Разумеется, молотить кулаками по твердой поверхности – далеко не лучший выход. Но на одну-две секунды ему стало легче. Он оглядел комнату: смятые листы бумаги на полу – его беспомощные попытки объясниться письменно с Филиппой и вычеркнуть ее из своей памяти. Теперь он мог быть спокоен – она ушла. Маркус принялся собирать их и швырять в камин. Тупо глядя на то, как листки подрагивают и скручиваются, превращаясь в пепел, он не расслышал шагов Бирна.

– Все в порядке, проходи. Она ушла, – произнес он, когда заметил Бирна.

Тот глянул на дверь, испорченную Маркусом, и спросил:

– С тобой все в порядке? Маркус сжат и разжал пальцы.

– Рука цела, как видишь.

Прибыв домой, Филиппа не пожелала выслушать сетования своей экономки на то, что кто-то разбил окно. Ее не волновал и переполох среди слуг, которых она подняла до рассвета, чтобы ей приготовили ванну немедленно. Ей было не важно даже то, как странно она выглядит: с растрепанными волосами, без одного чулка, без перчаток. И какие непристойные догадки может строить служанка на ее счет.

Все, чего ей хотелось, – погрузиться в свою просторную медную ванну с горячей водой и паром и очиститься. Больше она никогда не станет вести себя так глупо и не позволит, чтобы ее использовали. Она Филиппа Беннинг, а не какое-то ничтожество.

До этого случая она попала впросак всего лишь раз – на удочку своего будущего мужа Алистэра, который скрыл от нее и ее отца свое истинное финансовое положение.

И все же теперешние обстоятельства она воспринимала как намного худшие. Потому что Алистэр все же принадлежал к элите лондонского общества. Его происхождение было безупречным, его род был древним и почитаемым. Она ни в чем не уронила себя, соединившись с ним.

А кто такой Маркус Уорт? Клерк из Уайтхолла? Он воспользовался ее доверием, приписав себе те качества, которыми он не обладал. Она постоянно видела в нем кого-то другого, более значительного. Проводя время в компании его благонамеренной нищей невестки, она сдала свои позиции в свете. Она ослабила поводок, на котором водила Бротона. Боже, какой ужасный стыд! Из-за него ей пришлось быть вежливой со своим заклятым врагом – леди Джейн.

Задержав дыхание, она нырнула под воду, символически очищаясь от всего чуждого ей мира этих Уортов. Вынырнув, она словно заново родилась на свет. Филиппа Беннинг не из тех, кто станет без устали бичевать себя за старые ошибки. Нет. Но отомстить она попробует…

Прежде всего, следовало обновить свой гардероб. Она не может рассчитывать на всеобщее поклонение, не имея соответствующей одежды. На следующее утро, развлекаясь со своим славным шпицем, Филиппа пригласила Тотти спуститься вниз и объявила, что после завтрака они должны немедленно отправиться к мадам Ле Труа. Если Тотти и была слегка задета ее авторитарным тоном, особенно после того как накануне закрыла глаза на ее непозволительное ночное свидание с мистером Уортом, она не стала высказывать свое недовольство. Лишь потребовала у Лейтона свой обычный крепкий «чай» и мысленно подстроила свое расписание под Филиппу.

У мадам Ле Труа можно было заказать парадную и прогулочную одежду, шубки, кружевные корсеты и даже чулки. Ее изделия имели умопомрачительную цену, но Филиппу это устраивало. Она бы не смогла чувствовать себя комфортно в дешевых вещах.

Когда с заказами было улажено, включая несколько комбинезончиков для пушистого дружочка Битей, Филиппа вспомнила, что она уже давно не выезжала на прогулку. Это было необходимо наверстать, и прежде всего она отправилась в своей карете в тот участок Гайд-парка, где обычно бывал Бротон.

Она очень скоро увидела его едущим шагом на своей прекрасной белоснежной кобыле Ребекке. Лошадь и хозяин, казалось, соревновались чистотой своей породы и отличной выправкой. Филиппа в своей коляске, запряженной парой великолепных гнедых, получила двойное приветствие, как от хозяина, так и от лошади.

– О, Филипп, – воскликнула она, – как можете вы быть столь жестоким?!

– Я жесток? – Бротон удивленно приподнял бровь.

