(Между 1872 и 1874)

Смолкли честные, доблестно павшие,

Смолкли их голоса одинокие,

За несчастный народ вопиявшие,

Но разнузданы страсти жестокие.

Вихорь злобы и бешенства носится

Над тобою, страна безответная.

Всё живое, всё доброе косится…

Слышно только, о ночь безрассветная!

Среди мрака, тобою разлитого,

Как враги, торжествуя, скликаются,

Как на труп великана убитого

Кровожадные птицы слетаются,

Ядовитые гады сползаются…

(Между 1872 и 1874)

1

Сгорело ты, гнездо моих отцов!

Мой сад заглох, мой дом бесследно сгинул,

Но я реки любимой не покинул.

Вблизи ее песчаных берегов

Я и теперь на лето укрываюсь

И, отдохнув, в столицу возвращаюсь

С запасом сил и ворохом стихов.

Мой черный конь, с Кавказа приведенный

Умен и смел,- как вихорь он летит,

Еще отцом к охоте приученный,

Как вкопанный при выстреле стоит.

Когда Кадо бежит опушкой леса

И глухаря нечаянно спугнет,

На всем скаку остановив Черкеса,

Спущу курок – и птица упадет.

2

Какой восторг! За перелетной птицей

Гонюсь с ружьем, а вольный ветер нив

Сметает сор, навеянный столицей,

С души моей. Я духом бодр и жив,

Я телом здрав. Я думаю… мечтаю…

Не чувствовать над мыслью молотка

Я не могу, как сильно ни желаю,

Но если он приподнят хоть слегка,

Но если я о нем позабываю

На полчаса,- и тем я дорожу.

Я сам себя, читатель, нахожу,

А это всё, что нужно для поэта.

Так шли дела; но нынешнее лето

Не задалось: не заряжал ружья

И не писал еще ни строчки я.

3

Мне совестно признаться: я томлюсь,

Читатель мой, мучительным недугом.

Чтоб от него отделаться, делюсь

Я им с тобой: ты быть умеешь другом,

Довериться тебе я не боюсь.

Недуг не нов (но сила вся в размере),

Его зовут уныньем; в старину

Я храбро с ним выдерживал войну,

Иль хоть смягчал трудом по крайней мере,

А нынче с ним не оберусь хлопот.

Быть может, есть причина в атмосфере,

А может быть, мне знать себя дает,

Друзья мои, пятидесятый год.

4

Да, он настал – и требует отчета!

Когда зима нам кудри убелит,

Приходит к нам нежданная забота

Свести итог… О юноши! грозит

Она и вам, судьба не пощадит:

Наступит час рассчитываться строго

За каждый шаг, за целой жизни труд,

И мстящего, зовущего на суд

В душе своей вы ощутите бога.

Бог старости – неутолимый бог,

(От юности готовьте ваш итог!)

5

Приходит он к прожившему полвека

И говорит: "Оглянемся назад,

Поищем дел, достойных человека…"

Увы! их нет! одних ошибок ряд!

Жестокий бог! он дал двойное зренье

Моим очам; пытливое волненье

Родил в уме, душою овладел.

"Я даром жил, забвенье мой удел",-

Я говорю, с ним жизнь мою читая.

Прости меня, страна моя родная:

Бесплоден труд, напрасен голос мой!

И вижу я, поверженный в смятенье,

В случайности несчастной – преступленье,

Предательство в ошибке роковой…

6

Измученный, тоскою удрученный,

Жестокостью судьбы неблагосклонной

Вины мои желаю объяснить,

Гоню врага, хочу его забыть,

Он тут как тут! В любимый труд, в забаву -

Мешает он во всё свою отраву,

И снова мы идем рука с рукой.

Куда? увы! опять я проверяю

Всю жизнь мою – найти итог желаю,-

Угодно ли последовать за мной?

7

Идем! Пути, утоптанные гладко,

Я пренебрег, я шел своим путем,

Со стороны блюстителей порядка

Я, так сказать, был вечно под судом.

И рядом с ним – такая есть возможность!-

Я знал другой недружелюбный суд,

Где трусостью зовется осторожность,

Где подлостью умеренность зовут.

То юношества суд неумолимый.

Меж двух огней я шел неутомимый.

Куда пришел? Клянусь, не знаю сам!

Решить вопрос предоставляю вам!

8

Враги мои решат его согласно,

Всех меряя на собственный аршин,

В чужой душе они читают ясно,

Но мой судья – читатель-гражданин.

Лишь в суд его храню слепую веру.

Суди же ты, кем взыскан я не в меру!

Еще мой труд тобою не забыт

И знаешь ты: во мне нет сил героя -

Тот не герой, кто лавром не увит

Иль на щите не вынесен из боя,-

Я рядовой (теперь уж инвалид)…

9

Суди, решай! А ты, мечта больная,

Воспрянь и, мир бесстрашно облетая,

Мой ум к труду, к покою возврати!

Чтоб отдохнуть душою не свободной,

Иду к реке – кормилице народной…

С младенчества на этом мне пути

Знакомо всё… Знакомой грусти полны

Ленивые, медлительные волны…

О чем их грусть?… Бывало, каждый день

Я здесь бродил в раздумьи молчаливом

И слышал я в их ропоте тоскливом

Тоску и скорбь спопутных деревень…

10

Под берегом, где вечная прохлада

От старых ив, нависших над рекой,

Стоит в воде понуренное стадо,

Над ним шмелей неутомимый рой.

Лишь овцы рвут траву береговую,

Как рекруты острижены вплотную.

Не весел вид реки и берегов.

Свистит кулик, кружится рыболов,

Добычу карауля как разбойник;

Таинственно снастями шевеля.

Проходит барка; виден у руля

Высокий крест: на барке есть покойник…

11

Чу! конь заржал. Трава кругом на славу,

Но лошадям не весело пришлось,

И, позабыв зеленую атаву,

Под дым костра, спасающий от ос,

Сошлись они, поникли головами

И машут в такт широкими хвостами.

Лишь там, вдали, остался серый конь.

Он не бежит проворно на огонь,

Хоть и над ним кружится рой докучный,

Серко стоит понур и недвижим.

Несчастный конь, ненатурально тучный!

Ты поражен недугом роковым!

12

Я подошел: алела бугорками

По всей спине, усыпанной шмелями,

Густая кровь… струилась из ноздрей…

Я наблюдал жестокий пир шмелей,

А конь дышал всё реже, всё слабей.

Как вкопанный стоял он час – и боле

И вдруг упал. Лежит недвижим в поле…

Над трупом солнца раскаленный шар

Да степь кругом. Вот с вышины спустился

Степной орел; над жертвой покружился

И царственно уселся на стожар.

В досаде я послал ему удар.

Спугнул его, но он вернется к ночи

И выклюет ей острым клювом очи…

13

Иду на шелест нивы золотой.

Печальные, убогие равнины!

Недавние и страшные картины,

Стесняя грудь, проходят предо мной.

Ужели бог не сжалится над нами,

Сожженных нив дождем не оживит

И мельница с недвижными крылами

И этот год без дела простоит?

14