— Холодно здесь. Давай спать ложиться.

Джулия отложила журнал и щелкнула выключателем. Элспет, оставшись одна в темноте, слушала, как близнецы чистят зубы. Когда в квартире стало тихо, она подошла к своему письменному столу и дотронулась до лампы, ввернутой в настольный светильник. Лампа вспыхнула.

Уже не первый день Мартину слышались какие-то звуки на чердаке. Между его потолком и крышей что-то суетилось, постукивало, царапалось. Мартин вызвал Роберта. Роберт вызвал дератизатора, который представился Кевином.[55]

Согласно договоренности, Кевин прибыл чуть свет в понедельник. Он оказался человеком необъятных габаритов, как в высоту, так и в ширину; весу в нем было не менее ста двадцати кило. Пока Мартин с Робертом вели его через затемненные помещения со штабелями коробок, он не проронил ни слова. Мартин ломал голову: как такая туша протиснется сквозь небольшой лаз в потолке гардеробной — другого пути на чердак не было.

Кевин потянул вниз складную стремянку, вынул фонарь и, ворча себе под нос, вдавился в квадратное отверстие. Роберт и Мартин слышали, как тяжелые сапоги грохочут от балки к балке. От одного вида открытого лаза Мартину стало дурно. Не ровен час, оттуда могла выскочить какая-нибудь тварь. Как пить дать, блохастая; да еще Кевин на себе принесет блох. Сколько можно копаться на чердаке? Мартину сделалось совсем тошно. Роберт сказал:

— Чего тебе тут мучиться? Ступай в кабинет, покури. А я его подожду.

Мартин помотал головой. Сапоги теперь грохотали издалека: шаги кружили по периметру.

— Ты сам-то на чердак поднимался? — спросил Роберт.

— Марика поднималась, когда мы только сюда переехали. А потом крыша стала протекать, но ты вселился позднее. Там ведь только доски и рубероид, больше ничего. — Мартин думал лишь о том, как уговорить Кевина снять сапоги, прежде чем спускаться с крыши. «Это, конечно, вряд ли выйдет».

Шаги над головой стали приближаться; Кевин заполнил собой весь лаз и ступил на стремянку. Мартин вперился взглядом в его сапоги. Роберт спросил:

— Что-нибудь нашли?

— Ничего там нету, — сообщил Кевин. — Под стрехой все чисто.

— Вот так раз, — сказал Роберт. — Значит, они сверху бегают, а не под стрехой.

— Это да, это бывает.

Проводив его до садового крыльца, Роберт снова поднялся на третий этаж. Мартин драил пол в гардеробной.

— Что скажешь? — спросил Роберт.

— Вопрос, конечно, интересный, — ответил Мартин.

— Мой дед так говорил.

Тут Мартин полюбопытствовал:

— Почему ты до сих пор не познакомился с племяшками Элспет? Они здесь уже полтора месяца.

Прислонясь к дверному косяку, Роберт поразмыслил.

— Сам не знаю. Дел много. Зато я у них ремонт организовал. — Понаблюдав за действиями Мартина, он посоветовал: — Ты воды столько не лей, а то затопишь им гардеробную — все туфельки Элспет погибнут.

— Девочки прелестны. Точнее, одна из них. Другую еще не видел. А эта — в Элспет пошла.

— В каком смысле?

— Та же обезоруживающая прямота. Элспет, конечно, более тонко использовала это качество; Джулия, по-моему, слегка развязна. Но при всем том — милейшее создание. Бояться нечего.

Роберт невнятно фыркнул; Мартин профессионально перевел это как «слушай, отцепись».

— Насчет этих шумов. Ты уверен, что там живые твари? Я заметил, что самый большой дуб нависает прямо над крышей. Не вызвать ли нам садовника, чтобы ветви подпилил? Это в любом случае не повредит.

— Согласен.

У Мартина не было сомнений, что под крышей кишат паразиты, но он прекрасно понимал, что сейчас, после ухода крысобоя, который не обнаружил ничего подозрительного, ему лучше помалкивать. Мартин был убежден в существовании двух миров: вещественного и чувственного. Раньше он пытался втолковать это Роберту, но тот не проявлял понимания и всякий раз советовал ему подлечиться, да еще напускал на себя суровый, едва ли не заносчивый вид. Мартин приостановил работу, внимательно посмотрел себе под ноги и сверился со своими чувствами относительно этого пола. Позыв к чистоте был удовлетворен. Мартин выпрямился в полный рост, а потом подхватил ведро и щетку.

