Она отдала Тэйлору копию вымышленного жизнеописания Адама Виатта и сделала дайджест из своих записей, касающихся теории и методов исследований Сэма. Теперь, через две недели, они уже не казались сводками с фронта, а скорее тактическими планами на далекое будущее. Джоанна чувствовала, что энтузиазм Тэйлора постепенно сменяется скептицизмом.

— Это займет столько времени, сколько будет необходимо. — Вот и все, что она могла ему сказать.

— Я начинаю склоняться к мысли, что мы недостаточно детализировали биографию Адама, чтобы самим в него поверить, — сказал Сэм, открывая очередное собрание. — Пока мы не придумаем в подробностях его повседневную жизнь, он останется не более реальным, чем персонаж какой-нибудь книги.

Барри на это возразил, что, по его мнению, они вполне подробно расписали его жизнь, и это была правда: они уже добавили массу деталей к первоначальной истории. Они установили, где именно Адам жил в Париже, описали его дом, придумали ему маленький шато и имение за городом. Они даже вспомнили, что непонятно почему в то время, когда никакой контрацепции, по сути, не существовало, у Адама с Анжеликой не было детей. Впрочем, в медицинские термины они не стали чересчур углубляться, согласившись на том, что якобы ни Анжелику ни Адама это обстоятельство особенно не беспокоило, а со временем она, возможно бы, забеременела. По общему мнению, это была красивая пара, и интимная жизнь у них была тоже счастливая.

— Мы выяснили, что они ели, как развлекались, с кем встречались, — сказал Фуллертон. — Чего же еще? Внутренние монологи? Сны? Духовное, так сказать, развитие?

— Я думаю, духовного развития тогда еще не изобрели, — с легкой улыбкой проговорил Райли. — Оно началось только тогда, когда психоанализ проник в Калифорнию.

Джоанна с интересом отметила, что Райли меньше других проявлял нетерпение. С каждым разом его невозмутимость все больше бросалась в глаза. Возможно, это было связано с его увлечением восточной философией. Джоанна подумала, что надо будет спросить у него, не практикует ли он медитации, йогу или какой-нибудь еще вид психотренинга.

— "По друзьям его узнаешь его".

Все посмотрели на Пита, который это сказал.

— Кажется, это цитата, только не помню, откуда.

Джоанна сказала, что там вроде бы сказано «по делам», но источник она тоже не могла бы назвать. Впрочем, мысль Пита была ясна всем и так.

— Вопрос в том, — заметила Дрю, — следует ли нам придумать Адаму друзей, или выбрать их из реальных людей? Но если придумывать других персонажей, мы рискуем отвлечься от основного героя.

— Дрю права, — согласился Барри. — Я имею в виду, что мы можем забыть об Адаме. Надо подыскать ему приятелей среди реально существовавших людей, но не настолько ярких, чтобы они превратились в легенду.

Сложность была в том, что все уже столько начитались о Французской революции и ее деятелях, что трудно было заставить себя отказаться от этих клише. Джоанна вспомнила, как один сценарист из Голливуда жаловался на «проклятие голливудских исторических фильмов». Например, в них герои во фраках и цилиндрах частенько приветствуют друг друга репликами типа: «Привет, Ибсен!», «Как жизнь, Григ?»

— Однако в истории найдется парочка персонажей, которые не настолько хорошо известны, что превратились в клише, — Райли заложил ногу за ногу и слегка подался вперед. — С другой стороны, они достаточно колоритны, чтобы — как бы это сказать — немного приправить нашу сказку, подстегнуть воображение.

Все посмотрели на него выжидающе.

— Продолжайте, — сказал Сэм таким тоном, словно уже догадался, о чем пойдет речь.

— Я имел в виду Калиостро и Сен-Жермена.

Пит засмеялся:

— Уже похоже на шабаш.

— Что ж, вы не так уж далеки от истины, — ответил Райли. — В каком-то смысле их можно назвать колдунами. Они были авантюристами, шарлатанами, но, весьма вероятно, и гениями. Оба заявляли, что обладают оккультными знаниями и состоят в неких тайных обществах, которые существуют со времен появления человечества. Любопытно, что имеются свидетельства нескольких чудесных исцелений, не говоря уж о старых добрых классических чудесах вроде превращения свинца в золото.

