– Зато я тебя помню, разбойника, – недовольно проворчала Хоахчин, усаживаясь поудобнее. – Все время меня дразнил, басурман. А еще сын Джарчи.
– Ты знала моего отца?
– И отца, и твою мать знала. Она мне дальней родственницей приходилась. Красавица была. Её Джарчи отбил у самого Тургутай-Хирилтуха. А потом, после того, как родился Джелме, в курене появился Агучу и стал к ней приставать. Но что-то у них с Джарчи произошло, после чего Агучу несколько дней ходил с синяками... Ох, и невзлюбил он Джарчи после этого. Но боялся. А как ты родился, так она и умерла. Разбойник, больше ничего.
Субудей нагнул голову, и уставился взглядом в кошму, как нашкодивший мальчишка. А может быть, он вспоминал свое детство.
– Да вы все разбойники, как я погляжу, – махнула рукой старуха и опять взялась за бурдюк. – Давайте чашки.
Чиркудай окликнул караульного. Как только в юрте показалась голова нукера, он строго сказал:
– Завтра скажи Газману, чтобы дал вот этой женщине десять овец.
Нукер кивнул головой.
– И передай моему Барибу, чтобы он тоже дал ей десять овец, – вскинулся Субудей.
– Да зачем мне такое богатство, – махнула рукой Хоахчин, – у меня и зубов-то нет, чтобы мясо есть.
– И ещё, – добавил Чиркудай: – Пусть Газман найдет хорошую юрту для неё и поставит в курене.
Нукер понимающе кивнул головой и скрылся.
– Она совсем одна, – пояснил Чиркудай друзьям.
– У тебя ничего нет? – спросил у старухи Субудей.
– А мне ничего и не нужно. Жить осталось совсем немного.
На улице вновь послышались голоса. Полог задрался и внутрь нырнул Темуджин. Следом за ним протиснулись огромные Джелме и Бельгутей.
– Ага! – торжествующе пропел Темуджин: – Сейчас мы вам поможем съесть вашу баранину, – и нашарил в котле кусок.
Джелме с Бельгутеем отказались от еды, присели под стенкой, недоуменно посматривая на старуху, сидевшую напротив.
Прожевав, Темуджин поднял глаза и увидел Хоахчин.
– А ты откуда?..
Хоахчин, склонила голову набок, как птица, и негромко сказала:
– И тебя помню...
Темуджин вопросительно посмотрел на Чиркудая.
– За юртой мы ели её мясо и пили её кумыс, – кратко сказал Чиркудай. Темуджин замер, очевидно, опять навалились воспоминания. Они просидели, не говоря ни слова, минут пять. Вздохнув, Темуджин поднял глаза и, посмотрев на вход, крикнул:
– Дежурный!
В юрту всунулась голова нукера.
– Завтра вот этой женщине дашь десять баранов!
Субудей не выдержал и захохотал, упав спиной на кошмы. Темуджин непонимающе уставился на своего командира, перевел взгляд на Чиркудая, у которого дернулись губы, на едва сдерживающего смех Тохучара.
– Я что-то не так сказал? – тихо и настороженно спросил Темуджин.
– Джебе и Субудей уже дали ей по десять баранов, – объяснил дежурный нукер.
Темуджин сморщился и тоже захохотал, свалившись на кошмы. Джелме и Бельгутей ничего не поняли, но стали улыбаться вместе со всеми.
– Все разбойники, – махнула рукой Хоахчин и опять взялась за бурдюк. – Давайте чашки.
Первому налила еще вздрагивающему от смеха Темуджину, потом Джелме и Бельгутею. Друзья отказались от питья. Они были сыты.
– Ничего, – громко сказал Темуджин, отпив из чашки, – овцы тебе не помешают, – и, посмотрев на друзей, посерьезнел, покрутил пальцем кончик бороды и жёстко сказал: – Одну тысячу тайджиутов я отдаю Джебе. Остальных восемьсот мужчин – Тохучару.
– Мне как обычно – ничего, – буркнул Субудей.
– Ладно, ладно, – остановил его Темуджин. – У тебя уже полторы тысячи, – помолчав, он продолжил: – Нам стало тесно. Я решил устроить четыре куреня в малом конном переходе друг от друга, – посмотрел на друзей и пояснил: – Вы втроем встанете одним куренем на южной стороне равнины. Джелме с Бельгутеем с ещё двумя тысячниками – на западном. Полки из новеньких – на севере. А я останусь здесь, – окинув взглядом соратников, он уточнил: – Завтра и переселяйтесь.
