Джефф продолжал:

— В этом все дело. Ты заснул, тебе приснилось. Не обращай на них внимания. Скотт перепугался, это понятно. Я тоже пугаюсь, когда она начинает искать баранью ногу в гардеробе.

И несколько дней Курт провел дома. Он с неохотой принял теорию Джеффа. В воспоминаниях о том, как он дважды видел девочку, не было расплывчатости, пробуксовки времени, свойственной снам, но Курт знал, насколько сны бывают обманчивы. У него и прежде путались сны с реальностью; врачи говорили, что это не такая уж редкость. Было что-то от кошмара в тревоге, которую он испытал оба раза, когда увидел ее. Он боялся, что у него все еще продолжают появляться такие провалы в сознании. И не понимал, удалось ли ему преодолеть проблемы со сном в последние несколько лет. Часто ли виденное во сне он запоминал как явь?

Оставшись дома, он вспомнил о своем забытом уже решении. Надо найти работу, где он не будет отрезан от людей и где не будет чересполосицы дежурств. Он устал прятаться от жизни в «Зеленых дубах». Ничего хорошего это ему не дало.

Теперь Курт дежурил по ночам с Гэвином. Гэвин, как и Курт, не был свойским парнем — пиво пить не ходил, камеры на женские груди не нацеливал, держался тихо и каждый вечер отправлялся домой к жене. Гэвин выглядел так, как будто солнечный свет никогда его не касался. Волосы у него были светло-рыжие, кожа — молочно-белая. Неподвижным взглядом голубых глаз он напоминал Курту Джерри Ли Льюиса.²⁷ На лице его, казалось, вот-вот выразится страшная ярость или ядовитая насмешка, но ни то, ни другое окончательно не проявлялось. Курт ни слова от него не слышал до первого вечера, когда они остались дежурить вместе, — тут он заговорил, и говорил много. Курт подумал, что Гэвин, наверное, старается ради того, чтобы его не клонило в сон. Но тихий, едва слышный голос Гэвина был слабым возбуждающим, и за время первого ночного монолога голова у Курта дважды падала на грудь. Этот же монолог с минимальными тематическими вариациями продолжался и все последующие ночи. Гэвин мог говорить часами. Курту еще не приходилось переживать подобные ночи. Время между часом и четырьмя тянулось как будто сутками и сутками. Сколько бы ни расхаживал Курт по автостоянке и коридорам, он знал, что Гэвин дожидается его в дежурке, дабы продолжить тихую, медленную пытку.

У Гэвина была одна тема, одна страсть, одно негаснущее увлечение — «Зеленые дубы».

Курт узнал, что Гэвин работает в «Дубах» с самого открытия в 1983 году. Он, видимо, считал себя куратором центра — хранителем его истории, обметателем пыли с его артефактов. Иногда он изрекал: «Я знаю все его секреты», — и Курт, сжимая в кулаке шарик фольги, понимал, что со временем тоже их все узнает, а еще понимал, что ни одного из них знать совершенно не нужно.

Курт узнал, что «Зеленые дубы» были одними из первых в новом поколении торговых центров Англии — не путать с первой волной старого поколения «Арндейлов» и «Булл-Рингов»²⁸ (кстати, известно ли ему, сколько «Арндейлов» в Соединенном Королевстве?). Он узнал, что «Зеленые дубы» первый, построенный в промзоне, вдали от городского центра, и до сих пор, занимая 135 000 квадратных метров, остается самым большим в стране. Он узнал, что в предрождественскую неделю его посещают в среднем 497 000 покупателей. Он узнал, что 19 пассажирских лифтов могут перевозить одновременно 350 посетителей. Узнал, что в любую субботу неквалифицированные рабочие составляют только шесть процентов от общего числа посетителей. Он узнал, что перед строительством с территории бывшего газового завода было убрано 100 000 кубометров отходов и загрязненной земли. Он узнал, что в «Зеленых дубах» 19 километров служебных коридоров, и, совсем уже обалдев от цепенящей скуки, с изумлением услышал, что Гэвин однажды ночью прошел все эти 19 километров, снимая экспедицию на видео. Сколько раз потом в нескончаемые ночи Курт воображал, как Гэвин и его оцепенелая жена четыре часа просматривают этот серый коридорный фильм и в излюбленных местах Гэвин останавливает картинку, сопровождая ее комментариями.

Иногда Гэвин говорил о «Зеленых дубах» так, словно они были живыми. Словно сталь, стекло, бетон и люди соединялись в нечто большее, почти заслуживающее поклонения. У него были первоначальные строительные чертежи, фотографии, запечатлевшие изменения, переоборудования и обновления. Он напряженно думал о том, чтобы в ближайшее время поместить все это для обозрения в атриуме. Курт догадывается почему? Нет, не догадывается, потому что немногие знают, что в октябре 2004 года «Зеленым дубам» исполнится 21 год. Потому что немногие считают, что день его рождения следует отметить. Немногие знают все его секреты.

Лиза сидела в кресле Кроуфорда и не ожидала ничего хорошего от следующего получаса. В дверь постучали, и вошел Стив, переменчивый любитель легкой музыки. Человека, хуже сочетающегося с его любимым жанром, трудно было себе представить.

Стив. Лиза, хочешь со мной сейчас поговорить?

Лиза. Да, Стив. Попрошу Майка подменить тебя за прилавком.

Стив. Это про то, что случилось позавчера?

Лиза. Да.

Стив. Хорошо, хорошо. Дай мне взыскание или еще что, я со всем согласен. Я не хочу потерять работу. Я работаю, я стараюсь. Я нормально веду секцию, но некоторые люди, Лиз, они играют с нами, понимаешь меня? Они издеваются.

Лиза. Знаю, знаю. Но, по-моему, ты не должен принимать это так близко к сердцу.

Стив. Это первый такой случай.

Лиза. И да и нет. Да, ты действительно ударил покупателя впервые, но отнюдь не впервые позволил себя спровоцировать.

Стив. Я его не ударил. И пытался объяснить это чертову подлецу, когда он орал, что на него напали. Я сказал: «Братан, если бы я на тебя напал, ты бы это почувствовал».

Лиза. Послушай, Стив, послушай. Мы можем говорить о происшествии до завтра, но давай согласимся с самого начала: это не первый случай, когда ты был несколько раздражителен с покупателями. Иначе честного разговора не получится. Ты согласен?

Стив. Лиза, я всей душой. Я говорю: я люблю свою работу. Я благодарен, что ты меня песочишь, а не Кроуфорд. Я понимаю, что это ты, наверное, убедила его не увольнять меня сразу. Но не думаю, что могу с тобой согласиться. Я бы охарактеризовал себя как исключительно терпеливого работника.

Лиза. Стив, вспомни, мы часто обедали вместе; вспомни, я часто ела свой сэндвич, пока ты выпускал пар, порой по целому часу. Ты помнишь того человека на прошлой неделе?

Стив. На прошлой неделе было много людей. Каждую неделю много людей приходит с желанием что-то доказать Стиву.

Лиза. Правильно. А сейчас речь о том человеке, который искал диск Рэя Кониффа.²⁹

Стив. А, да. Да. Как раз то, о чем я говорю.

Лиза. Нет, это я как раз об этом говорю. Ничего там особенного не было, у тебя началась паранойя.

Стив. Лиза, он следил за мной, следил, как я снимаю этот диск с полки и кладу в ящик, чтобы вернуть компании. Следил, как я складываю еще сотни дисков сверху, потом смотрел, как я тащу этот тяжеленный ящик к лифту — а он ждет и ждет и, когда я возвращаюсь с дрожащими от тяжести руками, спрашивает, если ли у нас «Счастливый звук Рэя Кониффа» Рэя Кониффа.

Лиза. Слушай, Стив, я видела вмятину в стене задней комнаты. Ты слишком остро реагируешь. Тебе потом бинтовали руку…

Стив. Верно. Но я ударил в стену, а не по лицу. «Исключительно терпелив».

Лиза. Это подразумевает большую агрессивность, Стив.

Стив. Слушай, Лиза, дай рассказать тебе про этого типа. Я расскажу тебе, как все было. Клянусь, я не нападал на него. Он подошел и сказал, что я вряд ли смогу помочь, что он, вероятно, зря тратит время, годами разыскивая эту песню — слышишь, Лиза, запомни «годами»! — мелодию, которую всегда напевал его отец, всегда одно и то же место. Папа умер много лет назад, и теперь он хочет подарить эту песню маме на восьмидесятилетие, потому что она всегда хотела услышать ее целиком. Я подумал: хороший человек, хочет порадовать маму. И сказал: «Значит, не знаете ни певца, ни названия». Он говорит: «Да, думаю, это безнадежно, знаю только строчку». Я говорю: «Коль скоро вы здесь, скажите мне эту строчку», — и он говорит: «Строчка такая: „Пустяки в субботу танцы“».