Литмир - Электронная Библиотека

Взять Амбу с собой в паб я не мог, а потому выдал ей немного денег на картошку с рыбой и сказал «сгинь». Затем вошел в первый зал бара. Уютная запущенность – круглые деревянные столы, в застарелых пивных пятнах и шрамах сигаретных ожогов, простые засиженные до блеска стулья. Бескозырки и морская всячина на стенах. За барной стойкой красовался штурвал, явно снятый с настоящего корабля. Простой старомодный кабак, обжитой простыми старомодными людьми.

Я спросил хозяина о кукольном представлении; он прервал полировку сверкающей стеклянной кружки и указал на двойные двери в задний дворик. Будь этот дворик чуть поменьше задрипан, он, пожалуй, заслужил бы названия террасы. Стулья уже расставили, и между рядов скакали чайки.

– Представление должно быть первостатейное, – сказал хозяин, заметив мой интерес.

Я кивнул.

– О да, если вам этакое по вкусу, то зрелище и впрямь поучительное. Интересный такой подход.

Я вскинул брови.

– О нет, не поймите меня неверно, сэр. Все очень традиционно. Старые излюбленные сценки. Ничего сверхавангардного. Завсегдатаи не терпят этих – как бишь их зовут – «современных трактовок», вроде тех, что в Суонси.

Я скроил вежливую гримасу:

– Лучше, чем в старину, не сделаешь.

– Вашими бы устами да мед пить, сэр.

– Когда ребенка выкидывают из окошка, я жду, что явится полиция, а не соцработники.

– Вот это вам тут и покажут. Хотя, – добавил он, – мистер Дэвис и не динозавр какой-нибудь. Есть у него и пара своих трактовочек, но не так, чтоб все это вам в морду совать, извините за выражение.

Я взялся за кружку.

– По-моему, пора идти – занять местечко получше.

– Очень мудро. Через четверть часа останутся только стоячие.

В последний момент он окликнул меня и, заговорщически перегнувшись через стойку, прихватил меня за лацкан:

– Вижу, вы, сэр, человек как будто азартный, так что стоит вам кое-что знать… – Он подтянул мое ухо поближе к своим губам и прошептал: – Мы тут после представления на втором этаже поигрываем потихоньку. В «Месье Блюэ».

– Месье кого?

– Блюэ. «Месье Блюэ говорит "Пастернак"» – это застольная игра такая.

Я кивнул.

Он осторожно огляделся и добавил:

– По ллавихангел-и-крейтинским правилам: чтобы сесть за стол – блюешь, чтобы встать – блюешь два раза.

К 8.15 в зале было три зрителя, включая меня. Остальные двое – престарелая чета, седые, морщинистые и трясущиеся, как желе. Бармен соврал, впрочем, я ему сразу не поверил. По костюму Дэвиса было видно, что аншлаги случаются не каждый день. Даже в Суонси никто не разбогател на кукольных спектаклях. Мечта увидеть свое имя большими красными буквами на стенке летней эстрады так и оставалась мечтой из того же драного лоскутного мешка пустых упований, что вот уж больше ста лет наполнял вагоны второго класса до Шрусбери.

* * *

Дэвис начал, едва перевалило за 8.30. Окинув быстрым взглядом пустые места, он нацепил личину невозмутимости и прошествовал за полотняную ширму. Через несколько секунд раздались писклявые голоса. Я задумался о жизни Дэвиса. Мне была неизвестна игра «Месье Блюэ говорит „Пастернак“», но я знал уйму подобных и представлял, что они делают с людьми. Спустя десять минут после начала престарелая чета удалилась, Иоло мужественно продержался еще десять минут и закруглился. Представление было очень заурядное, но отнюдь не такое безнадежное, как могло быть; по крайней мере, раешник выказал некоторую сноровку. Ближе к концу он даже пустился на какую-то экспериментальную трактовку – изобразил ни разу не. виденную мной сцену: полицейский подбрасывает фальшивые улики против мистера Панча. Явный, хоть и никчемный до убожества, отголосок собственной участи Иоло.

Когда спектакль окончился, я зааплодировал медленно и нарочито. Иоло потребовалось пять минут, чтобы собрать вещи, сложить кукол и появиться из-за ширмы. Я аплодировал не переставая, и он поднял взгляд на меня.