– Понятно, – сказали командиры.
Действительно, табуны коней и отары овец стали мешать друг другу. Да и разросшийся курень невозможно было обойти пешком.
Темуджин поднялся, показывая, что летучее совещание окончено. Командиры тоже встали. Одна Хоахчин продолжала сидеть у стены.
Сделав шаг к выходу, Темуджин замер и с расстановкой отчеканил:
– Клинок принадлежит победителю, – и шагнул на улицу.
– Я так и знал! – возмущенно крикнул Субудей в спину Темуджина. Чиркудай не понял, обиделся друг или нет. Он посмотрел на Субудея, но ничего не определил по его лицу. Джелме вздохнул, махнул рукой на прощание, и тоже вышел вслед за нойоном.
– Что это за клинок такой? – загорелся Тохучар. – Давай, показывай, – насел он на Чиркудая.
Чиркудай подтащил к себе хурджун и вынул из него ножны с оружием. Тохучар внимательно стал рассматривать лезвие и клеймо. Выдернув у себя волос из головы, он положил его на жало клинка и подул. Волос распался надвое.
– Хорошая вещь, – протяжно проговорил он, продолжая вертеть меч.
– Твою саблю разрубит как палку, – заверил Субудей, издали, посматривая на сизое лезвие.
– Верю, – кивнул головой Тохучар. – А откуда вы о нем знаете?
Субудей повозился, повздыхал, но не стал подсмеиваться:
– Мы помогали его делать, – тихо произнес он. – Темуджин и Джелме были молотобойцами.
Тохучар пристально посмотрел на друзей, медленно сунул лезвие в ножны и осторожно положил меч в хурджун.
Зашевелилась Хоахчин, поднимаясь на ноги. Она задумчиво посмотрела на бурдюк, но махнула рукой и поползла к выходу. Подошла к пологу и, оглянувшись на Чиркудая, спросила:
– Переезжать будете, про меня не забудете?
– Не забудем, – уверил её Чиркудай.
Она взялась за полог и, выходя на улицу, предупредила:
– Кумыс выпьете, бурдюк не потеряйте.
Субудей грустно улыбнулся и полез на свое место спать. Чиркудай развалился на кошме, закинув руку за голову, прокручивая в уме нападение на тайджиутов, высматривая в своих действиях ошибки. Тохучар улегся на свое место, посопел и сделал вывод:
– Вы лучше, чем я, – тяжело вздохнув, добавил: – Я плохой.
Субудей хрюкнул в стенку и сонно промычал:
– Змея с ушами.
– Сам... лошак безрогий, – протяжно ответил Тохучар.
Субудей затих на мгновение, затем довольно хихикнул и начал посапывать, засыпая.
Чиркудай задул светильник и закрыл глаза. Ему было хорошо с друзьями.
Глава восемнадцатая. Армия
Переезд с одного места на другое большого количества людей можно сравнить с пожаром, потопом и землетрясением – одновременно. Для трех полков – Чиркудая, Субудея и Тохучара, – численностью в пять с половиной тысяч воинов, потребовалось снять и поставить шесть тысяч юрт. И хотя многие молодые воины жили по несколько человек в гере, юрт было больше, чем семей.
Крыша над головой нужна была для швей, для хозяек, готовивших еду всем нукерам, для мастеровых, умевших работать с железом, подковывать коней и лечить их. Юрты нужны были и для мастеров изготавливающих различное оружие: луки, стрелы, пики, арканы. Кроме этого с ними переехало много умельцев катавших войлок и делавших обрешетки для юрт, а также столяры, мастерившие повозки, и еще необходимо было учесть тех, кто сбивал кумыс и даже для специалистов по приготовлению молочной водки – архи.
Живя в общем курене, Чиркудай не задумывался подсобных службах для существования войска. Столкнувшись с этим, он немного растерялся. И если бы не проворство Субудея, и не хозяйственность Тохучара, то он бы, даже для своего полка, мало что сделал. Ещё всех выручал Газман, который внештатно ведал хозяйством полка. Казалось, что командир третьей сотни помнил всё, и знал где и что лежит.
Переезжали две недели.
Во время обустройства, Чиркудай с Субудеем неожиданно заметили, что Тохучар украдкой ставит для себя юрту в сторонке. Они не стали спрашивать друга, что тот задумал. Но на следующий день пронырливый Субудей, с грустной миной на лице сообщил Чиркудаю: