В этой звенящей утренней тишине... Хотя нет! Тишины не было. Тайга жила своей жизнью: шумел ветерок в листве деревьев, что-то где-то шуршало, потрескивало... Но во все эти обычные звуки вплетался еще один, абсолютно посторонний:
– И-к! – И через несколько секунд опять. – И-к!
Леший уставился недоуменно на Игоря, задавая немой вопрос: «Икает ктой-то?»
Медведь кивнул головой. Да и невозможно было ошибиться, человек все икал и икал...
Игорь показал двумя пальцами на свои глаза, потом ткнул указательным пальцем в сторону звука, затем показал на карабин Лешего и на толстенный раскидистый дуб, стоявший у кромки леса. И Святозар понял.
Так они и поступили: Леший со своим карабином стал взбираться на ветви дуба все выше и выше, а Медведь, пригибаясь к самой земле, стал красться на звук...
Через долгие четверть часа они практически одновременно увидели одну и ту же картину...
В зарослях высокой, по пояс, травы, где-то посредине этого поля был вытоптан небольшой пятачок...
Лена сидела на земле, сжавшись в комок и обняв ноги. На ней были жалкие разодранные остатки одежды, да и сама она была какого-то синюшного цвета. Ее била крупная дрожь, и она громко икала.
Медведь выжидал, опасаясь засады, а его естество толкало к жене.
«Нет. Не похоже на засаду, – решил он наконец. – Скорее всего, ее просто бросили...»
Медведь кинулся к Лене:
– Ворона!
Она подняла на него свои покрасневшие глаза и, протянув руки навстречу, прошептала:
– Я знала, что ты нас найдешь, Игорек! Я все время знала!..
– И правильно делала! – Он нежно гладил щеку любимой. – Лен, Леночка!..
Он нежно тискал ее, а в душе нарастала волна гнева:
– Что это на тебе? Это он сделал?! Он тебя?..
– Это я сама разорвала... – Она немного отогрелась в мужниных объятиях и почти перестала икать. – Мы тут всю ночь сидим... А тебя все нет и нет... И ни единственной тряпочки... Вот я все на себе и разорвала... А потом замерзла...
Медведь только сейчас понял, что Лена находится в какой-то прострации, а скорее в шоковом состоянии.
– Лена! Ленка! Ты меня слышишь? – Он стал трясти ее за плечи. – Ты меня узнаешь?!
– Конечно, Игоречек, – совершенно без эмоций ответила она.
– Кто «мы»? О ком ты говоришь? Почему на тебе вся одежда разодрана? Лена!!!
– Я и Гриша, друг твой... Я его оттуда выволокла. – Она показала на противоположный край поля, где опять начинался лес. – Тяжелый... А потом все и разорвала, что смогла... Нет же ничего... А ночью холодно...
– Где он? Где Гриша?!
– Там... – Она опять показала в сторону леса.
А в это время в двадцати метрах от них с каким-то странным выражением глаз пронесся Леший. Он бежал, не разбирая дороги, к какой-то точке.
Медведь перебросил через свое мощное плечо жену и бросился догонять Святозара...
...Гриша лежал на таком же вытоптанном в траве пятачке в паре десятков метров от кромки леса.
– Братан... – Леший смотрел на своего мертвого брата, находясь в ступоре. – Куда ж ты торопился-то, братан? И ушицы даже не поел, в последний-то раз...
Крупные, горькие слезы текли по морщинистым щекам в один миг состарившегося на десяток лет таежника...
Зяма...
Его плечи и бедра были замотаны пропитавшимися насквозь кровью остатками Лениной одежды. Осунувшееся, какое-то иссохшее, заросшее щетиной лицо. И глаза... Широко раскрытые глаза...
– Я все разорвала, что смогла. – Лена смотрела на мертвого Зяму. – Да только ж где тряпок было взять?.. А потом замерзла...
Она все еще находилась в шоке. И Игорь применил радикальное средство – он стал наотмашь хлестать ее по щекам.
– Говори, Ленка! Говори, Ворона!!! – Ее голова моталась из стороны в сторону под ударами Медведевых ладоней. – Что тут произошло?!.
– Хватит, Игорь! Все!!! – Ее взгляд стал осмысленным, и, приложив свои ладони к пылавшим огнем щекам, она тихонько заплакала.
