Тёмный коридор освещался только дрожащими бликами факелов. Шелест одежд и мерный стук посоха об пол позвал Хранителя под пыльные своды разрушенного крыла. Сверху сорвалась стая серых птиц и протяжными криками умчалась вдаль. Лиалин вздрогнул от неожиданности, но заставил себя успокоиться и осторожно постучал в единственно уцелевшую дверь. Дверь тихо скрипнула и подалась внутрь. Лиалин недолго думая вошел, старец склонился над огромной книгой, лучинка тревожно затрещала, откидывая на толстые страницы неверный свет. Перо снова и снова обмакивалось в изящную чернильницу из черного серебра и опускалось на белоснежные листы. Старец даже не поднял головы, хотя Лин был уверен, он его заметил. В крошечной (если такие вообще есть в Башне Хорса) комнатке оказалось на удивление тепло, однако огня, кроме той лучинки, Лин не заметил. На полках стояли и лежали толстые и тонкие тома в кожаных переплётах с металлическими тиснениями букв. Хранитель провел по ним пальцем, оставляя за собой на приличном слое пыли неровную полосу, и склонился над старцем. «Он склонился надо мной и ждал ответов. Бирюзовые глаза горели отнюдь не привычной добротой. Он знает многое, но желает знать ещё больше… Имеет ли он на это право?»… — вывела на бумаге старческая рука. Лин узнал эти строки, эти страницы… Он уже видел эту книгу. Тогда — в будущем… Хорс пустил его порыться в «сокровищах» своего подвала. В дальнем углу на крытой полке валялась куча тряпок. Из чистого любопытства он разгреб её и обнаружил под стеклянным колпаком древнюю книгу с изрублено твердой обложкой и обожженными страницами, повествующую о Великой Битве Целителей. Нет не эту, то была копия, единственная копия книги судеб. Настоящую книгу судеб не видел никто с тех пор, как умер Ситомир. В копии же и половины не было того, что таила в себе книга судеб….

— Думается мне, что имею, — Лин хотел сказать что-то иное, но получалось только то, что он уже когда-то прочитал. Хранитель глубоко вздохнул, приводя мысли в порядок. С тех времен сохранилось несколько летописей с описанием событий тех — этих- времен, так почему они не могут вписать его имя в анналы своей истории. Только, если помнится, тот Целитель погиб, отдав свою жизнь его бабке…Зоре то есть…Значит, это я…Что ж… Так тому и быть! Вот только…

— Зачем ты отпустил Леда, Ситомир?

Старец отпустил перо и взглянул на Хранителя, и была в его взгляде мудрость веков. А перо не упало. Оно замерло. И стоило старцу заговорить, как на бумаги сами собой начали проявляться слова.

— Очень скоро свершится судьба нашего народа — я это чувствую, а такие речи могут навести смуту среди волотов и обречь нас на поражение. Поверь, Целитель, иногда лучше сразу избавиться от одного пальца, чем в надежде излечить его потерять всю руку. — странные тени плясали на его лице, и Лин не мог понять, то ли он издевается, то ли грустит…

— Куда он направляется? — процедил сквозь зубы Хранитель, злясь на себя, что книгу не дочитал, злясь на старца за его всезнающее молчание, но больше всего злясь на Леда, на его ненасытный битвами нрав!

— В низину между Лаазэлем и Тарсиром — гаванью. Там собираются армии Ния и Яссы, — старец что-то вписал в книгу и вновь поднял на Лиалина выцветшие от времени глаза.

Лиалин судорожно вцепился в край стола. Серебряная чернильница дрогнула и едва не опрокинулась — старец успел вовремя поймать.

— Они же там все погибнут! Все! До единого! — он отшатнулся от старца и схватился за голову. — Как я мог забыть! Ситомир, там ловушка!..Ловушка будет! Понимаешь, холмы — это не холмы! Их перережут, как цыплят! Надо предупредить Зирфу! Ситомир…

Явно не одобряющий затею и, твердя, что нельзя вмешиваться в течение времени, старец все же оторвал от страницы полоску, быстро начертал на ней несколько слов и, свернув трубочкой, крепко привязал шелковой нитью к лапке крупной вороны. Птица внимательно вслушивалась в распевные слова старого Повелителя и, тихо пророкотав, словно говоря, что всё поняла, сорвалась с руки и исчезла в окне.

