Забыло солнышко светить,

Погас и месяц ясный,

И трудно было отличить

От ночи день ненастный.

Гром непрестанно грохотал,

И вихорь был ужасен,

И человек под ним стоял

Испуган и безгласен.

Был краткий миг: заря зажгла

Роскошно край лазури,

И буря новая пришла

На смену старой бури.

И новым силам новый бой

Готовился… Усталый,

Поник я буйной головой.

Погибли идеалы,

Ушло и время… Места нет

Желанному союзу.

Умру – и мой исчезнет след!

Надежда вся на музу!

5

Судьба Наума берегла,

По милости господней

Что год – обширнее дела,

А сам сытей, дородней.

Он говорил: "Чего ж еще?

Хоть плавать я умею,

Купаюсь в Волге по плечо,

Не лезу я по шею!"

Стреляя серых куликов

На отмели песчаной,

Заслышу говор бубенцов,

И свист, и топот рьяный,

На кручу выбегу скорей:

Знакомая тележка,

Нарядны гривы у коней,

У седока – усмешка…

Лихая пара! На шлеях

И бляхи и чешуйки.

В личных высоких сапогах,

В солидной, синей чуйке,

В московском новом картузе,

Сам правя пристяжною,

Наум катит во всей красе.

Увидит – рад душою!

Кричит: "Довольно вам палить,

Пора чайку покушать!…"

Наум любил поговорить,

А я любил послушать.

Закуску, водку, самовар

Вносили по порядку

И Волги драгоценный дар -

Янтарную стерлядку.

Наум усердно предлагал

Рябиновку, вишневку.

А расходившись, обивал

"Смоленую головку".

"Ну, как делишки?" – "В барыше",-

С улыбкой отвечает.

Разговорившись по душе,

Подробно исчисляет,

Что дало в год ему вино

И сколько от завода.

"Накопчено, насолено -

Чай, хватит на три года!

Всё лето занято трудом,

Хлопот по самый ворот.

Придет зима – лежу сурком,

Не то поеду в город.

Начальство – други-кумовья,

Стряслась беда – поправят,

Работы много – свистну я:

Соседи не оставят;

Округа вся в горсти моей,

Казна – надежней цепи;

Уж нет помещичьих крепей,

Мои остались крепи.

Судью за денежки куплю,

Умилостивлю бога…"

(Русак природный – во хмелю

Он был хвастлив немного)…

6

Полвека прожил так Наум

И не тужил нимало,

Работал в нем житейский ум,

А сердце мирно спало.

Встречаясь с ним, я вспоминал

Невольно дуб красивый

В моем саду: там сети ткал

Паук трудолюбивый.

С утра спускался он не раз

По тонкой паутинке,

Как по канату водолаз,

К какой-нибудь личинке,

То комара подстерегал

И жадно влек в объятья.

А пообедав, продолжал

Обычные занятья.

И вывел, точно напоказ,

Паук мой паутину.

Какая ткань! Какой запас

На черную годину!

Там мошек целые стада

Нашли себе могилы,

Попали бабочки туда -

Летуньи пестрокрылы;

Его сосед, другой паук,

Качался там, замучен.

А мой – отъелся вон из рук!

Доволен, гладок, тучен.

То мирно дремлет в уголку,

То мухою закусит…

Живется славно пауку:

Не тужит и не трусит!

С Наумом я давно знаком:

Еще как был моложе,

Наума с этим пауком

Я сравнивал… И что же?

Уж округлился капитал,

В купцы бы надо вскоре,

А человек затосковал!

Пришло к Науму горе…

7

Сидел он поздно у ворот,

В расчеты погруженный;

Последний свистнул пароход

На Волге полусонной,

И потянулись на покой

И человек, и птица.

Зашли к Науму той порой

Молодчик да девица:

У Тани русая коса

И голубые очи.

У Вани вьются волоса.

"Укрой от темной ночи!"

– "А самоварчик надо греть?"

– "Пожалуй"… Ни минутки

Не могут гости посидеть:

У них и смех, и шутки,

Задеть друг дружку норовят

Ногой, рукой, плечами,

И так глядят… и так шалят,

Чуть отвернись, губами!

То вспыхнет личико у ней,

То белое, как сливки…

Поели гости калачей,

Отведали наливки:

"Теперь уснем мы до утра,

У вас покой, приволье!"

– "А кто вы?" – "Братец и сестра,

Идем на богомолье".

Он думал: "Врет! поди сманил

Купеческую дочку!

Да что мне? лишь бы заплатил!

Пускай ночуют ночку".

Он им подушек пару дал:

"Уснете на диване".

И доброй ночи пожелал

И молодцу и Тане.

В своей каморке на часах

Поддернул кверху гири

И утонул в пуховиках…

Проснулся: бьет четыре,

Еще темно; во рту горит.

Кваску ему желалось,

Да квас-то в горнице стоит,

Где парочка осталась.

"Жаль не пришло вчера на ум!

Да я пройду тихонько,

Добуду! (думает Наум)

Чай, спят они крепонько,

Не скоро их бы разбудил

Теперь и конский топот…"

Но только дверь приотворил,

Услышал тихий шепот:

"Покурим, Ваня!"- говорит

Молодчику девица.

И спичка чиркнула – горит…

Увидел он их лица:

Красиво Ванино лицо,

Красивее у Тани!

Рука, согнутая в кольцо,

Лежит на шее Вани,

Нагая, полная рука!

У Тани грудь открыта,

Как жар горит одна щека,

Косой другая скрыта.

Еще он видел на лету,

Как встретились их очи,

И вновь на юную чету

Спустился полог ночи.

Назад тихонько он ушел,

И с той поры Наума

Не узнают: он вечно зол,

Сидит один угрюмо,

Или пойдет бродить окрест

И к ночи лишь вернется,

Соленых рыжиков не ест,

И чай ему не пьется.

Забыл наливки настоять

Душистой поленикой.

Хозяйство стало упадать -

Грозит урон великой!

На счетах спутался не раз,

Хоть счетчик был отменный…

Две пары глаз, блаженных глаз,

Горят пред ним бессменно!

"Я сладко пил, я сладко ел,-

Он думает уныло,-

А кто мне в очи так смотрел?…"

И всё ему постыло…

(7-10 августа 1874)