Двухчасовой «Москва — Пермь» запаздывал. Иван, словно бы случайно встретивший Кабелко у дверей его «багажки», успел уже о многом переговорить с ним, пожаловаться на свою обострившуюся болезнь и теперь с нетерпением поглядывал на часы. Стрелки показывали пять минут третьего, а станционный колокол, обычно оповещавший о выходе поезда с соседней станции, все еще не звонил. Кабелко, невысокий, тщедушного телосложения юноша с нездоровым, одутловатым лицом, на котором, несмотря на трещавшие на дворе морозы, пестрели веснушки, был явно польщен тем, что с ним беседует сам командир охраны.

Он уже успел рассказать Полозову, что ждет с двухчасовым кровать с никелированными спинками и блестящими шариками. Такие кровати были предметом самых горячих мечтаний всех женихов и невест. Кровати эти готовились частными предприятиями, во множестве созданными нэпманами, и высылались только наложенным платежом по объявлению.

— Я и вам очень советую следить за объявлениями,— алчно поблескивая бусинками глаз, рассказывал Кабелко.— Сейчас только по объявлениям и можно приобрести ценную вещь для устройства удобной жизни. Сейчас я послал заказ на лампу с абажуром и швейную машинку фирмы «Зингер». Очень нужные вещи.

— А сколько стоит кровать?— поинтересовался Иван.

— Тридцать рублей,— ответил Кабелко и, значительно поджав тонкие губы, помолчал, ожидая со стороны собеседника выражения удивления. Иван, хотя его и действительно поразила высокая цена, не сказал ни слова. Он только прикинул в уме, что за эту цену, мужик мог бы купить трех хороших коров. «Откуда этот хлюст достал такие деньги?— подумал Иван.— Да еще зингеровская машина и лампа с абажуром тоже недешево стоят. А Кабелко получает всего семь рублей в месяц».

— С панцирной сеткой, вся никелированная, на спинках четыре больших шарика и десять маленьких,— начал расписывать свое приобретение Кабелко, думая, что Иван молчит, потому что поражен, и, понизив голос, добавил:— Двухспальная.

— Ну, раз двухспальная, тогда, конечно, и машина швейная нужна и лампа под абажуром,— улыбнулся, подмигнув, Иван.— Значит, дело к свадьбе идет. С самим начальником станции породнишься.

Кабелко густо покраснел, но решительно опроверг догадку Ивана.

— Нет уж! Что уж тут! Начальник станции только на станции начальник. А сейчас каждый молодой человек должен перспективу иметь. Нет, вы об этом деле и не подозревайте.

С перрона донесся отрывистый звон колокола, и Кабелко оживился.

— Подходит. На двадцать минут запоздал. Извините, мне надо к багажному вагону.

Полозов вместе с Кабелко вышел из «багажки».

— Митрофан! Эй, Митрофан! Куда ты провалился,— кричал Кабелко, разыскивая угрюмого, всегда хмельного мужика, работавшего на станции сторожем и одновременно грузчиком.

— Здеся я. Чего орешь?— прозвучал непочтительный ответ из-за угла.

— Беги прямо к багажному,— приказал Кабелко.

— Когда подойдеть, тогда и побегим,— не покидая облюбованного места, ответил Митрофан.

Подошел поезд. Прислонившись плечом к стене «багажки», Полозов наблюдал, как дюжий Митрофан тащил, взвалив на спину, два больших плоских тюка, зашитых в плотную рогожку.

Кабелко шагал следом, готовый подхватить своими немощными руками дорогой груз, если у Митрофана не хватит сил.

Горина Иван увидел, когда он уже у самой «багажки» заговорил с Кабелко.

— Вы Кабелко?

— Я Кабелко,— ответил тот, недовольный, что его отвлекают.— Вам что? Коли грузы, то с этим поездом не уйдут. Надо было раньше позаботиться.

— Да нет, не груз. Просто мне надо поговорить с вами.

— Поговорить?— Кабелко настороженно уперся взглядом в Горина.— Я сейчас на работе. Если разговор служебный...

— Да, служебный. Мы закроемся в вашей «багажке» и поговорим. Вот мой документ,— протянул Горин удостоверение.

Пока шел этот разговор, стоявший неподалеку в позе праздного наблюдателя Полозов определил, что Горин здесь не один. Два молодых, кряжистых парня лет по двадцати определенно приехали с ним, хотя и держались вдали от него. Оба по одежде походили на лесорубов, и ни у кого на станции не могли вызвать подозрения. Но наметанный взгляд чекиста подсказал Полозову, что эти еще чужие и незнакомые парни в нужную минуту могут стать ему крепкими и надежными помощниками.

Между тем Кабелко, прочитав поданный ему Гориным документ, весь сразу сникший, с посеревшим лицом, испуганно лепетал:

— Я, право, не понимаю... у меня все дела в порядке... грузы и прочее...

— Обо всем этом мы поговорим в вашей конторке,— прервал его лепет Горин.— Пойдемте. Хотя нет. Надо, чтобы кто-нибудь присутствовал при нашем разговоре. Кого бы пригласить?

Ближе всех к Горину и Кабелко стоял Полозов. Ему явно было нечего делать. Горин, сделав вид, что впервые видит Полозова, позвал его.

— Товарищ! Можно вас на минуточку?

Через десять минут допрос Кабелко в запертой «багажке» шел полным ходом. Исподволь, без нажима, Горин заставил Кабелко повести рассказ обо всем, что произошло с ним прошлым летом. Кабелко, поначалу струсивший, почувствовал, что следователя интересуют только люди, с которыми ему довелось встречаться прошлым летом, осмелел и начал держаться свободнее. Он описал всех, с кем имел дело за последние месяцы, и каждому из них дал свою оценку. Все оценки были пренебрежительными. Даже предмет своих увлечений и страданий — двух дочерей начальника станции — и тех не пощадил язвительный Кабелко. Но вот он припомнил, что примерно в середине июля несколько дней помогал Когуту пилить дрова.

— Подработать решили?— полюбопытствовал Горин.

— Что вы,— возмутился Кабелко.— Заработаешь у такого. Он если полтинник заплатит, то на два рубля поту выжмет.

— Да, здоров был покойник,— согласился Горин.— За ним в работе не угонишься. Как же вы целых пять дней держались?

— Свой интерес имел,— уклончиво ответил Кабелко.— Для вас он бесполезен.

— Сердечные дела,— понимающе произнес Горин, лукаво подмигнув, спросил:— Ну как?

— Все шло как по-писаному,— самодовольно улыбнулся Кабелко.— Да старый хрыч вдруг взбеленился.

— Здорово вам влетело?— сочувственно осведомился Горин.

— Разве я позволю такое с собой?— снова, но не столь уж искренне возмутился Кабелко.— Я ушел и все.

Но эта не очень приятная для юноши деталь не заинтересовала следователя. Он снова вернулся к первым дням знакомства Кабелко с Когутом. Выяснилось, что Кабелко не раз бывал в домике Данилы Романовича, выбирал книги, даже подолгу сидел у книжных полок.

— Я ведь не всякую книгу читать буду,— разъяснил Кабелко.— Я сначала обязательно в конец загляну. Есть ли про счастливую любовь и свадьбу? С десяток книжек полистаешь, пока решишь, какую взять.

— И Когуты ждали, пока вы копались в книгах?— удивился Горин.

— Совсем даже нет. Бывало, Когут в обход, Галина в магазин на станцию, а я все сижу, просматриваю.

— Ждете, пока хозяева вернутся?— уточнил Горин.

— Да нет. У них в сенях дверной крючок сам закидывается. Поставишь его на попа, дверью хлопнешь — и готово.

— А как же потом хозяева попадали в дом?

— У них из крепкой проволоки крючок такой хитрый был, с коленом. В маленькую дырочку, что в верхнем углу двери, просунут и крючок как-то поднимут. Когут говорил, что у них в Сибири таким способом амбары закрывают. Только не на крючок, а на запор. Посторонний человек ни за что не откроет.

Горин внес эти детали в протокол и спросил:

— Много людей ходило к Когутам?

— Да кто его знает,— неуверенно ответил Кабелко.— При мне никто ни разу не заходил. Летом, когда рубки леса нет, у нас на станции народу вообще мало.

— Кто еще мог знать о том, как закрывались сенные двери Когутов?— в упор посмотрел на допрашиваемого Горин.

Кабелко не ответил. Этот, невинный на первый взгляд, вопрос сильно смутил его. Но Горин не дал ему возможности собраться с мыслями.