— Доброе утро.

— Фу, черт, — вырвалось у него: оступившись, он едва не сломал ногу. — То есть доброе утро.

Кутаясь в клетчатый халат, Валентина сидела босая на низкой каменной скамье.

— Ой, извините.

— Не замерзли? — День обещал быть теплым, но на рассвете воздух еще не прогрелся.

— Сейчас стало холодно. У меня чай остыл.

— Пойдемте-ка в дом.

Она посмотрела на окна второго этажа:

— Джулия еще спит.

Валентина осторожно ступала по влажному мху; Роберт придержал для нее дверь. Когда она проходила у него под рукой, ему показалось, что он поймал птичку.

— Дать свитер или что-нибудь теплое накинуть?

— Нет, не нужно, мне бы еще чаю.

Поставив чайник, Роберт пошел переодеваться в сухое. Когда он вернулся, Валентина стояла у его письменного стола.

— Кто эти женщины?

Вся стена над рабочим столом Роберта была увешана открытками, журнальными вырезками, распечатками из интернета и ксерокопиями книжных иллюстраций — сплошь женские портреты. Они расходились от центра лучами, образуя прямоугольный рисунок, и были сгруппированы по нескольку штук, словно обозначения солнечных систем в этой женской галактике.

— Сейчас скажу: это Элеонора Маркс, дочь Карла. Это миссис Генри Вуд. Это Кэтрин Диккенс…[83]

— И все похоронены на Хайгейтском кладбище?

— Совершенно верно.

— А мужчин там не хоронили?

— Мужчины у меня вот здесь. — Он указал на другую галактику, раскинувшуюся на соседней стене. — Когда работа стопорится, предпочитаю отвлекаться на женщин; мужчины в больших количествах слишком удручают.

Валентина включила настольную лампу, чтобы рассмотреть получше. Тут засвистел чайник, и Роберт помчался на кухню. Когда он вернулся, неся заваренный для Валентины чай, она сказала:

— Вот эту мы видели в галерее «Тейт». — Она указала на открытку, прикнопленную в самом центре, — Это кто?

— Это «Офелия» Миллеса. Натурщицу звали Элизабет Сиддал.

Когда Валентина повернулась к нему, Роберт почувствовал, что краснеет. Она заметила:

— Здесь много ее портретов.

— Эта девушка была возлюбленной Данте Габриэля Россетти. Он писал ее раз за разом. Муза всех прерафаэлитов. Я и сам ею немного увлечен.

— У вас прямо тяга к мертвым девушкам, — сказала Валентина.

Она хотела пошутить, но Роберт нахохлился:

— Не потому, что они мертвы. Хотя недосягаемое всегда привлекает.

— Ясно. — («Как это понимать?»)

Расчистив от бумаг место у себя на столе, Роберт сел на стул. Валентине он предложил вертящееся кресло, и она сделала полный оборот, выставив перед собой босые ступни и стараясь не расплескать чай из кружки. У нее был такой ребяческий вид, что Роберт скрепя сердце заставил себя смотреть в сторону. «Очевидно, в данный момент мертвые девушки — не главная моя проблема».

Валентина сказала:

— Как-то пусто у вас.

— Согласен. Эта квартира для меня слишком велика. И, если уж на то пошло, дороговата.

— Почему тогда вы здесь живете?

— Это все из-за Элспет.

Валентина усмехнулась и сделала еще один оборот:

— Очень знакомо. — Вытянув вперед босую ступню, она остановила вращение, а потом стала медленно крутиться в другую сторону. — Вы сюда переехали только потому, что она тут жила?

— Вообще говоря, мы познакомились в саду, у подъезда. Я зашел в калитку, потому что увидел надпись «Сдается квартира», а мне как раз требовалось жилье поблизости от кладбища, потому что я, так сказать, грезил маленькой дверцей в садовой стене… Хотел списать номер телефона агентства; тут откуда ни возьмись выскакивает Элспет и говорит: у меня, мол, есть ключ, не хотите ли посмотреть квартиру? Я, конечно, ей в ответ: «Да, буду признателен», потому что и в самом деле хотел посмотреть. Она меня провела в дом. Мне сразу стало ясно, что квартира великовата, но что может быть привлекательнее, чем миловидная девушка в пустой квартире… — Погрузившись в свои мысли, Роберт на время забыл о Валентине. — Оглянуться не успел, как переехал сюда жить. Хотя, должен признаться, я был настолько глуп, что лишь многие годы спустя понял: это она меня выбрала, а не наоборот. Молодо — зелено.

