В спальне Вивьен затушила сигарету.

– Ну что ж, пора в путь, – сказала она, дрожащими руками расправила юбку на кринолине, которая вздымалась вокруг нее, как шатер, и посмотрела на Дилайлу. – Я похожа на невесту?

Дилайла никогда раньше не видела, чтобы Вивьен так волновалась. Она ободряюще улыбнулась:

– Конечно, похожа. Ты такая красивая! – Это была чистая правда. Невесты всегда красивы. – У тебя есть что-нибудь новенькое, что-нибудь старое, голубое и напрокат взятое? – спросила Дилайла. Невесты всерьез относятся к этой ерунде: голубым подвязкам, старым шнуркам, чужим носовым платкам и тому подобному.

– Глупые суеверия! – отрезала Вивьен, поправляя фату.

– Ничего подобного. Ни одна уважающая себя невеста не выходит без этого замуж, – уговаривала ее Дилайла. – Слушай, возьми мои часы. – Она расстегнула кожаный ремешок и протянула подруге «Таймекс» – мамин рождественский подарок. – А как насчет чего-нибудь нового?

Вивьен задумалась, наморщив лоб.

– У меня новое белье. Кстати, оно голубое.

– Прекрасно. Осталось только что-нибудь старое.

Они сосредоточенно замолчали, потом переглянулись и заулыбались.

– Гарольд! – воскликнули они в один голос и громко рассмеялись.

– Нужно непременно сфотографировать тебя, когда ты выходишь из дома, моя дорогая. – Чуть ли не прыгая через ступеньки, Синтия, одетая в лиловый костюм, обогнала подружек невесты. – Только подумай: ты вернешься сюда, уже не будучи старой девой. – И она счастливо улыбнулась.

– Мама! – сердито одернула ее Вивьен, стараясь протиснуться между горшками с геранью. Пенни и Джинни, очень гордые и важные в своих абрикосовых платьях и с абрикосовыми же лентами на головах, следили за ее юбкой, не давая ей волочиться по полу. – Никакая я не старая дева. Я одинокая, обеспеченная, привлекательная женщина лет тридцати.

– Неважно, – прочирикала Синтия, настраивая фотоаппарат. – В годы моей молодости таких женщин, как ты, называли старыми девами.

– Таких женщин, как я… – взревела Вивьен.

– Улыбнитесь!

Блеснула вспышка, увековечив для потомков незабываемую картину: невесту и ее подружек. Эту фотографию Вивьен будет хранить долгие годы, пока краски не поблекнут, превратившись в бледно-желтые, а уголки снимка не начнут загибаться. Когда-нибудь Вивьен достанет ее из верхнего ящика в шкафу, чтобы показать своим детям, а потом и внукам, которые будут весело смеяться над забавными нарядами и глупыми выражениями на лицах бабушки и ее подруг. На фотографии будут все: прищурившаяся на ярком солнце Хилари, Гермиона и Гарриет, втиснутые в платья, которые натянулись на них, словно атласные воздушные шарики; пухнущие от гордости и сжимающие в руках букеты Пенни и Джинни; и сама Вивьен, с гордо поднятой головой и с тревогой в глазах.

Гости еще съезжались в церковь, когда появился «Роллс-Ройс».

– Не желаете свернуть в сторону и подъехать снова, мадам? – спросил шофер, глядя на Вивьен в зеркало заднего вида. Пенсионер из Эппинга, бывший водитель автобуса, он очень старался говорить красиво. Пожалуй, слишком старался.

– Пожалуй, да, – согласилась Вивьен, вертя в руках свой букет и глядя на Дилайлу. На заднем сиденье «Роллса» сидели только они. Отец Вивьен умер, когда она была еще подростком, и теперь она вежливо отклонила предложение дяди Джорджа «сбыть ее с рук». «Сбывают с рук старые шмотки, а не тридцатипятилетнюю женщину», – прокомментировала Вивьен. И она решила, что поедет в церковь с матерью, а к алтарю пойдет одна. Но в последний момент передумала и попросила Дилайлу поехать с ней в «Роллсе», спровадив недовольную Синтию в «Бентли», к подружкам невесты.

– Как дела? – спросила Дилайла, откинувшись на мягкую спинку кожаного сиденья.

– Немного волнуюсь, – ответила Вивьен, барабаня пальцами по панели из орехового дерева. Ей чертовски хотелось закурить.

