкостью фокусника достал из-под куртки термос. Они спешились у подножья Орлиной Скалы, где можно было укрыться от ветра. У термоса была двойная крышка, и Ральф налил кофе себе и Джоанне. Кофе оказался неплохим. Они пили его не торопясь, наслаждаясь свежим воздухом и тишиной, нарушаемой лишь позвякиванием подков лошадей и свистом ветра.

— Итак, — сказала Джоанна, — я полагаю, что за возможность писать оперы, которые никто не ставит, вы расплачиваетесь джинглами для телепрограмм и музыкой к фильмам?

Казабон виновато улыбнулся:

— Вообще-то нет. Честно говоря, в некотором роде я просто потакаю своим слабостям. Я получил небольшое наследство, успешно его приумножил и теперь занимаюсь тем, что мне действительно нравится. Но я надеюсь, что когда-нибудь мои труды будут оценены. А вы что можете рассказать о себе?

Джоанна вкратце объяснила ему, где и кем работает, но не стала упоминать о своих статьях по поводу Храма Новой Звезды и эксперимента Сэма. Ральф никогда не читал этот журнал, но обещал, что теперь будет его покупать и искать статьи за ее подписью.

Потом они замолчали и, попивая кофе, принялись смотреть на дорогу внизу. Из маленькой церквушки на противоположном склоне холма вышли несколько человек и направились к своим автомобилям, оставленным за церковной оградой. Потом появился священник, худой и высокий, в черной сутане. Он взобрался на допотопный мотоцикл, дал газ и скоро скрылся из виду.

— Не правда ли, довольно необычно? — задумчиво проговорил Казабон.

— Священник на мотоцикле?

— Нет. Я имел в виду каменную церковь в этой глуши.

— Их действительно здесь не так много.

— А вы в ней бывали?

Джоанна покачала головой.

— Я не раз проезжала мимо, но никогда не была внутри.

— И я тоже. А интересно было бы поглядеть поближе. Вы не возражаете?

— Нисколько.

Они снова сели на лошадей, и через десять минут оказались у церковных ворот. Оставив лошадей пастись, они подошли к деревянным дверям. Вблизи церковь казалась еще меньше, едва ли не просто часовенкой.

— Судя по виду, она построена в середине позапрошлого века, — сказал Ральф, когда они вошли внутрь. — Ну точно — 1770. — Он показал на цифры, вырезанные на внутренней стороне двери.

Пока Ральф изучал внутреннее убранство, Джоанна выбралась наружу и стала рассматривать могилки на маленьком кладбище. Покосившиеся надгробия, стершиеся эпитафии... Джоанне стало любопытно, к какому времени принадлежат самые древние, и она пошла вдоль стены, стараясь разобрать цифры, выбитые на надгробиях. Некоторые, как оказалось, были положены на могилы даже раньше, чем построена церковь: видимо, до нее на этом месте стояла другая, без сомнения, деревянная и, конечно же, еще меньше.

Внезапно Джоанна остановилась. Сквозь серо-зеленый мох проступали нечеткие буквы:

ВИАТТ.

Не сводя глаз с этого слова, она медленно протянула руку и соскребла мох.

ДЖОЗЕФ ВИАТТ

1729-1794

возлюбленный супруг Клариссы

Ниже виднелась надпись, явно добавленная уже позже:

КЛАРИССА ВИАТТ

1733-1797

супруга Джозефа Виатта

Там была еще одна строчка, совсем неразборчивая под слоем грязи. Джоанна очистила грязь и прочла:

мать Адама

Громкое ржание заставило ее оглянуться. Обе лошади вдруг забеспокоились и забили копытами. Наверное, мимо шмыгнул кролик — но Джоанна ничего не увидела.

Она опять повернулась к могиле, и взгляд ее, словно случайно, упал на другое надгробие. Невозможно объяснить, как она умудрилась его проглядеть. Но теперь, когда она его заметила, оно заслонило собой все.

Это была большая каменная плита, закрывающая собой всю могилу. Голубовато-серый зернистый камень стойко выдержал натиск времени. На нем была простая и четкая надпись: