Единственное, что было важным и ценным для вождя — удержать власть. В октябре это было нужно для того, чтобы примером России разжечь пожар революции, которая со дня на день грянет в Европе. В январе — для того, чтобы продержаться, пока не поднимутся остальные народы, после чего Россия займет свое место в походной колонне к прекрасному будущему. В марте — для того… а кто знает? Не вышло построить социализм во всем мире — построим здесь, за неимением гербовой пишут на простой, вообще-то говоря… А может быть, он просто собирался тянуть эксперимент, сколько сможет? «Левые коммунисты» и левые эсеры открыто говорили, что без мировой революции Россия их не интересует.

А большевики? Судя по некоторым свидетельствам и обмолвкам, они долго еще рассматривали все это как некий опыт, хоть и обреченный на провал, но результаты которого в любом случае интересны. В этой версии становится понятной и знаменитая выходка Троцкого: узнав, что Деникин приближается к Москве, он примчался в столицу и попросил дать ему кавалерийский корпус для похода на… Индию. Да и Ленин в самые тяжелые дни Гражданской войны говорил нечто вроде следующего: товарищи, вот все и кончено, берем документы на чужое имя, а что делать дальше — вы знаете.

(Любопытно: что бы сказал Ильич и как себя повел, если бы сумел заглянуть лет на тридцать вперед и увидеть, что вся эта история с революцией послужила к возвеличиванию России, причём в самом ненавистном для Ильича великорусском, имперском варианте? Не вздрагивал ли, часом, Мавзолей, когда Сталин произносил свой тост за русский народ?)

Тем не менее, Ленин собирался продержаться, сколько сможет, и действовал соответственно. Но для партии повороты вождя оказались чересчур крутыми. Партия не успевала за мыслью Ильича и была не настолько выдрессирована, чтобы просто ему подчиняться. Вскоре логика событий железными пальцами схватила большевиков за горло, вынуждая действовать не как хочется, а как надо. Но первые месяцы были весёлыми…

…Грандиозное шоу, которое устроил Ленин из последней авантюры Керенского, позволило сплотить вокруг большевиков население Петрограда, вдохнуть новые силы в их сторонников по всей стране и произвести впечатление на противников.

После провала мятежа юнкеров социалистические партии снизошли, наконец, до переговоров с большевиками. До 29 октября они были непримиримы, а сторонники коалиционного правительства группировались, в основном, в Смольном. В ЦК большевиков споры по этому поводу кипели еще 26 октября.

Позиция Ленина была простая: хотите участвовать в правительстве — пожалуйста, но только на условиях выполнения резолюций съезда, то есть большевистской программы. Финт был виртуознейший. Не зря Ленин столько лет тратил в эмиграции партийные деньги — за один только день 25 октября он их с лихвой отработал. Естественно, господа социалисты, для которых отсутствие возможности обсуждения программы убивало весь смысл работы, на такое согласиться не могли[217]. Можно было бы и послать их подальше — но за ними стоял Викжель.

Всероссийский исполнительный комитет железнодорожного союза был избран во второй половине июля на I Всероссийском исполнительном съезде железнодорожников. Соответственно моменту зарождения, из 41 одного его члена было эсеров — 14, меньшевиков — 6, народных социалистов — 3 и 11 беспартийных, сочувствующих кадетам. Базировался Викжель в Москве, но 26 октября переехал в Петроград, поближе к событиям. В тот же день на заседании съезда Советов, когда выбиралось правительство, его представитель выступил со следующим заявлением:

С тех пор самый могущественный в стране профсоюз не переставал шантажировать власти угрозой забастовки.

Большевики усиленно демонстрировали готовность к совместной работе: это не мы во вражде с русской демократией, это демократия во вражде с нами, а мы что? Мы белые и пушистые…

Действительность свидетельствовала в их пользу. Эсеры устроили против них вооруженное восстание, меньшевики 28 октября вынесли резолюцию, запрещавшую любое общение с новой властью, и призвали «Комитет спасения» вступить в переговоры с Временным правительством, Предпарламентом и прочими организациями — любыми, до которых тот сможет дотянуться — о создании нового правительства. В данном случае узурпация власти их почему-то совершенно не смущала.

Они настолько были уверены в победе, что предложили ВРК… сдаться. Взамен его руководителям была обещана личная безопасность до Учредительного Собрания, которое должно решить, предавать ли их суду. Можно представить, каким дружным хохотом было встречено это заявление!

29 октября, когда Керенский шел на Петроград, а в городе начался мятеж юнкеров, профсоюз железнодорожников родил еще одно заявление, в котором говорилось то же самое: Совнарком опирается только на одну партию и не может встретить признания по всей стране. Необходимо создать новое правительство, в котором будут участвовать все социалистические партии. Далее прозвучала уже конкретная угроза:

Викжель послал делегацию даже к Керенскому, который с удовольствием согласился на переговоры и потребовал привезти к нему представителей «Комитета спасения» — глупо не воспользоваться возможностью наладить связь с единомышленниками в Петрограде.

29 октября, когда на улицах шли бои с юнкерами, в помещении Викжеля на Садовой проходила конференция социалистических партий. Правые меньшевики, развивая принятую накануне резолюцию, внесли очередное предложение: Красная гвардия должна сложить оружие, гарнизон — подчиниться городской думе, город сдают войскам Керенского, который даст всем гарантию безопасности. После этого будет создано правительство из представителей всех социалистических партий, кроме большевиков[218]. Наезд был наглый. Социалисты по-прежнему вели себя так, словно не красные отряды ведут юнкеров в Петропавловку, а казаки осаждают Смольный.