Истории матроса Малькова
Основа основ воинского искусства — вовремя позаботиться о пропитании.
Элеонора Раткевич. Парадоксы младшего патриарха
Что было главным из свалившихся на новую власть проблем? Голод, саботаж, погромы? Да, и голод, и саботаж, и погромы, но первый и главный вопрос был все же кадровый. У них было колоссальное количество вакансий и толпа совершенно не подходящих к этим вакансиям людей. Крохотная кучка образованных деятелей находилась на самом верхнем этаже власти, а все остальные уровни надо было закрывать теми людьми, которые имелись в наличии. А кто был в наличии? Саботирующие чиновники да едва умеющие читать обитатели городских окраин. Мат-pocbi, рабочие, прошедшие солдатскую школу, и большевики с дореволюционным партийным стажем ценились выше всего — они были хотя бы относительно грамотны, организованы и знали, что распоряжения надо выполнять. Их распределяли, как хлеб в голодный год — крохотными порциями в каждое ведомство, в расчете, что вокруг них возникнут некие островки порядка.
В этом смысле показательна история Павла Малькова, матроса с крейсера «Диана». Крестьянин по происхождению, он подростком пришел в город, устроился на завод, в 1904 году, шестнадцати лет, вступил в РСДРП(б), успел поучаствовать в революции 1905 года, побывал в тюрьме. В 1911 году его призвали на флот. От чьего большого ума было решено, что матросская служба послужит к исправлению сего закоренелого смутьяна — неведомо, но уже одно это решение показывает, до какой степени были не обременены мозгами царские сановники. С 1912 года «Диана» стояла в Кронштадте, а ее экипаж принимал самое горячее и деятельное участие в событиях 1917 года.
В октябрьские дни Мальков перемещался по охваченному смутой городу, иной раз делая то, что просят, а то и наводя порядок по собственному усмотрению. Считается, что большевики, едва придя к власти, порушили свободу слова, закрывая буржуазные газеты. На самом деле первые газеты были закрыты стихийным порядком, ну, а когда есть прецедент, отчего ж его не развивать? Вот как это было…
25 октября матрос Мальков, выполнив очередное поручение ВРК, ехал из Петропавловской крепости в Смольный.
«Дело шло к утру, светать начало, по улицам бегут мальчишки-газетчики, тащат пачки разных газет: „Дело народа“, „Новая жизнь“, „Речь“, „Новое время“, „Биржевые ведомости“ („Биржевка“, как эту газету называли)… Паршивая была газетенка, черносотенная, вечно всякие пакости печатала, не раз на моряков-балтийцев клеветала. Терпеть мы „Биржевку“ не могли. Специально о ней в Центробалте[264] вопрос ставили, принимали резолюции протеста, посылали в „Биржевку“, да она их не печатала. Вынесли, наконец, решение: просить правительство закрыть „Биржевые ведомости“, как клеветническую, буржуйскую газету Только никакого проку не было. Вот об этом-то решении я теперь и вспомнил и велел шоферу ехать в Балтийский экипаж: Приехал, говорю ребятам: пора „Биржевку“ прикрыть, нечего с ней церемониться! Есть решение Центробалта. Сразу нашлось несколько охотников.
Сели мы в машину и поехали на Галерную, в редакцию „Биржевых ведомостей“. Подъезжаем, ребята выскочили из машины, встали у входов, никому ни войти, ни выйти не дают. В это время мальчишки несут последний выпуск „Биржевки“. Газеты мы у них отобрали и выбросили, а им велели убираться. Сам же я в редакцию пошел. Вхожу. Сидят несколько человек.
— По постановлению Центробалта, — говорю, — закрываю вашу газету
Они молчат, как воды в рот набрали. Одна девица начала было спорить, но я с ней и разговаривать не стал.
— Эх вы, культурные люди! В России революция началась, а вы грязную газету издаёте, клевету разводите. Брысь отсюда, чтоб и духу вашего не было!
Ну, они и кинулись кто куда…
…Когда выходил я из редакции „Биржевки“, смотрю, по соседству, в том же здании, журнал „Огонёк“ разместился. Тоже вредный журнал. Вранья в нем много было, а рабочих, большевиков так просто грязью обливал. Посоветовались мы с ребятами, решили заодно и его закрыть. Закрыли и охрану поставили, а я в Смольный поехал — доложить».
Ну, и что должны были сказать ему в Смольном? Иди, мил друг, извинись да открывай газету обратно? Глядишь, ещё и разругаться ради какой-то «Биржевки» с Центробалтом?
А 29 октября на Малькова свалилось поручение похлеще — и крыть ему оказалось нечем (разве что морскими загибами, и то про себя).
«Выполнив очередное задание Военно-революционного комитета, я вернулся в Смольный. В широких коридорах вчерашнего Института благородных девиц бурлил и клокотал, как и все последние дни, нескончаемый человеческий поток. Взад и вперед стремительно проходили и пробегали люди в простых пальто или пиджаках, в матросских бушлатах, в солдатских шинелях…
Я направился на третий этаж, где помещайся Военно-революционный комитет.
— Товарищ Мальков, минутку! — раздался за моей спиной знакомый голос. — Ты-то мне и нужен.
Я обернулся. Передо мной стоял председатель Военно-революционного комитета Николай Ильич Подвойский.
