Мои мечты навевали пронизывающий ветер с моря и терпкий запах соленого воздуха, крики чаек и песни мускулистых матросов, вспененная кораблями вода и цоканье копыт по булыжнику запряженных в повозки лошадей. Именно в то время и в том месте безграничных возможностей я познакомился с Марко. Он был старше меня на год или два — впечатляющая разница для маленького мальчугана. Я крепко держался своего оборванного воспитателя и подражал его развязным, грубовато-добродушным уличным манерам. Старший повар стал моим наставником, но Марко остался первым учителем.

Марко показал мне, как налетать на женщину, занятую выбором дыни, и запускать свои проворные пальцы к ней в кошелек. Как залезать своей маленькой ручонкой господину в карман, чтобы, почти не касаясь ткани, зажать между пальцами и извлечь наружу монету, — и все это мимоходом, ни секунды не задерживаясь. Мы составили хорошую команду у прилавков с едой: пока один отвлекал внимание продавца, другой хватал буханку или клин сыра. Марко научил меня многому. Но самое главное, вбил мне в голову, что если покажутся Cappe Nere, надо тут же уносить ноги, с какой бы ни пришлось распрощаться добычей. Cappe Nere. или «черные плащи», были тайной полицией Совета десяти.

Их существование не составляло секрета — они разгуливали по Венеции в особых коротких черных плащах, под которыми прятали ножи и пистолеты. Но никто не решался говорить об их повседневной жестокости и беспредельной власти в роли правой руки могущественного Совета десяти. Даже дож отвечал перед советом, и всем было прекрасно известно: если «черные плащи» стучат к человеку в дверь, ему предстоят неприятности с десятью безжалостными людьми. Глупцы падали на колени и просили пощады, умные выбегали через черный ход и садились на первый уходящий из Венеции корабль.

Но по иронии судьбы именно благодаря одному из «черных плащей» нам с Марко улыбнулась удача. Мы стащили головку моцареллы из бочонка торговца сыром — непростое дело, — и успех разжег в нас алчность. Нам уже случалось пробовать хлеб с запеченными в корке зелеными оливками, и тот случай стал для нас праздником желудка. К несчастью, батоны с оливками — длинные и неудобные — невозможно спрятать под одеждой, тем более бежать с ними сломя голову по Риальто. Но мы знали одного одноглазого булочника, и считали его телесный изъян шансом на успех, поэтому решили испытать судьбу — стащить хлеб с оливками и съесть его с сыром.

Я зашел со стороны здорового глаза торговца и стал откровенно разглядывать его товар — с наглой ухмылкой оценивая еду, которую никогда не смог бы купить. Пока булочник следил за мной своим единственным глазом, Марко подкрался с другой стороны, схватил хлеб с оливками и бросился наутек. Но торговец, должно быть, что-то услышал — возможно, шуршание батонов или возглас одного из покупателей. В последнюю секунду он обернулся и, заметив, как Марко скрывается в толпе с хлебом под мышкой, закричал во все горло: «Вор!»

Покупатели вскинули головы, но мы неслись мимо — быстрые и проворные. Мы смеялись от радости в предвкушении трапезы и не заметили, как напоролись на «черный плащ» с растопыренными в стороны руками. Он появился словно ниоткуда. С ними всегда так бывало. Мы замерли.

Его лицо казалось спаянным из острых углов: выдающийся вперед лоб, подбородок с ямочкой, тонкие губы. Марко, всегда отличавшийся сообразительностью, протянул ему наш драгоценный батон с оливками. Я достал из грязного кармана головку моцареллы и последовал примеру товарища. Но великан только рассмеялся.

— Дерзкие негодники! — Он взял нас за шкирки и подвел к прилавку одноглазого торговца. — Великодушно с твоей стороны угостить этих двоих хлебом. Я вижу, ты филантроп.

В единственном глазу булочника вспыхнули злость и страх.

— Да, синьор, — ответил он. — Я всегда помогаю бедным. — Его взгляд свидетельствовал, что он готов нас убить.

Но торговец взял себя в руки, поджал губы и процедил:

— На здоровье, мальчики.

«Черный плащ» крепко держал нас за шиворот.

— Скажите человеку «спасибо», неблагодарные олухи!