– Говори! – потребовал жестко Медведь.
– Он зверь! Дикий зверь!
– Это я знаю! Дальше!
– Гриша все это время пытался уговорить их сдаться... Да только... Они его не слушали...
– Дальше! Дальше говори! Лена, соберись – это очень важно! С прошлой ночи начни. Почему он своего напарника убил?
– Тот все время ко мне приставал... А прошлой ночью изнасиловать хотел... А этот не дал. Избил его сильно. А потом, утром, когда мы все вместе в гору поднялись, тот, второй, опять на меня набросился... А этот его и убил...
– Бред какой-то!
– А потом мы побежали. Он все время нас подгонял... До самого вечера... Мне плохо становилось несколько раз... Рвало... А он все гонит и гонит... Гриша ему все говорил, что так нельзя, что отдохнуть надо, а он не унимался... А когда сюда вышли вечером, я уже совсем идти не могла. Он меня ногой в живот ударил, и меня опять вырвало... Гриша ему и сказал, что он, мол, только с женщинами и слабаками воевать умеет. Вот тогда тот и взбесился... Развязал ему руки и дал нож. Говорит: «Ну, давай, покажи, какой ты боец!» Они на ножах дрались... А потом, когда Гриша уже и подняться не мог, развязал мне руки и сказал тебе привет передать... А потом ушел... Я Гришу перевязывала, как смогла, а потом вытащила из леса...
– Лена, как он сказал привет передать? Как он это сказал? Слово в слово!
– Сказал: «Медведю своему от Бобра привет передай. Скажи, чтобы дальше не шел за мной, или я его так же сделаю». И ушел...
– Вот теперь все ясно...
Игорь смотрел на своего погибшего друга и понимал, что теперь он просто обязан закончить это дело...
Зяму не просто убили. Его обрекли на медленную смерть от потери крови. По-садистски утонченную смерть. Медведь не понимал, как, но Гриша пропустил четыре разящих удара. Бобер знал свое дело – он маховыми рубящими ударами вскрыл на Зяме подмышечные и паховые артерии... Он не оставил Грише ни единого шанса – остановить такое кровотечение не всегда удается даже в больнице, что уж говорить про полевые условия...
– Святозар. – Игорь обратился к убитому горем Лешему. – Я возьму твой карабин – его оптика может пригодиться – и маскхалат...
– Брось его, Игоречек, – взмолилась вдруг Лена. – Не ходи. Его же и без тебя найдут...
– Лена! Леночка! Этот гад убил моего друга. И не просто убил, он его долго умирать заставил, ты же сама это видела... И еще. Он убил не просто лейтенанта милиции – он убил своего ученика, своего афганского побратима! Я себе не прощу никогда, если не достану эту падаль!..
– Игорь, ты уж поосторожнее. Хорошо? – Кажется, Лена поняла чувства Медведя. – Нам еще сына растить...
– Какого сына?
– Беременная я... Сказать тебе хотела, потому и приехала сюда...
– Че ж ты дома-то не сказала?!
– Не успела...
– Дурища ты моя! – Он нежно обнял жену. – Я скоро... Ты не волнуйся за меня – ничего со мной не станется! Такого быть не может, чтобы Краповый прапорщик не взял какого-то беглого зэка! Поняла? Ворона ты моя! А потом... Нам еще пацана вырастить нужно... Вместе!.. Мы с тобой домой поедем, в Одессу, потом, когда дело сделаю, – что-то устал я уже немного от такого количества леса...
Они срубили две тонкие, но прочные жердины при помощи МСЛ[64] и, набросив на них плащ-палатку, соорудили волокуши.
– Все, Святозар, теперь твое дело – вынести отсюда Гришу и вывести мою беременную Ворону... Ты человек в тайге опытный, так что я спокоен... А я иду на Бобра охотиться... Он меня часов на двенадцать теперь опережает, так что поторопиться надо...
– Ты это, Медведь, тайги не бойся – зверь нынче сытый, потому на тебя не пойдет. Только «оборотней» опасайся, те человека не боятся...
– Это кто?
– Собаки одичавшие. Мы их «оборотнями» называем. Сбиваются в стаи, да так и охотятся. Вот они – опасные твари... А за жену не беспокойся – выведу. Ты только гада этого поймай, что Гришаню убил. Христом Богом тебя прошу. Ну, иди, что ли...