На площади громко ржал и бил копытами могучий конь, черные глаза его полыхали огнем. Лед закрепил на седле перевязь с боевым топором. Перекинув через круп скакуна двойной мешок со всем необходимым, он взглянул на гаснущую вечернюю зарю. Скоро можно будет покинуть эти позабытые даже врагами обломки. Красноватый свет заходящего второго светила высветил все до единой раны некогда прекрасной Башни. Лед потуже затянул подпругу. Никто, ни один не пошел с ним — побоялись Радогоста! Здесь и охранять-то нечего! Все бои — на равнинах! Лед глухо зарычал от переполнявшего его гнева и рывком скрепил фибулой с самоцветными каменьями у шеи затканный красным золотом плащ-полотнище.

— Если я попрошу тебя передумать? — рука Хранителя просяще легла на покрытое бронёй плечо друга.

— Я не останусь! Это мой выбор! Я чувствую, что нужен на равнинах! — Повелитель стряхнул ладонь Лина, но тут же смягчился. — Прости мне мой гнев. Я бы хотел быть с тобой, но остаться не могу, тебя же не пустят со мной Зоря и Ситомир. Так что… — Лед надел на голову сфероконический шлем с бармицей — кольчужным полотном, прикрывавшим шею и голову сзади и по бокам. Нижний край шлема, стянутый обручем, украшали рубины и золото.

— Скоро нам понадобится защитник, — сделал ещё одну попытку удержать друга в крепости Лиалин.

— Здесь полно защитников! К тому же Немиза поправляется. Да и сам ты жару задаешь — будь здоров! — Лед по-братски потрепал светлую голову Хранителя и, поддавшись внезапному порыву чувств, сгрёб его в свои железные объятья.

— Вот возьми, — Лин дрожащими пальцами стянул с себя пластинчатый перстень с солнечной огненной символикой. — Держи его всегда при себе, мыться будешь — не снимай!

Повелитель со скрытой улыбкой повертел красивое колечко — ладно бы на мизинец налезло… Налезло! Легко! Лед с изумлением взглянул на чудо-колечко, и в свете почти померкшей зари оно полыхнуло неощутимым пламенем.

— Пора мне, — произнес он, задумчиво гладя неожиданный подарок, — Может, свидимся? Когда-нибудь потом…

— Обязательно! Ты только в низину к Лаазелю не спускайся. Лучше попытайся пробиться к Башне Живы. Им очень помощь нужна.

Лед поднял на Хранителя темный взгляд и вдруг просиял, поняв, что означали его слова. Ну что за чудный парень! Проверив в ножнах побывавший во многих битвах меч и подхватив тяжелое стальное копье, вскочил на коня, сверкнув украшенными червлёным золотом щитками на запястьях и локтях.

— Зря ты так вырядился, — Лин поднял с земли довольно лёгкий обтянутый бычьей кожей миндалевидный щит и подал его Повелителю. — Будешь знатной добычей. За тобой станут охотиться уже ради твоего всеоружия!

Лед довольно и вызывающе встряхнул головой. Скрипнули открывающиеся ворота.

— Вот и пусть попробуют отнять! — коснувшись напоследок плеча Хранителя, он хлопнул своего скакуна по боку у седла. Конь ударил копытами и сорвался с места, разделяя друзей на века…

Огромный горбатый старик в задумчивости склонился над помятой картой. Выиграть сражение у Яссы в честном бою, как ни крути, возможным не представлялось. Ловушку бы… Шкура, завешивающая вход, дернулась и откинулась. В проёме показался один из его полководцев. Ний метнул на воина злющий взгляд и потянулся длинной волосатой лапой-рукой к огневидному бичу, лежащему рядом на столе.

— Правитель, не бей! — в ужасе закричал тот, закрываясь руками. — Я принёс Тебе это!

На карту бухнулась дохлая ворона, из груди её торчал обломок тёмной стрелы.

— Надсмехаешься! — в гневе взревел Ний. Пламя в очаге полыхнуло и отразилось зубчатом венце Правителя.

— Взгляни на её лапу, господин! Это ворона Ситомира! — воин дрожал всем телом, не в силах ни сдвинуться, ни отвести взгляда от пылающих очей грозного старика.

Ний длинным пальцем перевернул подстреленную птицу и увидел выкрашенный в серебро один коготок. Его внимание привлёк крошечный свиток, перетянутый шелковой нитью. С потрясающей ловкостью он развязал мизерный узелок и развернул послание. Вечно злой взгляд наполнился истинным восхищением.