– Измываешься?

– Меня зовут Луи.

– А я спрашивал?

– Думал, захотите знать.

– Что тебе надо?

– Информацию – про Дая Мозгли.

Он замер и огляделся по сторонам.

– Оставь ты меня в покое.

– Всего пару слов.

– Зачем тебе надо про него знать? Он ведь умер, так?

– Я хочу знать – почему?

Иоло прищурился:

– Ты кто?

– Я – Мозгли, родственник.

– Не ври.

– Я частный сыщик, расследую его смерть.

Он повернулся уходить.

– Послушайте! – торопливо сказал я. – Это займет всего несколько минут, и я смогу вам помочь.

Дэвис фыркнул:

– Ишь куда замахнулся!

Я попытал последний гамбит:

– Думаете, с вами поступили честно?

Он горько рассмеялся:

– А какая разница?

– Уделите мне всего несколько минут.

Иоло Дэвис отправил в рот последний ломтик жареной картошки, смял обертку и выбросил в окно машины. Затем повернулся ко мне – свет уличного фонаря посеребрил контур его лица.

– Что тебе известно?

– Я знаю, что Мозгли работал над чем-то по Кантрев-и-Гуаэлоду; знаю, что вскоре после того, как сдал сочинение, исчез; знаю, что ребятишки болтают, будто бы он наткнулся на какое-то крупное дельце и это не понравилось учителю валлийского. Знаю, что Лавспун планирует вернуть земли Кантрев-и-Гуаэлода и перевезти туда группу паломников в Ковчеге. Знаю, что еще трое ребят, которые списали сочинение, погибли, а один пропал без вести. Я предполагаю, что они убиты, потому что списали сочинение у Мозгли и обнаружили то, что обнаружил он. Я знаю, что вы примерно в то же время потеряли работу. И догадываюсь, что вас наказали за помощь Мозгли.

Старый музейщик вытер жирные пальцы о штанины и с восхищенной нежностью покачал головой, вспоминая ученость Мозгли. Голос его сделался печален и отстранен.

– Эта штука про Кантрев-и-Гуаэлод была гениальной. Слов других не подберешь. Знаешь, это он все сделал. Весь проект Исхода и постройки Ковчега и заселения земли – все Мозгли придумал. Он в Музее подолгу просиживал – в архивах в основном. Хотел поднять школьное сочинение на такие высоты, о которых люди и не мечтали. Была у него мысль, что сочинением можно мир перетряхнуть. То есть вроде как компенсация за больную ногу. А все ж таки и еще кое-что. Он сказал как-то, что может потягаться с судьбой и поставить ее на колени. – Дэвис невесело рассмеялся. – Знаю, когда я это говорю, кажется, что все это чепуха на постном масле, но послушал бы ты его… ты бы просто… Вот ведь смешная штука – выглядело, словно так и надо.

– Но ведь не мог же он в самом деле найти это пропавшее царство Железного века?

– Этот мальчик мог все. Знаешь, как его отыскал? Через триангуляцию. Расставил по всему берегу – там, где люди говорили, что слышали призрачные колокола, – записывающие устройства; потом проанализировал допплеровское смещение в частотах, потом чего-то все складывал – я понятия не имею чего, – а потом протриангулировал местоположение колоколов. Поверить нельзя. И это всего лишь начало. Потом он при помощи эхолотов сделал карту местности и вычертил схему осушения. И на десерт – спроектировал Ковчег.

– Не пойму как-то, а в чем он провинился? Я думал, Лавспун в восторге от этой идеи. Он что, пытался присвоить себе мальчишкину славу?

Иоло покачал головой и вздохнул:

– Кантрев-и-Гуаэлод тут ни при чем. Само собой, Лавспун был в восторге от проекта; он велел оказывать Мозгли всяческое содействие. Не то чтоб оно тому требовалось. Но как-то однажды мальчишка сменил курс. Ни с того ни сего. Пришел – глаза блестят, да так безумно, что даже сильнее, чем раньше. Начал работать в совсем другой секции Музея. Сказал, что у него новая идея, что он на пороге шедевра.

– А учитель валлийского это не одобрил?

– Паренек мне велел ничего не говорить Лавспуну – это, мол, сюрприз. Но учитель все равно прознал.

24
{"b":"136199","o":1}