— Как продвигается диссертация? — осведомился он у Роберта.

— Прекрасно. Сегодня иду в Королевское медицинское общество. Надо помочь доктору Джеллиффу — он пишет брошюру о врачах, похороненных на Хайгейтском кладбище.

— Надо же, как интересно, — мечтательно протянул Мартин.

Среди тех радостей, которых он был лишен в своем затворничестве, одно из первых мест занимало посещение самых обычных библиотек. Роберт открыл было рот, чтобы ответить, но передумал.

— Ну, привет доктору, — сказал Мартин. — И обязательно зайди познакомиться с близняшками.

Роберт загадочно улыбнулся:

— Обязательно. Прямо сейчас.

Выйдя от Мартина, он стал спускаться по лестнице. На площадке второго этажа задержался у двери, на которой сохранилась карточка Элспет. Его рука уже поднялась, чтобы постучать, но тут же опустилась, и он пошел к себе.

День был пасмурный, холодный. Пахло дождем. Джулия с Валентиной брели вверх по Примроуз-Хилл.[56] Они закутались, чтобы не простыть, и разрумянились от ходьбы в горку. Джулия на ходу заглядывала в «Суперминисловарь британского сленга», купленный в «Оксфаме».

— «Пузодер», — вычитала Джулия.

Валентина задумалась.

— Что-то из еды. Пирог с мясом и почками?

— Нет, пирог с мясом и почками так и будет «пирог с мясом и почками».

— Ну, рагу какое-нибудь.

— «Блюдо из остатков отварной капусты и картофеля, обжаренных на сковороде», — прочла Джулия. — А вот еще: «порожняк».

— «Ерунда, пустой разговор».

— Отлично. «Эттапять» нашей Мышке. Теперь ты меня поспрашивай. — Джулия передала книжечку Валентине.

Они поднялись на вершину холма. Под ними, как на ладони, простирался Лондон. Им было невдомек, что в годы Второй мировой войны как раз на этом месте нередко останавливался Уинстон Черчилль, обдумывая стратегические планы. Близняшек разочаровала панорама города. Вот в Чикаго действительно был обалденный вид: поднимешься на башню Центра Джона Хэнкока[57] — и голова кружится, повсюду небоскребы, огромное озеро. А с Примроуз-Хилл виднелся по-февральски унылый Риджентс-парк в окружении нескончаемых приземистых домишек.

— Холодно, блин, — сказала Джулия, запрыгав на месте и обхватив себя за плечи.

Валентина нахмурилась.

— Не говори «блин». Это ругательство.

— О'кей. Здесь весьма прохладно. Колотун. Холодрыга чертова.

Джулия пустилась в пляс. Она кружилась, подпрыгивала и раскачивалась из стороны в сторону. Валентина, сложив руки на груди, следила за ее ужимками. Сестра то и дело на нее натыкалась.

— Давай, Мышь. — Джулия потянула Валентину за варежку.

Взявшись за руки, они стали отплясывать тустеп, но через пару минут Валентина выдохлась. Она уперлась руками в коленки и захрипела.

— Тебе плохо? — встревожилась Джулия.

Валентина покачала головой, и у нее слетела шапочка.

Джулия подняла ее и натянула Валентине на голову. Вскоре Валентина отдышалась. Джулия подумала, что могла бы десять раз сбегать по этой горке вверх-вниз и не выбиться из сил, как Валентина после двухминутного танца.

— Получше стало?

— Ага. — Они пошли вниз. Ветер, как по заказу, прекратился. Валентина почувствовала, что стеснение в груди отпустило, — Надо узнать, как тут вызывают врача.

— Ага.

Некоторое время они шагали молча и думали об одном и том же: «Мы обещали маме сразу же найти врача, не дожидаясь, пока у Валентины начнется приступ. Но мы тут всего полтора месяца, это считается „сразу“. И потом, если спуститься с Хайгейтского холма, внизу есть больница; случись что — обратимся в отделение скорой помощи. Но у нас даже страховки нет, так что все равно придется маме с папой сказать. А как подступиться к Национальной службе здравоохранения? Может, адвокат тети Элспет посоветует».