– Да, после того как я напрасно прождала вас… – Вынув из кармашка приготовленный к случаю кусочек сахара, она высунула руку из экипажа и заставила Ребекку протянуть за ним голову, хотя породистая скотина и не спешила принять лакомство. – Я надеялась, что вы догадаетесь навестить меня на неделе. Тогда у Гемпширов… Я ведь сдержала обещание и постучалась в вашу комнату, – лгала она наугад. Но ей повезло, ее ложь оказалась удачной. – Я стояла у вас под дверью, но потом начался крик про этот огонь и паника… – Она смиренно опустила ресницы и покусывала губы, являя собой лик любви, потерпевшей крушение. – Потом я ждала вашего визита в Лондоне, вообразите мое состояние, когда за неделю вы так ни разу и не объявились.

Бротон ослабил поводья, позволив Ребекке ускорить шаг и принять подачку. Филиппа радостно рассмеялась, когда та лизнула ее пальцы своим шершавым языком и издала приветственное ржание.

– Осторожно, – сказал Бротон, – так вы можете испортить ее.

Придав своим глазам самое невинное выражение, она спокойно встретила его взгляд.

– Итак, вы простили меня? Бротон пожал плечами:

– Если честно, то это была безумная ночь. Я закончил ее в этом проклятом лабиринте, один, без друзей, блуждал там по кругу несколько часов.

– Полагаю, мы можем дать нашим отношениям новый старт, – предложила Филиппа, протягивая ему руку. – Я миссис Беннинг, как поживаете?

Он помедлил, глядя на ее протянутую руку, но потом все же потряс кончики ее пальцев.

– Бротон, – кратко отрекомендовался он.

– Весьма рада знакомству, – манерничала она. – Не будете ли вы так любезны, лорд Бротон, принять мое приглашение, скажем, на завтра?

– На чай? – усмехнулся Бротон.

Она не удосужилась сделать никаких намеков и обещаний. Не попросила прийти попозже и остаться после всех тет-а-тет. Она не спешила связывать себя обещанием, которое не была готова исполнить. Она чувствовала потребность в отмщении, но не собиралась заходить слишком далеко. И теперь, со странной улыбкой окинув его взглядом с головы до ног, она крикнула кучеру: «Трогай!» Тот взмахнул хлыстом, и гнедые прибавили ходу, оставив Бротона на дорожке в полном изумлении. Филиппа снова взяла под контроль ситуацию в их игре.

А затем, покидая парк, раздавая кивки направо и налево, всем и каждому, она увидела карету Уортов с Маркусом и какой-то леди в пышном капоре и спокойно проехала мимо, глядя в одну точку прямо перед собой, не пытаясь сделать ни одной догадки на их счет..

Филиппа снова стала прежней светской леди, блистающей на светских вечерах и раутах. Она могла танцевать часами. Когда заканчивалась одна вечеринка, она спешила на другую. Она отправлялась в оперу, где ее ложу навещало немало щеголей, и веселилась там в антрактах с льстивым лордом Дреем. Она была в курсе всех событий, навещала музыкальные и литературные салоны, засиживалась за карточными партиями. И везде ее слушали, ею восторгались. Она спешила сделать свое мнение всеобщим достоянием, вводила моду не только на платья и сумочки, но и на мысли. Когда она с многозначительным видом говорила, что творения мисс Остен[3] провинциальны, все теряли к ним интерес.

Бротон зашел к ней на чай и затем стал являться каждый день. У нее постоянно гостили Нора и леди Джерси, принцесса Эстерхази и все юные лондонские денди. Когда являлась Пенни Стерлинг вместе с Луизой Даннингем, Филиппа была вежлива, но не слишком. Она открыто давала понять, что всего лишь терпит их присутствие, отнюдь не поощряя бывать у себя. Она почти не разговаривала с ними и нарочно заводила общую беседу о предметах, в которых они обе мало что смыслили. Когда бедняжки покидали ее розовую гостиную, Бротон и Нора с полчаса отпускали на их счет разные язвительные замечания. Филиппа не отставала от них.

– О, Филиппа, какая же ты, оказывается, злая! – вынуждена была воскликнуть однажды Нора. – Пенни теперь будет рыдать над своим вышитым ридикюлем, который ты назвала безвкусным.