Сэм встал и, выйдя на середину комнаты, спросил:

— Кто хочет что-нибудь сказать?

Роджер погладил усы и уставился в пол. Пит засунул руки между колен. Уорд Райли сидел, закинув ногу на ногу и скрестив на груди руки. Взгляд его блуждал по потолку. Наконец он решился прервать молчание:

— Я полагаю, нам нужно определиться — будем мы что-то предпринимать или нет.

— Что, например? — спросил Сэм.

— Должны ли мы рассказать обо всем родственникам Дрю и Барри? Или полиции? Или, наконец, этому священнику? Обо всем, что произошло в группе.

Снова воцарилась тишина. Потом Сэм сказал:

— Мы не можем знать наверняка, была ли эта поездка к отцу Каплану связана с тем, что произошло в группе.

Роджер фыркнул:

— А почему нельзя просто допустить, что была?

— Хорошо, — сказал Сэм. — Будем считать, что мы все знаем, зачем они хотели встретиться со священником. Но мы не можем сделать ничего, чтобы изменить положение вещей или пролить свет на это дело — в том смысле, в каком большинство людей понимает свет.

— Можно, я скажу? — подал голос Пит. — Я никак не могу выкинуть это из головы. Я должен сказать, — он поднял глаза. — Извини, Сэм.

— Говори все, что хочешь. Пит. Мы здесь для того и собрались.

— Несколько лет назад я встретил одну женщину; у нас с ней ничего не было, просто одна моя знакомая. Она говорила, что в юности была ведьмой, а потом бросила это занятие. Так вот, она говорила, что не надо недооценивать силу колдовства. Для колдуна, чтобы убить человека, достаточно просто посмотреть на него. Никто ничего не заподозрит, потому что это всегда выглядит как несчастный случай. Человек падает с лестницы. Или лошадь понесет. Или машина вдруг ни с того ни с сего сойдет с дороги. А просто они делают так, что ты видишь то, чего нет на самом деле. Ты едешь по дороге, и тебе кажется, что путь свободен — а на самом деле перед тобой обрыв или стена. Или еще что-нибудь. Вот как это происходит.

Он замолчал, нахохлившись, словно школьник, который понимает, что не миновать головомойки. Сэм обошел диван сзади и положил руки на плечи Питу.

— Не переживай. Мы все чувствуем то же самое.

— И даже ты? — вырвался у Джоанны вопрос, прозвучавший почти как обвинение.

Сэм посмотрел на нее с легким удивлением, но не обиделся.

— По-моему, если бы мы об этом не думали, мы не были бы людьми. Это естественно, что мы хотим выяснить причины гибели Дрю и Барри. И смерти Мэгги. И разумеется, в свете всего что произошло, мы ищем причины в том месте, которое на виду. По-моему, это неизбежно. Но мне кажется, это ошибка.

— Ты думаешь, их смерть была несчастным случаем? — спросил Роджер. Вопрос был задан для того, чтобы дать Сэму возможность продемонстрировать, до какой степени он готов отстаивать свой рационализм после всего, что было.

— Я думаю, — сказал Сэм, — никто не сомневается, что смерть Мэгги была вызвана естественными причинами, возможно усугубленными стрессом. Но последовавшая за этим гибель Дрю и Барри заставляет нас видеть между этими смертями связь. А я, честно говоря, не нахожу доказательств такой связи.

Джоанна вконец потеряла терпение:

— Господи Боже, Сэм, ты просто уперся как баран!

Сэм поглядел на нее с искренним беспокойством, и Джоанне вдруг стало стыдно, словно она предала его.

— Нет, — сказал он. — Я просто стараюсь смотреть на подобные вещи спокойно и разумно. Это моя работа. В этом вся суть эксперимента.

— К черту эксперимент! — не выдержала Джоанна, и тут же смутилась: — Простите меня. В этом есть и моя вина — больше, чем других.

— Нет здесь ничьей вины, — сказал Сэм.

— Неважно. Давайте просто согласимся на том, что эксперимент пора кончать.

— Я всегда говорил, что никого не держу насильно. Я лично по-прежнему намерен продолжать — с вами или с другими группами добровольцев. На мой взгляд, нам удалось достичь невероятных результатов, и просто так бросать начатое мне не хочется.

