Потом я повернул меч, нацелил его на верхушку дерева и вонзил туда, все глубже проникая в душу всех времен, в сердце всех пространств, в толщу Древа скрелингов. Погружаясь внутрь, меч не расщеплял, а скорее раздвигал его плоть, и наконец они слились; огромный Черный клинок занял место в сердцевине древнего дуба.

Потом меня отбросило назад; я лихорадочно цеплялся за ветви, чтобы не упасть на лед, оставшийся далеко внизу, туда, где меня и все мои воплощения ожидала неизбежная смерть. Если я упаду, мы не узнаем, добились ли чего-нибудь своей жертвой. Смерч поднимался все выше и все сильнее бушевал. Мне было все труднее держаться за ветви. Я уже не сомневался, что ветер сбросит меня вниз, а ведь я лишился своего оружия.

Сквозь пыльный конус смерча стремительно пронеслась тень. Это была Оуна, она сидела верхом на фурне.

Он взмыл над смерчом на своих широких радужных крыльях. От этого зрелища у меня перехватило дух. На огромной спине моего братадракона, сливаясь с многоцветным сверканием скефла'а, но все же отчетливо различимая, мчалась моя жена Оуна, подавшись вперед, наслаждаясь полетом, сжимая в правой руке лук и удерживая левой дымящуюся чашу.

Когда я упал, фурн полетел рядом, словно играя со мной. Я мягко, безболезненно опустился на его скефла'а и теперь лежал ничком за спиной своей жены. Дерево окутало золотое сияние. Внутри раскидистого дуба виднелся черный клинок, его гарда вытягивалась среди ветвей, а кончик рукояти мерцал, будто звезда. Черный меч полностью слился с Древом, став неотъемлемой частью его организма.

Мембрана удерживала меня в себе, и я мог только наблюдать за тем, как Оуна отложила в сторону лук, взяла чашу обоими руками и развела их в стороны магическим движением, в результате которого чаш стало две – по одной на каждой ее ладони. Оуна потянулась к гарде и приложила чаши к обоим ее концам. Они остались там, а Оуна поднесла руки к лицу и вынула что-то изо рта. Она приложила этот предмет к рукояти меча между чаш. Ритуал был завершен, и моему взгляду предстало Космическое Равновесие.

Шоашуан с удвоенной яростью набросился на нас, но Оуна радостно рассмеялась. Вихрь бесновался, обвивая нас ледяными щупальцами и пытаясь тянуть назад. Оуна повернулась и со смехом обняла меня.

Равновесие продолжало хаотично метаться из стороны в сторону. Если размах его колебаний чересчур увеличится, оно может погубить само себя. Об устойчивости и стабильности пока не было и речи.

Под нами бушевал огромный вихрь. Казалось, он продолжал усиливаться и становился все более плотным. В припадке безумной ярости лорд Шоашуан опять начал гнуть ветви Древа, грозя обломить их.

Вновь раздался чистый голос флейты. Оуна тоже услышала его. Фурн начал опускаться в тусклом свете, лавируя между щупальцами смерча, сквозь золотисто-зеленое сияние Древа, мимо тонкого черного стержня в сердцевине его ствола. Он опускался навстречу ненасытному Владыке ветров.

Я сделал все, что было в моих силах. Я ждал смерти, которую, вне всяких сомнений, приготовил для нас лорд Шоашуан. Если бы я мог броситься в его чрево и спасти Оуну, я не колебался бы ни секунды, но мембрана практически лишила меня подвижности.

Именно так мои предки путешествовали вместе с фурнами. Скефла'а позволяла драконам мягко и плавно, словно бабочка, порхать из сферы в сферу. Лишь немногие мелнибонэйцы совершали такие полеты, но ходили слухи, будто бы после кончины матери, которая умерла, рожая меня, мой отец Садрик летал на драконах дольше и дальше любого из нас.

Только теперь мне в голову пришла мысль, от которой меня охватило смешанное чувство облегчения и стыда. Чаша племени какатанава выполнила свое святое предназначение. Раны, которые я нанес Оуне, были полностью исцелены.

Фурн со все возрастающей энергией отважно боролся с вихрем, который втягивал нас в себя. Рассекая воздух могучими крыльями, дракон пытался избавиться от его хватки. Оуна все сильнее тревожилась.

Навстречу нам, заполняя собой весь мир, мчался огромный ствол дуба, в котором пульсировал Черный клинок. Перекладины его гарды представляли собой Космическое Равновесие, которое вновь начало колебаться и раскачиваться. До завершения битвы было еще далеко.

