Как-то в ясный майский день Роберт сидел за письменным столом, пытаясь выжать из себя хоть строчку. Он работал над главой, посвященной романистке миссис Генри (Эллен) Вуд. По его мнению, миссис Вуд была порядочной занудой. Он заставил себя перечитать «Ист-Линн», во всех подробностях изучил ее личную жизнь, но так и не сумел разжечь в себе хоть искорку интереса.

Во время экскурсий он всегда игнорировал миссис Вуд. Ее место было между Адамом Вортом и Джорджем Вумвеллом — не только по алфавиту, но и по плану захоронений; с его точки зрения, она была недостойна такой яркой, лихой компании. Роберт изгрыз ручку, пытаясь решить, нельзя ли выбросить ее из диссертации. Нет, не получалось. В принципе, можно было бы акцентировать ее смерть, но и тут она подкачала: умерла от банального бронхита. Чертова баба.

Он был даже рад, когда Валентина отвлекла его своим приходом.

— Пошли гулять, — сказала она. — Весна на улице.

Как только они вышли за калитку, ноги сами понесли их в сторону кладбища. На Суэйнз-лейн до их слуха донесся голос одинокой тубы: это в Уотерлоу-парке музыкант упражнялся в гаммах. Каждая нота звучала как элегия. Суэйнз-лейн, стиснутая с обеих сторон высокими стенами, жила в вечных сумерках, даже когда над головой синело безоблачное небо. Валентина подумала: «Мы — как похоронная процессия из двух человек». Она испытала облегчение, когда они дошли до ворот кладбища и в ожидании остановились на солнце.

Ворота открыл Найджел:

— А мы на тебя сегодня не рассчитывали.

— Знаю, — ответил Роберт, — но в такую великолепную погоду нам захотелось посмотреть на полевые цветы.

Из конторы появилась Джессика:

— Если просто идете гулять, захватите грабли. Только не валандаться.

— Как можно!

Роберт взял для себя и Валентины переносные рации, грабли и большой мешок для мусора; пройдя через двор, они оказались на кладбище.

— Никуда не денешься, — сказал Роберт, сворачивая на аллею Диккенса. — Ты уж извини. Я не собирался загружать тебя работой.

— Ничего страшного, — ответила Валентина. — Хоть какая-то от меня будет польза. Граблями помахать даже приятно. Откуда здесь столько бутылок из-под воды?

— Да бывают любители — швырять их через стену.

Некоторое время они в дружеском молчании сгребали мусор, расчищая аллею и набивая мешок обертками от фастфуда и пластиковыми кофейными чашками. Валентине даже понравилось орудовать граблями. Прежде ей не доводилось этим заниматься. Она стала прикидывать, какие еще занятия пришлись бы ей по душе. Фасовка продуктов? Телемаркетинг? Как угадать? Возможно, стоило бы перепробовать как можно больше профессий — по неделе на каждую. Она представила себя гардеробщицей в Британском музее, но тут Роберт жестом подозвал ее к себе.

— Смотри, — шепнул он.

Она увидела двух небольших лисиц, которые, свернувшись колечком, спали на ворохе прелых листьев. Роберт подошел к ней сзади и обхватил одной рукой. Валентина напряглась. Он ее отпустил. Чтобы не потревожить лис, они отошли подальше по аллее и продолжили уборку.

Вскоре Валентина спросила:

— Что значит «валандаться»?

— Думаю, американцы выражаются точно так же. Джессика и Джеймс во время войны служили в Америке и набрались там американских словечек.

— А что это значит-то?

— Ну, медлить, лениться, дурочку валять. Или еще говорят «валандаться с кем-то» — тоже значит «валять дурочку», но в другом смысле.

Валентина вспыхнула.

— Джессика подумала?..

— А… мы с тобой, по-моему, не особенно похожи на парочку, воспылавшую страстью к уборке мусора. — Он заглянул в мешок. — Имеем право остановиться. Давай-ка прогуляемся: грабли можно оставить тут, потом заберем.

Он взял ее за руку и повел на «Луг» — открытый, расцвеченный солнцем участок с ухоженными могилами.

Валентина сказала:

— До чего же хорошо на солнышке. По-моему, со дня нашего приезда все время было мрачно.

— Не может быть.