— Вряд ли мы сможем просто так бросить начатое, — тихо сказал Роджер.

— Но ты собираешься бросить? — теперь уже Сэм хотел, чтобы Роджер показал, насколько тверды его позиции.

Фуллертон встал с кресла и подошел к окну, где сидела Джоанна. Дождь лил как из ведра, и запотевшее стекло казалось затянутым серебристой пленкой. Роджер посмотрел на размытые огоньки вдоль берега.

— Помнишь, что я говорил во время нашего последнего спора? — спросил он не оборачиваясь. — Я сказал, что, независимо от того, что за явление мы создали, лучшее, что мы можем сделать, это покончить с ним, — он обернулся: — И теперь я как никогда в этом уверен.

— Разве тебе не интересно, каким образом этот феномен действует? — спросил Сэм.

— По правде сказать, нет. Я принял участие в этом эксперименте по ряду причин — отчасти, пустяковых, отчасти более серьезных, — он подошел к столику и налил себе выпить. — Ты, вероятно, решил, что моей главной целью было доказать твою неправоту и поглумиться над тобой, когда тебе не удастся создать никакого сверхъестественного явления. Так вот, как раз наоборот, я был почти уверен, что тебе это удастся. И точно так же я был уверен, что это не имеет смысла, поскольку мы никогда не узнаем, как мы его создали. Это полностью соответствует моему взгляду на основополагающие законы природы — точнее, на их отсутствие. Потому что я не верю, будто существуют какие-то основополагающие законы или всеобъемлющие теории. Я думаю, что единственный закон, который приложим ко всему, звучит так: мы сами влияем на природу тем, под каким углом мы ее рассматриваем.

— Вселенная-соучастница, — проговорил Сэм, окинув своего старого профессора ироничным взглядом. — Мы сами творим ее каждым своим шагом.

Роджер глубокомысленно кивнул:

— Немного резковато, но по сути верно. Да, на мой взгляд есть основания предполагать, что центральная роль во вселенной отводится сознанию.

— Все это очень интересно, но в данных обстоятельствах чересчур отвлеченно, — в голосе Джоанны был лед. Этот академический диспут ее безумно раздражал, и она даже не пыталась это скрывать. — Сейчас нам нужна не абстрактная теория о жизни, смерти и вселенной — сейчас нам надо выяснить, причастно ли «явление», которое мы создали или вызвали, к этим смертям.

Пит кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание, и сказал:

— А почему бы вам не спросить у него самого?

Джоанна посмотрела на него с изумлением:

— Ты серьезно?

— Ну, если у кого-нибудь есть идея лучше...

Но идеи ни у кого не было.

— Одна загвоздка, — сказал Роджер. — Как узнать, правду оно нам скажет или нет?

Пит пожал плечами, признавая, что не может ответить на этот вопрос.

— Пусть это будет просто отправной точкой наших рассуждений. Я только хотел спросить у Адама — причастен ли ты к смерти наших товарищей?

Откуда-то со стороны книжных шкафов донесся громкий звук, похожий на удар молотком. Пит вскочил на ноги и начал озираться по сторонам. Все остальные смотрели в одном направлении, но ничего не видели — да и не могли увидеть.

Несколько мгновений они стояли неподвижно, затаив дыхание. Потом Пит чуть слышно произнес:

— Один стук — «да».

Сэм тут же накинулся на него:

— Пит, Бога ради, тебе-то уж просто стыдно принимать всерьез всю эту чепуху. Это не более чем отражение наших же страхов.

Уорд поднял руку:

— Нет, давайте продолжим.

— Неужели вы действительно надеетесь таким образом что-то выяснить? — поразился Сэм. Он всегда считал Райли самым здравомыслящим из группы.

— Возможно.

Сэм, поколебавшись, сдался:

— Ну ладно, раз вы все так хотите...

Джоанна повернулась к книжным шкафам и задала вопрос:

— Кто ты? Калиостро? Раздалось два резких удара.

— Значит, ты Адам?

Один удар.

Сэм отвернулся, всем своим видом давая понять, что считает этот спектакль просто глупым.

— Адам, — спросила Джоанна, не обращая на это внимания. — Это ты вызвал гибель Барри и Дрю?