За нашими спинами буйствовал Шоашуан, близость которого становилась все более ощутимой. Воины-кактанава пропали из виду.

Сепирис, князь Лобковиц и Айанаватта исчезли, а вместе с ними и Гейнор с Клостерхеймом.

Потом я услышал звук флейты. Чистая мелодия Айанаватты прорезала бушующий рев.

Могучий смерч швырял фурна из стороны в сторону. Воздух становился все холоднее. Мы постепенно замерзали, утрачивая подвижность. От холода меня потянуло в сон.

Крылья фурна более не могли удерживаться в разреженном воздухе.

Дыхание вырывалось из его ноздрей желтоватыми струями. Мы медленно теряли высоту, все глубже увлекаемые в центр вихря.

Вновь в моем мозгу зазвучал голос дракона:

Мы не в силах сопротивляться ему…

Я хотел одного – умереть, держа Оуну в своих объятиях. Напрягая все силы, я попытался высвободиться из цепкой мембраны, но слишком ослабел и не мог дотянуться до жены. Она крепко держалась за чешуи, а ледяной ветер старался сбросить ее с фурна.

Я уже не сомневался, что Сепирис, Лобковиц и воины-какатанава погибли. Айанаватта все еще играл на флейте, но вряд ли он надолго переживет остальных.

Я люблю вас. Отец… Ульрик… я люблю вас обоих.

Это был голос Оуны. Она обернулась, ища меня взглядом. Она не могла разжать пальцы, иначе ветер сбросил бы ее со спины фурна. Я вновь попытался выбраться из мембраны. Она замерцала алыми и бирюзовыми оттенками с оловянным отливом. Она не оказывала мне сопротивление, но и не выпускала меня.

Оуна!

Снизу донесся рокот. Земля вспучилась, выбросив миллионы искр, которые помчались мимо нас в безбрежный космос. Рядом с нами проносились красные и черные пятна, как будто взорвался весь мир.

Ледяную атмосферу прорезало дуновение раскаленного воздуха.

Воцарилась тишина.

Я услышал далекий рев и понял, что это значит. Пятна, летевшие к нам, были магмой. Расплавленным камнем, таким же текучим, как вода, но куда более смертоносным. Мы оказались над извергающимся вулканом.

Мы сгорим еще до того, как смерч погубит нас!

Но Оуна с волнением указывала в сторону Равновесия, отчетливо видневшегося на конце стержня, которым обратился Черный клинок. Я понял, что это тот самый металл, который Сепириц и его люди похитили, чтобы выковать Буреносца. Тот самый металл, который пукавачи обрабатывали по заказу какатанава. Металл, ради обладания которым гибли целые народы. В нем заключалась магия самого Равновесия.

Металл был достаточно могуществен, чтобы бросить вызов Равновесию.

Тот, кто владел им, владел самой Судьбой.

То, что мне показывала Оуна, на первый взгляд представлялось чем-то незначительным. Однако потом я сообразил, почему она так возбуждена.

Две чаши, ставшие грузами на концах перекладины меча, постепенно приходили в равновесие.

Бурлящий воздух врезался в ледяной вихрь Шоашуана. Его лицо оказалось совсем рядом. Он оскалил зубы, схватил когтями фурна и теперь удерживал его на месте. Дракон беспомощно бил крыльями и вотвот должен был погибнуть.

Но раскаленный воздух начал пожирать лорда Шоашуана, втягивая его в себя. Мало по-малу его хватка ослабла, он завыл. Я почувствовал, что моя голова распухает, готовая лопнуть. То, что я принял за другое воплощение Шоашуана, оказалось его противоположностью. Оно атаковало его из подземного мира, обитатели которого помогали нам в прошлом. Сила, столь же могущественная, как Владыка ветров, могла возникнуть только из самого сердца Серых Жил.

В погоне за нами Шоашуан истощил свою энергию. Наконец его когти разжались, и мы вырвались на свободу. Теперь уже он сам оказался в роли преследуемого. Один великий Владыка ветров гнался за другим!

Оставляя за собой пенистый след из желтоватого дыма, бирюзово-алый сгусток воздуха сомкнулся вокруг своего пыльного грязного противника и поглотил его, установив вопреки воле Шоашуана нечто вроде зыбкой гармонии. Усмиренный вихрь еще продолжал роптать, но незатейливая мелодия флейты уже замерла на последней ноте примирения.