− Я знаю этого грека. Он через Ростов возвращался к себе домой в Афины, − добавил другой свидетель. − Греку где-то лет за семьдесят. Старикан обедал в кафе. И угодил «под раздачу». Ему дубинкой разбили голову. Я сам видел, как деда, который весь был в крови, родственники еле дотащили до посадки…
Про бойцов «невидимого фронта» все подробнее рассказывают и в ночном клубе «Экипаж-2000». Кассирша этой молодежной дискотеки подтвердила, что вместо приобретения входных билетов за 125 рублей высокорослые атлеты в штатском предъявляли удостоверения сотрудников президентской охраны. Когда они приступили к избиению всех, кто попадался под руку, женщина обратила внимание на самого старшего по возрасту: «Было такое ощущение, что этот седовласый по рации координирует действия всех остальных…»
Все это происходило, напомню, осенью 2000 года. А книга Усольцева «Сослуживец», где автор упорно аттестует своего дрезденского друга «Володю-малого» (в их разведгруппе был еще и «Володя-большой») «юристом до мозга костей», вышла в Москве в начале 2004-го. Странно, что автор как бы ничего не слышал ни о сочинском кровавом побоище, случившемся к тому моменту уже более трех лет назад, ни о других подобных событиях.
Впрочем, может, и не слышал: он ведь в ту пору, как уже говорилось, проживал в какой-то чешской «деревеньке Г.»
Ни какого-либо серьезного расследования сочинских событий, ни судебного разбирательства по их поводу не проводилось…
ТРАГЕДИЯ НА ДУБРОВКЕ
Чеченские боевики прерывают спектакль…
Одно из «ярких» трагических событий, которыми было ознаменовано путинское правление, захват и «освобождение» заложников в Доме культуры подшипникового завода на Дубровке в Москве (еще его называют театральный центр). 23 октября 2002 года группа чеченских боевиков, неведомо как проникшая в один из густонаселенных районов российской столицы, в камуфляже, с полным вооружением и взрывчаткой, вторглась в здание, когда там шел мюзикл «Норд-ост» по роману Каверина «Два капитана», и объявила заложниками зрителей и актеров всего более 750 человек.
Как обычно в таких случаях, действия властей были топорными, нацеленными не столько на спасение невинных людей, сколько на уничтожение захватчиков. Никаких серьезных переговоров с боевиками не велось. Время от времени в здание добровольно входил лишь кто-то из известных деятелей, журналистов, о чем-то беседовал с Мовсаром Бараевым, там звали чеченского главаря, но всем было понятно, что удовлетворить требования налетчиков их собеседники не в состоянии: соответствующими полномочиями они не располагают.
Одной из тех, кто на свой страх и риск вошел в захваченный чеченцами театральный центр и попытался вступить с ними в переговоры, была Анна Политковская. Человек, представившийся как старший среди боевиков, сообщил ей, что его группа, хоть и признает Масхадова президентом Ичкерии, но «воюет автономно», независимо от него. Таких в Чечне называли «индейцами». Собеседник передал Политковской требования боевиков: во-первых, Путин должен объявить об окончании войны в Чечне, во-вторых, в подтверждение серьезности своего обещания в течение 24 часов вывести из Чечни часть войск. После этого все заложники будут отпущены.
Однако ни ФСБ, ни Министерство внутренних дел этими требованиями не заинтересовались. По-видимому, к тому времени решение о штурме уже было принято.
На третий день осады утром в зрительный зал был пущен газ, который, по замыслу властей, должен был усыпить всех находившихся в центре, после чего спецназовцы «Альфы» и «Вымпела» штурмом взяли здание.
Однако многие, «уснувшие» под воздействием газа, так и не проснулись…
Живых и мертвых сваливали в одну кучу
Сначала было объявлено, что погибли десять двадцать заложников. Затем московский мэр Юрий Лужков увеличил эту цифру до тридцати. Поскольку это был лишь небольшой процент заложников, ряд западных лидеров аттестовали операцию российских спецслужб как «впечатляющий успех».
Между тем журналисты, оказавшиеся возле театрального центра через несколько минут после штурма, сразу же насчитали более сотни тел, сложенных возле здания…
Все, кто наблюдал за процедурой «спасения», обращали внимание на то, что и живых, и мертвых, выносили из здания кое-как, без носилок, держа за руки и за ноги, и тут же сваливали в кучу. После выяснится, что находившихся без сознания, но еще живых людей нельзя было класть на спину, многие погибли, задохнувшись из-за западания языка.