— Или просто ощущение такое. Как будто мрачность въелась в каждое здание, понимаешь?

— Угу.

Роберта это огорчило. «Как ни старайся, она никогда не полюбит Лондон. И меня тоже, если уж на то пошло».

Они шагали дальше. Некоторые могилы, как маленькие густые садики, пестрели свежей цветочной рассадой.

— Валентина? — позвал Роберт. — Объясни мне одну вещь. Почему каждый раз, когда я до тебя дотрагиваюсь, ты вся сжимаешься?

— С чего ты взял? — ответила она. — Вовсе нет.

— Хорошо, не каждый раз. Но сейчас, когда мы смотрели на лисиц, было именно так.

— Возможно. — Они свернули с луга обратно на аллею. — Мне показалось, это как-то… противоестественно. Неуважительно.

— Из-за того, что мы на кладбище? — уточнил Роберт. — Не знаю, не знаю… когда я лягу в землю, мне будет только приятно, если на моей могиле люди станут заниматься любовью. Это будет напоминанием о счастливых временах.

— А ты сам готов этим заниматься на чужой могиле? У Элспет, например?

— Нет… разве что с самой Элспет. Только для этого надо исхитриться. Может быть, самому помереть?

— У мертвых, по-моему, секса не бывает.

— Это зависит от того, куда тебя занесет: в рай или в ад.

Валентина рассмеялась.

— Ты не ответила на мой вопрос. — Роберт ущипнул ее пониже спины, и она взвизгнула. — В аду — пресное совокупление, как в брошюрах «Радость секса», а в раю — бурные, неуемные оргии, — предположил он.

— Все с ног на голову.

— Это в тебе говорит американское пуританство; разве в раю не процветают все величайшие наслаждения? Еда, питье, плотская любовь — если они греховны, то почему же без них невозможно выживание и приумножение биологического вида? Нет, на небесах, по-моему, бурлит нескончаемая вакханалия. Это внизу, в аду, приходится опасаться дурных болезней и мужской несостоятельности. Так вот, — он лукаво покосился на холодный профиль Валентины, — если ты не примешь меры, то отправишься в особую резервацию для девственниц.

— Это в раю или в аду?

Он пожал плечами:

— Кто его знает? Лучше не рисковать.

— Значит, надо мне поторапливаться.

— Да уж, пожалуйста.

Он остановился. Вбок уходила узкая тропка, которая вела к фамильному склепу Россетти. Сделав несколько шагов, Валентина замерла: она почувствовала, что Роберта рядом нет. Она обернулась, поймала на себе его взгляд и смущенно потупилась.

— Что — прямо тут? — Ее голос звучал едва слышно.

— Ну зачем же? — ответил Роберт. — Как ты заметила, это неуважительно. Кроме того, если пронюхает Джессика, меня упекут за решетку. Господи прости, она даже в шортах сюда не пускает.

— Думаю, дело ограничится увольнением.

— Это еще хуже. Куда я денусь? Придется устраиваться на работу. — Он тоже двинулся вперед, и Валентина пошла с ним в ногу.

— Валентина, тебе претят такие разговоры?

Она промолчала.

— Ты сама их поддерживаешь, а потом вроде как обижаешься. Я уже не… меня никто так не динамил… во всяком случае, со школьной скамьи. Очевидно, всему виной разница в возрасте. — Он вздохнул. — Впрочем, большинство моих знакомых девушек долго уламывать не приходилось. Славное было времечко.

Валентина покачала головой.

— Дело не в том, что мне нравится тебя динамить. — Она запнулась на этом жаргонном словечке и на своих мыслях. — Это все из-за Джулии.

Роберт бросил на нее непонимающий взгляд:

— При чем тут Джулия?

Валентина объяснила:

— Мы привыкли все делать вместе, все важное…

— Но ты мне постоянно твердишь, что хочешь самостоятельности.

— Не сердись, — выдавила она. — Я просто боюсь.

— Ну, это еще как-то можно понять.

— Да нет, это глупо, — сказала Валентина. — Я бы очень хотела от нее отделиться.

— Ты за ней что, замужем? Делай, как тебе лучше.

— Ты не понимаешь.

— Действительно, не понимаю. — Некоторое время они шли в молчании, потом Роберт сказал: — Подожди здесь, я грабли заберу.