Дилайла ободряюще улыбнулась:

– Успокойся. Это обычный предсвадебный мандраж, бывает у всех невест. – Может, не у всех он такой сильный, подумала Дилайла, глядя, как пальцы Вивьен отбивают частую дробь.

– Да, похоже, – пробормотала Вивьен. Она не была в этом уверена.

Дилайла выглянула в окошко. Солнце скрылось за тучкой, заморосил дождь. Шофер повернул направо. Они снова подъезжали к церкви, и Дилайла увидела спешивших по тропинке последних гостей. Когда «Роллс» подъехал ближе, в одном из них она узнала Сэма, одетого в выходной костюм. Он шел в обнимку с загорелой блондинкой. Дилайла потрясенно смотрела в спину Сэма. Кто она такая, эта девица, интересно знать? И с чего это Сэм притащил ее сюда? Дилайла с удивлением осознала, что ревнует Сэма к этой девице.

– Прибыли, мисс. – Шофер выключил зажигание и вышел из машины. Открыл заднюю дверь рукой в белой перчатке. Первой выбралась Дилайла, постоянно думая о Сэме и его спутнице, и в растерянности наступила на подол своего платья с разрезом. Ткань порвалась. «О черт!» – пробормотала Дилайла. Только этого не хватало. Она нагнулась, высвободила пострадавший подол и стала ждать, когда появится Вивьен. Но Вивьен не появлялась.

Дилайла заглянула в салон. Никакого движения. Вивьен словно приросла к месту, превратившись в неподвижный ворох голландского атласа и воздушного тюля цвета слоновой кости.

– Что случилось? Дать тебе руку? – спросила Дилайла, сунув голову внутрь.

Лицо Вивьен стало такого же цвета, как ее фата.

– Я не могу туда идти.

– Что?

– Я не могу туда идти. Я передумала.

Сердце Дилайлы бешено заколотилось.

– Вивьен! – воскликнула она, стараясь не поддаваться панике. – Но все уже собрались. Подружки невесты, гости… и Гарольд.

– Именно. Вот поэтому я и не могу туда идти. Я не хочу выходить замуж за Гарольда.

Лицо Вивьен пошло красными пятнами, по тщательно наложенному макияжу скатилась крупная слезинка.

Дилайла остолбенела. Господи, да она плачет! Видимо, Вивьен не шутит.

– Ты уверена, что не хочешь выходить замуж? – Дилайла предприняла последнюю попытку.

Вивьен кивнула, вытирая потекшую тушь фатой.

– Уверена.

– Видимо, сейчас не время спрашивать, почему?

У Вивьен задрожали губы. Она покачала головой и захлюпала носом.

– Ну что ж, значит, так тому и быть, – объявила Дилайла, стараясь вести себя трезво в столь сложной ситуации. Что толку рыдать над убежавшим молоком. Сжав руку Вивьен, она улыбнулась: – Знаешь, это еще не конец света.

Вивьен сглотнула слезы.

– Знаю, но кто-то должен сообщить Гарольду.

Дилайла похолодела. Кто-то? Но ведь рядом никого нет. Все уже в церкви.

– Ты хочешь сказать… – Она в ужасе уставилась на хлюпавшую носом Вивьен. – Я не осмелюсь… Нет, ты не можешь…

Но Вивьен могла. Этим «кем-то» должна была стать Дилайла.

– Что она сказала? – взревел Гарольд, и лицо его побагровело.

Дилайла выдержала паузу, прокашлялась и наклонилась к самому его уху.

– Она сказала, что передумала, – отчетливо прошептала она в слуховой аппарат, стараясь не встретиться взглядом ни с Гарольдом, ни с гостями, которые перестали болтать и с подозрением уставились на Дилайлу.

– Она меня доконает, – взревел Гарольд. – Передумала! Она не может передумать. Мы же женимся. Посмотри! – И он указал на скамейки, где сидели гости. Те, кто оказался ближе всех к Гарольду и Дилайле, в беспокойстве зашептались и тут же стали передавать новость дальше. И вскоре ряды гостей превратились в волнующееся море разноцветных шляп, крутившихся из стороны в сторону.

Дилайла вздохнула. Гарольд ничего не понял.

– Но Вивьен не хочет выходить замуж, – громко объяснила она, стараясь перекричать звуки «Свадебного марша» Мендельсона. Органист усиленно жал на педали, стараясь заглушить поднявшийся возбужденный шумок.

Гарольд впился в Дилайлу цепким проницательным взглядом.

– Ты хотя бы отдаленно представляешь себе, сколько я вбухал в эту свадьбу?