Я сказал, что, если мне не изменяет память, слово "какатанава" означает "народ кольца". Почему он назвал его "народом древа"?

Лобковиц улыбнулся.

– Дерево находится в кольце. Время – это кольцо, а дерево – это мультивселенная. Кольцо – это сфера, в которой заключено все.

Пространство – лишь одна из размерностей этой сферы.

– Пространство – одна из размерностей времени?

– Именно так.- Лобковиц просиял.- Как только вы это осознали, очень многое становится понятным.

От продолжения этой загадочной беседы меня избавил отрывистый вопль. У меня замерло сердце, я бросился к ближайшему балкону. На зазубренный горизонт наползали темные тучи, собираясь вокруг одного из самых высоких пиков. Они клубились, растягиваясь и сокращаясь, словно в судорожной попытке принять форму живого существа.

Подстегиваемые всеми ветрами, они образовали огромную фигуру лорда Шоашуана. Из нее вырвалась длинная вереница облаков и, промчавшись над озером и стенами города-крепости, хлестнула по нам словно бичом.

Мы не успели укрыться.

Даже у Сепирица остался тонкий рубец на шее- там, куда пришелся удар облаков. Мне почудился страх в его глазах, но когда я вновь на него посмотрел, он улыбался.

– Ваш старый друг ополчился против нас,- сказал Лобковиц.- Это первая проба его сил. Отныне нам не будет покоя. И если Гейнор Проклятый преуспеет, нам суждено вечно мучиться в предсмертной агонии.

Я приподнял брови. Лобковиц говорил совершенно серьезно.

– Если Равновесие будет уничтожено, время как таковое перестанет существовать. Это значит, что мы замрем на месте, сохраняя сознание, но неподвижные, и этот миг, предшествующий забвению, растянется для нас до бесконечности.

Забыв о еде, мы смотрели, как сине-черное пятно облаков сгущалось и перестраивалось вокруг горных вершин. В другой части галереи послышался крик, и мы увидели поверх огромных городских ворот исчезающую тропу, которую Айанаватта создал звуком своей флейты.

Она разлилась по льду словно испаряющаяся ртуть, и люди, шедшие по ней, перепрыгивали от одной лужицы к другой. Их фигурки казались крохотными. Это были не какатанава. Сначала я принял их за эскимосов в толстых меховых одеждах, но потом заметил, что у их предводителя нет лица. Там, где ему полагалось быть, сверкал отраженным светом столь знакомый мне зеркальный шлем. Рядом с ним шагал другой человек, которого я тоже помнил, а с другой стороны- мужчина меньшего роста, также знакомый мне. Но они были слишком далеко, чтобы рассмотреть их лица. Вне всяких сомнений это были воины человека в шлеме.

Те самые викинги, которые пытались помешать нам добраться до крепости.

– Время податливо,- сказал Лобковиц, предвосхищая мой вопрос.- Гейнор теперь зовется Гуннаром Обреченным. Он вновь собрал себя воедино, но не отваживается жить без шлема, поскольку все его лица существуют одновременно. Сейчас он находится в вашем двенадцатом веке, как и этот город, и многое другое…

Я повернулся к нему:

– Гуннар до сих пор ищет Грааль?

Лобковиц пожал плечами.

– Грааль нужен Клостерхейму. Он стремится к примирению, хотя и странным, извращенным способом. Гуннар ищет смерти с тем же упорством, как другие ищут сокровища. Но не только своей смерти. Он жаждет погубить все сущее. Только так он сможет оправдать самоубийство.

– Он мой двоюродный брат, но судя по всему, вы знаете его гораздо лучше.- Я пытался избавиться от медленно одолевавшего меня ужаса.- Где вы с ним познакомились? В Будапеште или в Вене?

– Гуннар, как и вы, вечен. У вас есть другие "я", другие воплощения, а у Гуннара – другие имена и множество разнообразных личин. Однако родственник, которого вы называете Гейнором фон Минктом, навсегда останется преступным Рыцарем Равновесия, который бросил Равновесию вызов и был повержен. И который вновь и вновь восстает против него.

– Люцифер?

– Видите ли, у каждого народа свой Люцифер.

– Он всегда терпит неудачу?