— И когда это было?

Роберт прикинул в уме.

— Почти тринадцать лет назад.

— Давно. — «Нам тогда восемь было». Валентину вдруг осенило: — А почему вы не жили вместе? По-моему, места более чем достаточно. Нелепо как-то: две огромные квартиры для двоих одиноких людей. А у вас и мебели почти никакой.

— Да, мебели у меня самый минимум, правда? — Роберт смотрел на коленки Валентины. — Элспет не горела желанием съехаться. Прежде она с кем-то жила, но только мучилась. Мне кажется, потом она бы и рада была, когда нуждалась в постоянном уходе. По-моему, до нее дошло, что нам было бы хорошо вместе. Я вполне самодостаточен, и она была такой же. Любила побыть одна и всегда знала, что я под боком, только позови.

— Наша мама точно такая же.

— Неужели?

— У меня такое впечатление, что отец еще не разобрался, понимаете, вроде как мама просто в гости зашла, пока еще не освоилась, но потом, типа, раскроется и как бы обозначит свое присутствие. — Валентина подняла на него взгляд. — А Элспет похоже себя вела?

Роберт ответил не сразу, запутавшись в ее грамматике.

— Похоже, — ответил он. — Бывало, уносилась за тридевять земель, даже находясь рядом.

Ему вспомнилась такая особенность: после секса он, обмякший и потный, не успевал даже лечь рядом, как Элспет, казалось, забывала о нем напрочь.

— Вот-вот. А Элспет любила командовать? Наша мама всегда и во всем главная.

— Хм. Наверное, любила, но я не возражаю, когда мной командуют. У нас в роду было засилье тетушек, и в детстве меня постоянно шпыняли женщины. — Он улыбнулся. — У меня такое впечатление, что и Джулия любит командовать.

— Но мне это не нравится. — Валентина скорчила гримасу. — Я сама никого не трогаю и не хочу, чтобы мной помыкали.

— Разумно.

— Который час? — спохватилась Валентина. Она выпрямилась и в непонятном волнении поставила кружку на стол.

Роберт посмотрел на часы.

— Полвосьмого, — сообщил он.

— Семь тридцать? Мне пора. — Она встала.

— Постой, — не выдержал Роберт, — В чем дело? — Он вскочил со стула и остановился к ней лицом.

— Джулия начнет возникать, если проснется, а меня нет.

Роберт колебался. «Она сама придет. Не удерживай». Валентина еще не успела развернуться к выходу, а на него уже нахлынуло нестерпимое одиночество. Он пошел за ней к дверям черного хода. Она взялась за дверную ручку. Повисла неловкая пауза.

— Может, как-нибудь поужинаем вместе? — предложил он.

— Хорошо.

— В эту субботу?

— Договорились.

Она медлила. Роберт подумал, что надо бы ее поцеловать; так он и сделал. Поцелуй удивил его: много лет он не целовал никого, кроме Элспет. Поцелуй удивил и Валентину: так она еще ни с кем не целовалась — у нее поцелуи всегда вызывали теоретический интерес, а не телесные ощущения. Она так и застыла с поднятым кверху лицом, полураскрыв губы и зажмурив глаза. Роберт подумал: «Она лишит меня покоя, и я не стану противиться». Притворив за собой дверь, Валентина зашлепала по лестнице. В квартире сверху щелкнул дверной замок. Роберт не сходил с места, пытаясь разобраться в том, что произошло, но в голове поплыло, и он сдался. Глотнув спиртного, он завалился спать.

В следующую субботу, дождавшись вечера, Роберт надел костюм и предстал перед дверью близнецов. Валентина выскользнула к нему и шепнула:

— Идем.

В зеркалах прихожей он успел заметить Джулию, одиноко застывшую в призрачном свете. Роберт хотел помахать, но Валентина заспешила вниз по лестнице, и он устремился за ней. Подняв голову, он увидел, что Джулия высунула голову из квартиры. Она полоснула его взглядом и захлопнула дверь.

Внизу поджидало заказанное такси-малолитражка.