Впрочем, сразу же возникло подозрение, что многих выносимых из ДК мертвых пытаются выдать за живых. Сотрудник еженедельника «Версия» Андрей Солдатов, который в момент штурма находился в одной из квартир дома напротив театрального центра, так описывал увиденное:
«7.20. С площадки перед входом отъезжает первый автобус с заложниками. Через несколько минут из здания выносят какие-то тряпки и начинают набрасывать на тела. Надежды, что под козырьком (здания) среди мертвых могли быть раненые, уже не остается. Судя по тому, сколько места заняли тела, их там человек сто пятьдесят.
Наш коллега, служивший в спецназе и сам принимавший участие в освобождении заложников, вдруг кричит: «Они рассаживают в автобусы трупы, смотрите сами они валятся с сидений». И передает нам бинокль. Действительно, людей затаскивают в салон автобуса недвижимыми, и они в странных позах застывают на сиденьях… В это время по телевизору корреспондент НТВ, который, судя по съемке, находится за углом на 1-й Дубровской, говорит, что видит проходящие перед ним автобусы с заложниками, у них «синие лица».
Единственное, чем можно объяснить организованный столь странным образом вывоз тел это желание выдать погибших при штурме за скончавшихся впоследствии в больницах и тем самым опять-таки приуменьшить число погибших в результате самого штурма. Как в большинстве подобных ситуаций, во главе всего стояла ложь. Не ложь во спасение, а ложь во спасение собственной шкуры.
Сказки про «безопасный» газ
Главное же власти, «как партизаны», хранили молчание насчет того, какой именно газ был применен и какое средство антидот должны использовать врачи, чтобы нейтрализовать его воздействие. Тут опять сохранение «военной тайны» власти сочли делом более важным, чем спасение людей.
Поначалу официальная пропаганда представляла дело так, что люди в основном пострадали от «шока» и «стресса», пережитого во время штурма, и лишь позднее, после того, как о том сообщили зарубежные журналисты, были вынуждены признать, что многие заложники стали жертвами газа. Всего по официальной версии погибло около ста двадцати заложников, однако, в действительности, как утверждалось в ряде публикаций, эта цифра была значительно больше. В конце концов вроде бы сошлись на цифре около ста тридцати. Однако к жертвам я бы отнес не только погибших, но и тех, кто остался в живых, но в результате штурма обрел какое-то тяжелое заболевание, причем, возможно, не одно. Таковых тоже были десятки…
Такой вот «впечатляющий успех».
Обосновывая необходимость штурма, официальная пропаганда поначалу дудела о том, что его, дескать, начали лишь после того, как боевики стали расстреливать заложников. В дальнейшем, однако, выяснилось, что расстрелов не было…
Еще один звучавший в ту пору пропагандистский мотив: мол, захват театрального центра связан не с чеченской войной, что было очевидно, а с международным терроризмом. Один из прокремлевских телесоловьев Алексей Пушков даже изрек, что трагедия на Дубровке «это наше 11 сентября».
Впрочем, войну в Чечне уже задолго до того стали представлять как борьбу с пресловутым международным терроризмом, так что ничего нового тут не было.
Награды и тумаки
Хотя было вполне очевидно, что операция спецслужб на Дубровке, учитывая огромное количество погибших заложников, это полный провал, власти продолжали настаивать, что, напротив, это большой успех. Многие ее участники получили награды. В частности, звания Герой России вроде бы (по какому-то секретному указу) удостоился глава ФСБ Патрушев. И наоборот, репрессии обрушились на журналистов, которые пытались восстановить истинную картину происшедшего. В некоторых редакциях, например, в уже упомянутом еженедельнике «Версия», прошли обыски, допросы сотрудников. Телеканал НТВ был обвинен в том, что он будто бы показал в прямом эфире первые минуты штурма, тем самым подвергнув опасности спецназовцев (боевики или их сообщники могли смотреть телевизор), хотя на самом деле соответствующие кадры были показаны в записи, с существенной задержкой во времени. Недовольство властей вызвало и то обстоятельство, что репортеры телеканала предоставили слово родственникам пострадавших заложников, которые, естественно, крыли эти самые власти на чем свет стоит…