Мы пробормотали слова признательности, а булочник, желая как можно быстрее от нас избавиться, предложил:

— Синьор, не откажитесь принять свежую булочку. Попробуйте — она еще теплая! — И протянул свое изделие.

«Черный плащ» коротко рассмеялся, отпустил нас и, отвесив подзатыльники, приказал:

— Убирайтесь подобру-поздорову!

Мы прижали еду к груди и неловко побежали, постоянно оглядываясь, чтобы убедиться, не гонятся ли за нами. И не останавливались, пока не достигли тихого, заваленного мусором туника и там, дрожа и не в силах отдышаться, сели у закопченной стены.

Я посмотрел на Марко, желая получить подтверждение, что мы действительно остались живы после стычки с «черным плащом». На его худом чумазом лице играла неуверенная улыбка.

— Получилось, — проговорил он.

Из-за глубоко въевшейся грязи судить было трудно, но я знал, что мой товарищ рыжий и веснушчатый. Когда солнце, как в тот день, образовывало вокруг его головы золотистый нимб, лицо казалось одновременно ангельским и лукавым.

В тот раз мы наелись досыта, но даже при нашей сноровке и иногда сопутствовавшей удаче выдавалось слишком много голодных дней. Продавцы и покупатели дружно следили за такими, как мы. Многие торговцы бросались в погоню, едва увидев. Как-то раз мы притаились за спиной какой-то толстухи у фруктового лотка, и вдруг ее руки метнулись в стороны и она, не переставая нюхать белые нектарины, ухватила нас за волосы.

— Не ваш день, ребята! — расхохоталась толстуха и так сильно нас толкнула, что мы покатились в разные стороны.

Иногда мы рылись в мусорных кучах и дрались с другими беспризорниками за все, что хотя бы отдаленно напоминало съестное. В один из таких постных дней мы впервые поссорились с Марко. Разгребая мусор, я обнаружил помет совсем маленьких котят — все были мертвые, кроме одного. Я взял везунчика на ладонь; котенок повернул ко мне острую мордочку и мяукнул. Я вспомнил, как Кантерина говорила, что, когда меня принесли, я был похож на новорожденного котенка, и меня захлестнула внезапная волна любви. Я стряхнул с малыша грязь и, не обращая внимания на презрительный взгляд товарища, положил в карман.

В тот день я сильно рисковал, стянув у молочника целое ведерко молока. Идиотская кража — я оставлял за собой белые капли, и любой желающий мог бы легко меня выследить. Молочник погнался за мной, но не хотел надолго оставлять свой товар и вскоре повернул обратно. Когда погоня прекратилась, у меня еще оставалось полведерка молока. Я нашел тихое место за полуразрушенной церковью и, присев на корточки, пропитал молоком полу рубашки и заставил беззубого котенка сосать. Марко взорвался:

— Намерен скормить хорошее молоко кошке? — Его глаза недоверчиво округлились. — Ну-ка, дурья твоя башка, дай мне этого уродца, и я быстро с ним покончу!

— Не трогай! — спрятал я котенка за спину. На лице Марко появилась злобная ухмылка, и я поспешно добавил: — Возьми половину молока. Это по-честному. А как я поступлю со своей половиной, не твое дело. — Марко дернул подбородком, но уступил.

Два дня я кормил котенка — старательно, капля по капле, — пока остатки молока не прокисли, и тогда я допил его сам. При виде беспомощного создания что-то отмякало у меня внутри, хотя и не очень сильно. Если живешь на улице, нельзя особенно расслабляться. Я назвал котенка Бернардо — в честь малыша, потерянного Кантериной, и нашептывал ему свои секреты и всякие нежности, которыми не решался поделиться с Марко.

Через несколько недель Марко надоело обзывать меня идиотом, и он лишь презрительно фыркал, когда я вынимал изо рта кусочек пережеванной рыбы и давал Бернардо слизывать с кончика пальца. Однажды утром котенок отправился самостоятельно добывать себе еду.

— Скатертью дорога! — прокомментировал мой товарищ.

Но, к его разочарованию и моему облегчению, вечером Бернардо нас нашел. Все кошки обладают чувством дома, но у Бернардо в этом отношении был настоящий талант.