Про Василия Львовича и того не знаю – говорят, не долго хворал перед смертью, но он уже был давно болен; давно мне твердили: que c'est le commencement de la foi![468] К нему я писал незадолго, и мое письмо осталось без ответа. А. И. будет летом здесь – получила разрешение и собирается уже. При свидании расспрошу ее и попеняю, что не погоревала со мной в первые тяжелые минуты. Я считал лишним писать ей condoléance;[469] кажется, не может сомневаться в моих чувствах – уверять в них я не мастер.
И точно, как вы говорите, в это время еще образовалась ваканция: в Минусинске в генваре нынешнего года новая могила: умер не знакомый вам А. И. Тютчев. С ним теперь 63 с деревянными крестами. А кто знает, может быть, и еще кто-нибудь исчез. Довольно некролочествовать.
Спасибо, что лично исполнили мое поручение к свояку Владимира Ивановича, которому, между прочим, 12 апреля минуло 73 года. Бодр и свеж мыслию и телом![470]
С истинным моим к вам высокопочитанием имею честь быть вашим покорнейшим слугою Николай Балин.
Не знаете ли, где Василий Агеевич Абаза. Он в феврале хотел быть, а все нет.
179. Неизвестному[471]
[Ялуторовск, апрель 1856 г. ]
У нас все благополучно. Нового ничего нет особенного. Читаем то же, что вы читаете. Бесцветное какое-то начало нового царствования. Все подличают публично и подчас целуют руку у царя. Все дико и ничего не обещает хорошего. Адресов и приказов нет возможности читать. Отличились четыре генерал-адъютанта, а Ростовцев, тот просто истощается в низости; нет силы видеть такие проявления верноподданничества. Не знаю, были ли эти сцены при Николае, – кажется, не печатались. Знаю только, что Александр I не дозволял так кувыркаться. По-моему, это упадок, и до сих пор не вижу ничего, кроме упадка. Между тем время такое, что можно бы на что-нибудь получше обратить умы…
180. H. Д. Фонвизиной[472]
[Ялуторовск, апрель 1856 г. ]
…Вопрос от министра внутренних дел был и о всех государственных и политических преступниках. Для них, я понимаю, существенную амнистию, а для нас это пуф. И, кажется, ждешь [?], чтоб из допотопных[473] возвращением воспользовались те, у которых ни родных, ни родины, то есть клочка земли уже нет. Я думаю, это отнюдь не может оскорбить правительство теперешнее. Все сроки давности прежним пропущены…
Лебедь сделал мне приятный сюрприз, послал барону к пасхе от маленькой артели 30 целковых…
181. Н. Д. Фонвизиной[474]
[Ялуторовск], 24 мая -1июня [1856 г.].
…Я так высоко перед собой, то есть перед мужчиной, ставлю женщину, что никогда не позволю себе думать, чтоб она могла быть виновата. Это изящное создание всеми обречено на жертвы, а я в этом случае хочу быть исключением. Поклоняюсь ей и буду поклоняться. Это не слова, а глубокое убеждение, в котором все сильнее и сильнее убеждаюсь…
Верный твой Jean-Jeannot.
182. H. И. Пущину
[Ялуторовск], 28 мая, понедельник, [1856 г.].
Кстати, есть к вам просьба; не откажите сделать, что можете. Авось бог поможет вам. Вот в чем дело.
В Тобольске состоялся приговор над скопцами. Между прочими приговоренными к ссылке в Туруханск – два брата Гавасины, которые в малолетстве приобщены к этой секте, не сознательно сделались жертвами и потом никаких сношений с сектаторами не имели. Мать послала в нынешнем месяце просьбу к министру юстиции. Шепните, кому следует, за этих бедных людей. Если потребуют дело в сенат, то все будет ясно. Приговоренные сидят в тюменском остроге…
У нас все обстоит благополучно. Все здоровы. Прекрасно бы сделали, если бы могли прокатиться в Тульскую губернию. Туда поехала на несколько дней Наталья Дмитриевна. Она часто ко мне пишет, с необыкновенною добротою уделяет мне свои досуги от деловых занятий.
Хлопот ей много.
Ваш покорнейший слуга Н. Балин.[475]
183. Н. Д. Фонвизиной[476]
Ялуторовск, 11 июня 1856 г.
…Спасибо большое за весточку о плачевном деле. Хорошо, что Неленька перестанет адвокатствовать, что не совсем иногда удобно. Но что же дальше! Все очень плохо, и кажется, нет исхода! Вот тут такой fatum,[477] что и ты, друг сердечный, не разгадаешь. Однако, пожалуйста, повидай Неленьку – и взгляни на простоту M. H. Прежде она этим не отличалась. Мрачно об ней иногда думается. Нелегко ей в этой драме…
Верный твой Jeaü'Jeannot.
184. H. Д. Фонвизиной[478]
[Ялуторовск], 3 августа 1856 г.
Не знаю, застанет ли это письмо Таню в Омске. Жду ее нетерпеливо, в каком бы проявлении ни явилась. Во всяком виде всегда желанная и отрадная гостья.
Почтмейстер был так любезен, что сам привез письмо и деньги. Деньги хранятся здесь, как я уже писал вчера к Степану Яковлевичу…
Погода у нас ужасная: дождь, дождь и дождь! Вместо нестерпимых жаров, которые нас мучили здесь, теперь холода. Не простудись в твоих переездах. Храни тебя бог! Целую тебя мильон раз и в глазки, и в щечки, и в губки.
Верный твой И. П.
185. H. Д. Фонвизиной[479]
[Ялуторовск], 17 сентября 1856 г.
Вот уже три дня, что мы с тобой расстались, заветный друг мой!
Пора сказать тебе несколько слов и поблагодарить Таню за записочку с первой станции. Именно будем надеяться на бога любви – он устроит один то, что настоящим образом не укладывается в голове. В одном уверен, что мы должны увидеться.
В пятницу, проводивши тебя, я долго бродил по комнатам, наполненным воспоминаниями о тебе…
Задумался об Аннушке, прочитавши в письме Марьи А., как она была, бедняжка, больна. Нетерпеливо жду, чтоб ты на нее взглянула и сказала мне словечко об ней…
Вечером к чаю собрались у меня Якушкины, Матвей Муравьев-Апостол и Евгений… Вячеслав остался ночевать. В субботу в 8 часов утра мы с ним отправились в Чернорлинский завод к Новицкому. Оба хворые, а особенно Вячеслав.
Новицкий нас обоих осмотрел и снабдил разными снадобьями. Вид мой поразил его. Он говорит, что твой юноша, на его глаза, десятью летами постарел. Хорош юноша твой!..
Я радовался хорошей погоде, думал о дорогой путешественнице.
Бок мой подживает совершенно – вчера уже не клал сала. Нога все прихрамывает. Аппетит как будто получше. Новицкий действует на печень. Завтра для развлечения начинаю принимать пилюли его…
Кажется, сбудется мое предположение, что не будут торопиться местные власти разрешить наш отъезд…
Обними крепко Аннушку и мамашу ее. Поговори мне подробнее об Аннушке. Что за болезнь была у нее? Совсем ли прошла? Одним словом, успокой меня – твое слово имеет на меня магическую силу…
Опять помеха, пришел Евгений. Просто тоска, когда нужно действовать, то есть писать. Не люблю торопиться, а приходится так.
