Если скажешь мое имя

Скажешь кто я и откуда -

Расскажу о Пукавачи,

Отведу вас к их жилищам.

Покажу вам, что украсть.

У. С. Харт, "Видения Виннебаго"

Я уже успел привыкнуть к причудливым фантастическим картинам города, но нихрэйнские конюшни оказались для меня полной неожиданностью. Город почти целиком помещался в огромных причудливо высеченных пещерах. Мы прошагали несколько миль по запутанным туннелям и коридорам, сплошь покрытым резными тревожащими душу изображениями.

В туманном воздухе витал явственный запах серы, и мне было трудно дышать. Лорд Сепирис двигался быстрой размашистой походкой.

Постепенно потолки становились выше, а проходы – шире. У меня возникло впечатление, что мы входим в центр города. Пещеры, которые мы уже миновали, были всего лишь его предместьями. Резные изображения здесь были древнее, камни стерлись от времени, многие из них потрескались. В окнах, дверях и трещинах под нашими ногами горел вулканический огонь, освещая пустынные пространства, казавшиеся давно заброшенными. Вместо умиротворения пещер офф-моо здесь царил запах смерти, столь крепкий, что камни словно пропитались им.

Мне чудились стоны и крики людей, умиравших страшной смертью, я словно воочию видел их отражения в базальтовых и обсидиановых стенах. Я не мог отделаться от мысли, что попал в ад.

Лорд Сепирис зажег своим факелом еще один, затем следующий и так далее, и наконец я увидел в мерцающем свете, что мы стоим у входа в огромный амфитеатр, похожий на испанскую арену для боя быков.

Пустые каменные скамьи ярус за ярусом уходили вверх в зловещую непроглядную темноту. Желтые языки пламени освещали сцену, которая и сама светилась изнутри дрожащим алым сиянием. Казалось, я стою на пороге какого-то странного некрополя. Сама наша жизнь словно оскорбляла это место, будто бы мы оказались нежеланными свидетелями предсмертных мучений. Даже Сепирис был подавлен царящими здесь страхом и печалью.

– Что здесь случилось?- спросил я.

– Ох…- Сепирис опустил голову. Он явно не мог подобрать нужных слов, и я решил не допытываться.

Мои ноги взметнули темную пыль. Она струилась, словно вода. Я подумал, что вся арена некогда была залита кровью, но мне было трудно представить, как это произошло. У меня не было чувства, что здесь сражались гладиаторы или показывали диких зверей.

– Что это за место?- поколебавшись, произнес я, сам не зная, хочу ли услышать ответ.

– В конце здесь произошло судилище,- сказал Сепирис. Он издал тяжелый полный печали вздох, показавшийся мне дуновением далекого ветра.- Все судьи здесь были безумны, а осужденные – невинны…- Он зашагал по сцене, направляясь к арке.- Это место, где был вынесен приговор, который отправил и судей, и обвиняемых на ужасную смерть.

Вот почему нас осталось только десять. Наша судьба, равно как и ваша, была предопределена, когда мы выковали мечи.

– Вы создали их? Вы добывали здесь металл?..

– Мы получили его из первого клинка. Война между Законом и Хаосом не утихала. Мы решили изготовить могучее оружие против любой из сторон. Мы ковали клинки, чтобы сражаться с тем из них, кто берет верх, угрожая поколебать Равновесие. С Хаосом, помогая Закону и с Законом, помогая Хаосу. Мы отдали немало сил, изготавливая их, и когда закончили, нам стало понятно, что мы нашли средство, которое может спасти миры и одновременно погубить их. В один из наших мечей вселилась загадочная сила. В остальном клинки были совершенно одинаковыми и сообщали своим владельцам невероятную жизненную энергию. Буреносец был другим. Мастера, изготовившие его и посредством магии вдохнувшие в него жизнь, поняли, что их изделие несет в себе зло. Сменявшие друг друга хозяева Буреносца обретали страсть к убийству, в то время как Скорбный, его брат-клинок, был лишен такого свойства. Честные кузнецы стали массовыми убийцами. Женщины убивали своих детей этим клинком. В конце концов было решено устроить суд над Буреносцем и его владельцами…

– Здесь?