Невольно вытянувшись (как-никак без малого шесть лет царской службы матросом на флоте не шутка!), я отчеканил:
— Есть Мальков, товарищ Подвойский!
— Вот и хорошо, товарищ Мальков, что встретились. Я как раз сейчас велел тебя разыскать. Решено назначить тебя комендантом Смольного. Принимай дела — и за работу!
Я опешил.
— Позвольте, Николай Ильич, ну какой из меня комендант? Я же простой матрос, дела этого я не знаю, не сумею. Тут ведь опыт нужен. Комендант Смольного! Шутка ли?!
Решительно, сверху вниз взмахнув рукой, как бы отрубая, отбрасывая мои возражения, Николай Ильич перебил:
— Сам знаю, что быть комендантом Смольного не шутка. И что опыта у тебя подходящего нет — тоже знаю. Только у кого же из нас есть этот самый опыт? Думаешь, я всю жизнь войсками командовал? Никогда не командовал, а теперь командую — надо! Раз тебя назначаем, значит, доверяем, вот и оправдывай доверие. А опыт придется на работе наживать. Главное — помни, что ты не простой матрос, а большевик и любое задание партии должен выполнить…»
Как минимум, в ближайшие двадцать пять лет многие назначения в Советском Союзе проводились именно так. А что делать? Кто подскажет альтернативный способ при том положении с кадрами?
Итак, с чего должен начать комендант? Сперва, наверное, наладить охрану, ибо по «штабу революции» шлялся кто угодно. У главных дверей стоял караул, а что до прочих входов — так их не то что не охраняли, но и не подозревали иной раз об их наличии.
История первая. Как из «штаба революции» классных дам выселяли
«Вернувшись 29 октября с телефонной станции, я взялся было за расстановку постов, только куда их ставить и в каком порядке, сам чёрт не разберёт… Решил я, чтобы получше разобраться, обойти все посты. Пошел по зданию: чудеса, да и только. Смольный делится на две части: Николаевская, меньшая, и Александровская, большая. В Николаевской разместились Совнарком, ВЦИК, ВРК и прочие советские учреждения, Александровская лее, оказывается, занята старыми классными дамами Смольного института благородных девиц, бывшими воспитательницами да несколькими институтками, по той или иной причине застрявшими в институте… Далее старая начальница Смольного, водившая дружбу с императорской фамилией, тут же. Комната ее чуть не по соседству с Совнаркомом и Военно-революционным комитетом. Заглянул в подвал — час от часу не легче! И там полно жильцов: старая прислуга Смольного, швейцары, судомойки, прочая публика…
Ходил я, ходил по Смольному, как вдруг во дворе, возле одного из входов Александровской половины, встречаю двух офицеров. Оба расфранченные, усы напомажены, одеколоном за версту разит. Я к ним:
— Откуда такие взялись? Пропуск!
Они остановились. Один, помоложе, окрысился было, да старший его за рукав дёрнул: не связывайся, мол, с матросом шутки плохи.
Предъявляют пропуска, все чин по чину: печать, подпись.
— Кто, — спрашиваю, — пропуска вам выдал? К кому? По какой надобности?
Младший опять сорвался:
— А тебе, собственно говоря, зачем об этом знать? Ты-то кто такой? Пропуск тебе предъявили, и хватит. Проваливай, откуда пришёл.
— Ах, вы так, ваши благородия! Ну что ж, познакомимся. Я — комендант Смольного, а вот кто вы такие, сейчас разберёмся. Не пожелали добром говорить, не надо. Марш в семьдесят пятую комнату, там выяснят, что вы за птицы…
С господ офицеров вся спесь мигом слетела. Семьдесят пятая комната Смольного института, где помещалась Следственная комиссия, с первых дней революции приобрела грозную славу среди буржуазии, офицерья и прочей подобной публики. Младший из офицеров совсем растерялся, залопотал что-то несуразное, а старший пустился в объяснения:
— Позвольте, господин комендант, позвольте! Это же просто недоразумение. Зачем в семьдесят пятую? Извольте, мы все объясним. Тут, видите ли, вопрос интимный, для чего же шум поднимать? Мы с поручиком, так сказать, с визитом к знакомым дамам. Они, знакомые то есть, и пропуска нам получили.
Я опешил.
— К дамам? Это к каким же дамам? Уж не к воспитательницам ли? Так там самой молодой лет за пятьдесят, наверное. Что у вас с ними за дела? Не кругло, господа, получается.
— Зачем же к воспитательницам? Мы, с вашего позволения, к собратьям, пардон, к сестрам по оружию, в штаб ударниц. Там, разрешите доложить, замечательное общество. Усиленно рекомендую обратить внимание, господин комендант. В случае чего почту за честь лично рекомендовать. Слово офицера — не пожалеете!
Ах ты, думаю, собачий сын. На свой похабный аршин меряешь! Отобрал у офицеров пропуска, выгнал их со двора и пошел проверять, что еще за штаб ударниц такой объявился в Смольном.
Оказывается, в нижнем этаже Александровской половины действительно разместился штаб женских ударных батальонов. И как я раньше не обнаружил? Девицы там подобрались одна отчаяннее другой. Называется штаб, а на деле сущий притон».
