Инициативных людей в СССР было много, планы они составляли и предложения присылали активнейшим образом. Сталин регулярно их осаживал, как осадил кого-то из работников московского обкома при попытке составить планы эвакуации Москвы. Мол, придет время, вам скажут. Пришло время — и сказали, и организовали в считанные дни.
О чём говорят все вышеприведенные свидетельства? О том, что об эвакопланах не имели понятия НКПС, Совнарком, московский обком (чуть не сказала — Совет по эвакуации, ха-ха!) и т. д. Однако это не значит, что их не было. И в этом вопросе я более чем тенденциозна. Почему?
Представим себе, как выглядит выполнение постановления об эвакуации на конкретном заводе. Любая работа состоит из мелочей, вот и давайте попытаемся себе эти мелочи уяснить. Даже самые элементарные вещи — сколько времени в условиях войны займёт процесс добывания нужного количества досок, брезента, веревок для упаковки грузов и оборудования? Между тем очевидцы вспоминают, что на Ижорском заводе, например, станки грузили не просто так, а сколачивали ящики. А составление расписания работы автотранспорта? А режим погрузки, чтобы грузы не забивали станции? А очередность вывоза станков, запасов, оборудования, рабочих, чтобы по мере их прибытия можно было сразу налаживать производство?
Кстати, вторая очередь для Ижорского и Кировского заводов наступила осенью, 4 октября, когда уже было замкнуто кольцо блокады. При этом пять тысяч рабочих и служащих вывезли самолетами! Оборудование и остальной заводской персонал везли по железной дороге и затем через Ладогу. Эвакуация должна была начаться в тот же день и завершиться к 1 ноября, но уже в октябре на новом месте следовало развернуть производство танков с производительностью 1–2 штуки в сутки, а в декабре выпустить 210 танков KB, то есть по семь штук в сутки. Что это значит? А значит это, что порядок вывоза заводов был продуман до последнего ящика болтов и набора инструментов, чтобы на новом месте, ничего не добывая, тут же разворачивать производство. Сколько времени нужно на один лишь расчет графика вывоза танкового завода?
Однако ведь это была далеко не вся эвакуация. На восток вывозили не только «оборонку», но и другие важные заводы, оборудование электростанций, запасы сырья и готовой продукции, трактора и комбайны с МТС, продовольствие, зерно, угоняли скот. Представьте себе движение гуртов в десятки и сотни тысяч голов, которые надо кормить, а главное, поить, доить вовремя, не допустить инфекционных заболеваний. Уезжали на восток сотни вузов и научно-исследовательских институтов, вместе с сотрудниками, документацией и оборудованием, уезжали театры и киностудии.
Совершенно потрясающая вещь — эвакуация Москвы. Около семидесяти наркоматов, комитетов, главков, банков и прочих общегосударственных учреждений за один день, 15 октября, выехали в 28 городов. Если бы дело происходило в Российской империи, на этом в истории государства можно было бы ставить точку. (Это, кстати, объясняет, почему Сталин до последнего оставался в Москве — даже если в Куйбышеве к тому времени была подготовлена новая, запасная столица, все равно на отладку связи потребовалось бы некоторое время, а тогда дорог был каждый день.) То, что при данном перебазировании руководства удалось сохранить управление страной — само по себе вещь фантастическая.
И вот, наконец, итоги эвакуации, которые приводит Юрий Горьков:
«С июля по декабрь 1941 г. было эвакуировано 2593 предприятия, в том числе 1523 крупных предприятия, из которых 1360 были военные, эвакуированные в первые три месяца войны. Из общего числа эвакуированных крупных предприятий было направлено: 226 — в Полволжъе, 667 — на Урал, 244 — в Западную Сибирь, 78 — в Восточную Сибирь, 308 — в Казахстан и Среднюю Азию.
В предельно сжатые сроки было вывезено железнодорожным транспортом более 10 млн. человек и водным путем — 2 млн. человек.
За 1941–1942 гг. всего было эвакуировано 2,4 млн. голов крупного рогатого скота, 5,1 млн. овец и коз, 200 тыс. свиней, 800 тыс. лошадей.