Сепирис склонил голову в согласии.

– Здесь, в конюшнях, где мы тренировали и показывали лошадей. Мы любили своих прекрасных скакунов. Но другого подходящего места не нашлось. Когда-то здесь проходили конные состязания. Нихрэйнские лошади отличаются тем, что, находясь в одной плоскости, они одновременно существуют в другой. Очень полезное качество. И забавное.- Приятные воспоминания уняли печаль Сепириса, и он улыбнулся.

Потом, посерьезнев, он расправил плечи и хлопнул огромными ладонями.

В безмолвии пустого амфитеатра хлопок разнесся, словно выстрел. Он вызвал немедленный отклик.

Послышалось громкое фырканье и ржание, топот по твердой поверхности. Вновь раздалось ржание, и из арки вылетел конь невероятных размеров. Его грива развевалась, словно на ветру. Этот черный скакун был достаточно велик для самого Сепириса. Он отпрянул, поводя блестящими боками и взирая на нас свирепыми желтыми глазами. Его грива и хвост казались неистовым черным пламенем. Его ноздри нервно трепетали, но в повадке этого чудовищного скакуна угадывалось скорее нетерпение, чем злость. Однако стоило Сепирису произнести одно-единственное слово, и конь повернул к нему ухо и мгновенно успокоился. Я еще не встречал животных, которые столь быстро повиновались бы команде человека.

Несмотря на то, что в его физическом существовании не было ни малейших сомнений, я сразу увидел, что конь почти не потревожил пыль на арене и не оставил отпечатков копыт.

Заметив мое удивление, Сепирис мягко положил руку мне на плечо.

– Как я уже говорил, этот скакун одновременно присутствует в двух плоскостях. Земля, по которой он ступает, невидима для нас.

Он подвел меня к коню, и тот обнюхал его, видимо, ожидая обычной ласки. Скакун уже был оседлан и взнуздан; на нем было все необходимое как для войны, так и для путешествия.

Я протянул руку к огромной голове и погладил бархатистый нос животного, отметив, что у него белые чистые зубы, красный язык и жаркое дыхание.

– Как его зовут?- спросил я.

– У него нет имени в том смысле, который вы подразумеваете.- Дальнейших объяснений не последовало. Сепирис оглядел стены с таким видом, будто рассчитывал обнаружить там что-то.- Тем не менее, он пронесет вас через все опасности и будет служить вам до самой смерти.

Он повинуется седоку как всякая другая лошадь, но, оседлав его, вы поймете, что он необычайно умен и сообразителен.

– Он знает, куда я направляюсь?

– Он не провидец!

– Вот как?- На мгновение земля под моими ногами подалась, словно жидкость, потом опять стала твердой. И вновь Сепирис не ответил на мой невысказанный вопрос. Он продолжал осматриваться. Его взгляд скользил по длинным пустым каменным скамьям, уходящим во мрак. Я заметил, что темнота словно поглощает несколько верхних рядов. Там клубился дым или туман, отчего на резных каменных лицах возникало выражение злорадного торжества, сменявшегося дикой необузданной радостью.

Сепирис заметил это одновременно со мной. Я отчетливо уловил тревогу, мелькнувшую в его взгляде. Потом он радостно улыбнулся и повернул голову к арке, из-под которой на сцену выбежал еще один конь. На нем ехал всадник. Я знал этого человека, многократно встречался с ним.

Наши предки столетиями поддерживали связь. Его семья была в числе тех, кто оказывал помощь Моцарту, и славилась интеллигентностью и тонкими вкусами.

Впервые этот человек представился мне в 30-х годах XX века, назвавшись участником антифашистской группы. Правильные крупные черты его лица выгодно подчеркивали парик по моде XVIII века, треугольная шляпа и военный плащ. Он был похож на один из знаменитых портретов Фредерика Великого. Разумеется, это был мой старый знакомый, австрийский князь Лобковиц. Его одежда казалась слишком теплой для этой пещеры, его лицо уже покрыли капли испарины, и он вытирал ее огромным платком из вышитого персидского шелка.