— Алхимики! — фыркнул Роджер.

— Да, алхимики. Но это все-таки посложнее, чем предсказывать судьбу и одурачивать легковерных.

— Они верили в астрологию.

— И в нумерологию. Как, кстати, и Юнг, который говорил, что десять лет, посвященные им изучению астрологии, были важнейшим этапом в его жизни.

— Все психологи чокнутые. Я бы им и собаку лечить не позволил.

— А я согласен с Уордом, — сказал Барри. — Нельзя просто так сбрасывать со счетов эти вещи. Извини, Роджер, я знаю, что ты умный парень и все такое, но твои слова говорят лишь о твоей ограниченности и предубежденности. Слишком много накопилось свидетельств, подтверждающих существование сверхъестественного. Может, тебе это и не нравится, но от этого никуда не денешься.

— Извините, вы правы, — дружелюбно сказал Фуллертон, подняв руки, словно сдавался в плен. — Конечно, если вам хочется, давайте включим их в наш сценарий.

— Беда только в том, — сказал Барри, обращаясь к Уорду, — что я читал, будто Калиостро покинул Париж перед самой революцией, а Сен-Жермен тогда уже умер.

— Когда Адам приехал во Францию, Калиостро был в зените своей славы, — возразил Райли. — Они запросто могли встречаться в салонах. В 1785 году граф оказался замешан в каком-то финансовом скандале, связанным с подругой Марии Антуанетты и пройдохой-кардиналом. Он попал в Бастилию — кстати, в одно время с маркизом де Садом — а потом отправился в изгнание. Умер он в Италии в 1795 году.

При упоминании о де Саде Мэгги слегка передернулась:

— Мне кажется, нам не стоит влезать в эти дела.

— Я и не предлагаю в этом копаться, — сказал Уорд. — Но факт, что они могли быть знакомы. Как бы вы к ним ни относились, и де Сад, и Калиостро — люди незаурядные. В том обществе, в котором Адам вращался, он вполне мог их встретить. Сен-Жермен действительно умер в 1786 году, но легенда гласит, что он прожил множество жизней до этого и не раз рождался на свет после. Очевидцы уверяли, что видели его в Париже в 1789 году, когда он пытался предупредить короля о революции. Потом, говорят, он был замечен в Гималаях, где был монахом, и даже в Чикаго в 1930 году.

При последних словах поднялся легкий шум.

— Ха, давайте пригласим этого засранца на ужин, — воскликнул Пит. — Простите, Мэгги.

— Да ничего, — Мэгги покачала головой. — Просто мне не очень нравятся эти разговоры. Наш Адам был милым, чистым мальчиком, а теперь мы его сводим с какими-то темными людьми. Не знаю почему, но мне это не по душе.

— Не будем ни с кем его сводить, если вам не хочется, — сказал Сэм.

— Боюсь, уже поздно, — проговорила Дрю в странной задумчивости. — Мы о них говорили, они уже в наших мыслях, так же как и Адам, — тон ее свидетельствовал о том, что она разделяет опасения Мэгги.

— Меня это не смущает, — сказал Сэм. — У нас в голове каких только типов нет, и пока что от этого не было нам вреда...

— Я не о нас думаю, — перебила его Дрю. — Я беспокоюсь за Адама.

В комнате стало тихо. Потом Дрю произнесла вслух то, о чем подумали все: — Вы слышали? Я заговорила о нем так, будто он существует на самом деле.

Тэйлор Фристоун надменно фыркнул, как подобало, по его мнению, представителю правящей элиты восточного побережья, к каковой он себя причислял. Последний отчет Джоанны не произвел на него впечатления. Группа до сих пор не добилась никаких успехов, а три недели уже истекли. Он напомнил, что у нее есть парочка тем, над которыми она должна подумать. Первая — частная жизнь делегатов в ООН от Нью-Йорка, а вторая — новый виток бесконечного скандала вокруг семейства Кеннеди. Разумеется, если привидение оживится, сказал он без всякой иронии, Джоанне будет позволено вновь заниматься только этой статьей. Тэйлор понимал, что если цель исследований будет достигнута, Джоанна принесет ему материал, который украсит обложку.