– Хотел бы я, чтобы это действительно было так,- ответил Лобковиц.- Я должен заметить, что он порой сознает собственную глупость и пытается внести коррективы в свои поступки. Но сейчас мы не можем надеяться на это, дорогой граф.- Он умолк и посмотрел в отверстие стены, опоясывавшей громадную пирамиду.- Гейнор и его спутники принесли в эту сферу могущественное колдовство.

– Как мы будем им сопротивляться?- Я окинул взглядом наш маленький отряд – чернокожего великана Сепирица, князя Лобковица, шамана Айанаватту и Белого Ворона.- Разве мы можем одолеть врага, столь превосходящего нас числом? Мы почти безоружны. Лорд Шоашуан накапливает силы, а нам нечего ему противопоставить. Где мой меч?

Сепириц посмотрел на Лобковица, Лобковиц – на Айанаватту и Белого Ворона, но те ничего не сказали. Сепириц пожал плечами.

– Ваш меч остался на льду. Мы не сможем добыть третий до тех пор, пока…

– Третий?- переспросил я.

Айанаватта указал себе за спину.

– Белый Ворон оставил свой клинок в седле Бес.

Его щит тоже там. Но в любом случае нам не хватает третьего предмета.

Вряд ли мы сумеем разбудить фурна, охраняющего Древо. Он умирает.

Вместе с ним умирает Древо. А с Древом- и Равновесие…- Он беспомощно вздохнул.

Тишину внезапно разорвал пронзительный визг, похожий на скрежет металла о металл, и на льду позади Гейнора и его людей, осторожно пробиравшихся по исчезающей тропе, начал сгущаться темный конус.

Я не сомневался, что мы сумеем одолеть викингов, однако то, что возникало за их спинами, внушало мне панический страх.

Оно вновь завизжало.

Этот звук был полон алчного предвкушения и насмешки. Разумеется, это был лорд Шоашуан. Он вернулся. Гейнор помог ему собраться с силами.

Белый Ворон отвернулся. Он был всерьез обеспокоен.

– Я принял облик ворона и искал своего отца на острове, надеясь, что он поможет нам. Надеясь, что он станет третьим. Но Клостерхейм поджидал меня и заманил в ловушку. Сначала я решил, что вы и есть мой отец.

Когда Клостерхейм покинул остров, там появились какатанава и спасли меня. Они освободили меня и отыскали вас. Но теперь я вижу, что мой отец где-то в другом месте. Он следовал путем своих грез, и его проглотило чудовище. Я думал, что он вернулся к Трону драконов, но даже если он сделал это, то почему-то ушел оттуда. Этого не должно было произойти.- Белый Ворон заговорил тише, с печалью в голосе:- Если я прав относительно того человека, то я не могу с ним сражаться. Я не могу сражаться с собственным отцом.

Я нахмурился:

– Эльрик – ваш отец?

Юноша рассмеялся:

– Нет, конечно. Мой отец – Садрик.

Айанаватта прикоснулся к его руке:

– Садрик мертв. Ты сам сказал, что его проглотил кинэбик.

Белый Ворон был изумлен до глубины души.

– Я сказал, что его проглотили. Но я не утверждал, что он мертв.

Пиво рекой и отблеск костров.

Под кроны деревьев тебя приведут.

Пусть Мать Голод не тронет наши дома,

Отец Мороз и Брат Смерть стороною пройдут.

Тянуться к небу деревья, к небу с элем подымем чаши.

Пусть правит добро и пройдут стороной все беды и горести наши.

Старинная шотландская песня

Лорд Шоашуан не просто возник над исчезающей тропой. Он черпал энергию из окружающих гор. С севера, юга и запада набегали грозовые тучи. Их черно-серые массы, испещренные белыми точками, стремительно приближались к нам.

Смерч засасывал в себя глину и камни, и в его причудливом конусе появилось хохочущее безумное лицо, пылающее алчным гневом. Теперь Шоашуан был еще сильнее, чем прежде, когда мы с Оуной дали ему отпор. С каждой секундой он увеличивался в размерах. Куски льда взмывали с поверхности озера, подхваченные вихрем.

Вглядевшись в его толщу, я увидел там извивающиеся тела людей и животных, услышал их крики, которые сливались с яростным воем безжалостного Владыки ветров.