За время войны из районов, которым угрожал захват противника, по железным дорогам проследовали около 1,5 млн. вагонов, или 30 тыс. поездов с эвакуированными грузами.
Сроки эвакуации были предельно сжаты. На новых местах в среднем через 1,5–2 месяца предприятия начинали давать продукцию»[81].
Знаете… у меня, слава Богу, не гуманитарное, а техническое образование и определенный опыт работы на заводе, и я представляю себе, как функционирует промышленность. Вывезти промышленную базу из-под носа у немцев было невозможно, поэтому Гитлер и не учел этот вариант. А вот вывезти ее без предварительного плана — невероятно.
Мы еще обратимся к тем случаям, когда решения о вывозе производства принимаются во время войны. Пока что только один отрывок из воспоминаний авиаконструктора Яковлева, где он приводит диалог с другим конструктором, Поликарповым, как раз на эту тему.
«— Что же будет дальше? — прервал молчание Поликарпов.
— Будем эвакуировать заводы в Сибирь и увеличивать выпуск самолётов, — чересчур бодро ответил я.
— Знаю я эти эвакуации, — угрюмо буркнул Николай Николаевич. — В первую мировую войну мы эвакуировали Русско-Балтийский завод из Риги в Петроград… Всего 500 километров, и то ничего не получилось. Создалась страшная пробка! Чтобы пропустить воинские эшелоны, пришлось в пути сбросить все станки вместе с платформами под откос. Так они и ржавели вдоль всего полотна железной дороги, по обеим сторонам. А тут Сибирь… Тысячи километров. Вы идеалист, Александр Сергеевич».
А что же Совет по эвакуации? Насчет этого органа у меня есть одна забавная версия, в которую хорошо вписывается и лихорадочная активность руководства НКПС по подготовке эвакуации, и «неосведомленность» Генштаба, и персональный состав Совета. Если Сталин и вправду делал ставку на вывоз из-под носа у гитлеровцев промышленной базы, то ему жизненно необходимо было сохранить эти планы в секрете от гитлеровской агентуры, которой в СССР, несмотря на все репрессии, оставалось еще достаточно на всех уровнях. А значит, надо было позаботиться о прикрытии. И в этом качестве было бы очень удобно в первые недели войны начать судорожные движения по подготовке эвакуации. Неплохо было бы и создать какую-нибудь структуру, посадить в нее людей известных и в немалых чинах, и пусть поднимают шум и развивают бурную деятельность. Задача всего этого действа — убедить Гитлера, что разговоры о вывозе заводов — не более чем болтовня. Пусть вермахт спокойно наступает главными силами на Москву, в полной уверенности, что Украина никуда не денется — а между тем под прикрытием всей этой катавасии некие люди, спокойно и без лишнего шума, станут делать дело. Пока Гитлер спохватится, поймет, что происходит, можно будет отыграть на Украине несколько сотен, а то и тысяч эшелонов.
А что тут, собственно, невероятного? Операция-то простенькая — всего-навсего небольшое количество грубо упакованной дезы. Разве наши спецслужбы такие игры закручивали?
…И это, в общем-то, всё, что можно рассказать про эвакуацию в её базовом варианте. Механизм этой беспримерной операции не изучал никто и никогда. Сказано же — гениальный экспромт, чудо, возникшее из ниоткуда, само собой, по мановению длани Кагановича и Шверника…
* * *
Так где же были планы эвакуации?
Да там они были, где и должны были быть — в мобилизационных планах.
Вот он передо мной — документ, помеченный 1928 годом, с жутко громоздким названием: Постановление распорядительного заседания Совета труда и обороны «О вывозе из угрожаемых неприятелем районов ценного имущества, учреждений, предприятий и людских контингентов» — первый нормальный советский эвакоплан (были и до него, но на звание «нормальных» не тянули). Где черным по белому написано:
«Для каждой угрожаемой зоны и каждого сектора… разрабатывается план разгрузки и отдельно план эвакуации…» И детальнейшим образом перечисляется, кто и что разрабатывает, какие структуры за что отвечают и где сходятся все нити. Забегая вперёд, скажу: эта точка схождения нитей абсолютно объясняет невнимание советских историков к процессу эвакуации и попытку представить её гениальным экспромтом. А также многое другое в предвоенной советской истории.
